Я и обмакну сам, зачем вам трудиться. А вы уж чирк-чирк-с.
Царевич взял перо и, почти не сознавая, что делает, принялся писать под диктовку Толстого:
«Ежели б до того дошло, и цесарь бы Карл VI начал бы производить в дело, как мне обещал, вооружённой рукою доставить меня короны российской, то б я тогда, не жалея ничего, доступал наследства, а именно: ежели бы цесарь за то пожелал войск российских в помощь себе, против кого-нибудь своего неприятеля, если бы пожелал великой суммы денег, то б я все по воле учинил».
- Теперь всё-с, - душевно пожал Толстой руку узнику - И кнутик не нужен-с…
Верховный суд был составлен из ста двадцати семи человек. В приговоре перечислялись «многие преступления» царевича, но во главу их была поставлена самая страшная вина: «намерен был овладеть престолом через бунтовщиков, через чужеземную цесарскую помощь и иноземные войска, с разорением всего государства, при животе государя, отца своего»
Это дало право присудить Алексея к смертной казни.
Приговорённому «для поддержания духа» решено было отпускать ежедневно по кубку вина. Алексей выпивал кубок и тотчас же забывался в мучительном полубреду.
Так, в густом тумане, проходили его нерадостные последние дни. Только раз, когда караульный офицер, принёсший вино, шепнул, что царица Евдокия Фёдоровна заточена в Старо-Ладожский монастырь, а тётка Алексея, царевна Марья, бывшая любимица Софьи, отправлена в Шлиссельбургскую крепость, - в кубок упала слеза.
Каждый день открывалась и дверь, ведущая к Марье Даниловне. Толстой останавливался на пороге, вежливо снимал шляпу и шаркал ножкой Из-за спины Петра Андреевича, обвешанный щипцами буравами, иглами, колбочками с едкой жидкостью, железными ёжиками, крюками и тисками, выглядывал равнодушный ко всему на свете кат.
- Как изволили почивать-с? - улыбался Пётр Андреевич, - Иван Михайлович кланялись вам. Передать просили, что за каменья драгоценные, кои вы уворовать изволили у царицы, до сего дни признательность к вам питают-с.
Вслед за этим начинались истязания.
Гамильтон понемногу всё рассказала о своей жизни при дворе. Лишь в одном она оставалась крепка:
- Не убивала ребёнка! Он мёртвенький родился!
Но дыба вскоре сломила её.
Царь приказал заковать фрейлину в цепи и кормить раз в два дня.
Двадцать шестого июня 1718 года к Алексею пришли Толстой, Бутурлин и Румянцев, чтобы объявить ему о последнем его дне.
Царевич спал.
- Не лучше ли предать его смерти сонного, дабы не мучить? - тихо спросил Румянцев.
- Сонного? - возмутился Пётр Андреевич. - Без молитвы принять кончину? - И тут же разбудил узника: - Восстаньте, Алексей Петрович! Пора!
Царевич поднялся, испуганно уставился на вошедших:
- Куда пора? Зачем вы пришли?
- Мужайтесь, Алексей Петрович. Ваш час наступил.
Всё существо приговорённого налилось вдруг безумием.
- Вон отселева! Вон!
- Не гневайтесь, - взял его за руку Толстой. - Пока живы, беречь себя надо, чтобы о Боге подумать. Ежели помолитесь, я за сие доброе дело весточкой вас доброй порадую. А весточка добрая. Батюшка простил вас…
- Про… стил?
- Да-с… Простил все прегрешения и всегда будет молиться о душеньке вашей.
- Господи! - ошалел узник от счастья. - Век буду теперь имя батюшки славословить! Пётр Андреевич! Родименькие мои! Да я те…
- Простил, Алексей Петрович, - продолжал Толстой, - яко отец. Но яко монарх измен ваших и клятв нарушения… простить не может.
Он мигнул Румянцеву и поставил царевича на колени:
- Молитесь: «Господи, в руки твои передаю дух мой…»
- Спа-си-те! - задыхаясь, вскрикнул узник. - Спа…
Через час над Санкт-Питербурхом поплыл погребальный перезвон. На стенах запестрели плакаты:
«Сего дни, двадцать шестого июния 1718 года, пополудни в шестом часу, будучи под караулом в Трубецком раскате, в гарнизоне, царевич Алексей Петрович преставился».
Ночью выпустили Евфросинью и принялись за других приговорённых.
В увековечение памяти о суде над сыном и в знак «блестящей виктории» над врагами Пётр повелел выбить медаль.
На одной стороне её красовался портрет государя, на другой - корона, лежащая на высокой горе у облаков; её освещало солнце; и надпись: «Величество твоё везде ясно. 1718 г . 20 декабря»
Глава 20
НЕ ХОЧУ БЫТЬ НИ САУЛОМ, НИ АХАВОМ
Начатые было переговоры о мире прервались. Подбиваемые Англией, Австрией и Пруссией, шведы резко отказались идти на уступки.
- То все Англия колобродит! - злобно догадывался царь. - Спит и видит нас побеждённых, чтобы Архангельск сглотнуть. Ан подавится! Мы им покажем, кто мы такие есть…
Всю надежду Пётр возлагал на регулярное войско. На его содержание он не щадил никаких денег. Но беда была в том, что денег в казне почти не оставалось.
Государь только и занимался тем, что измышлял новые способы для пополнения оскудевшей казны. Верным помощником его в этом деле был Павел Иванович Ягужинский, носивший уже звание генерал-прокурора, или, как говорил Пётр, «царёва ока».
Как-то Ягужинский явился к Петру необычайно возбуждённый.
- Я, Пётр Алексеевич, только что сказки сличал с докладами фискалов.
- И что же?
- Не страшась говорю: есть ещё казна у нас, государь! Я такую конфузию губернаторам готовлю, что по углам разбегутся.
Выслушав любимца и одобрив его затею, Пётр уехал с ним в Сенат. Сидение длилось до позднего вечера, а ночью государь и генерал-прокурор составили подробное руководство для ревизоров.
Через три дня во все губернии были отправлены генералы с большими отрядами штаб- и обер-офицеров. Ягужинский оказался прав: в шести только губерниях ревизорами было обнаружено 1 123 065 утаённых душ.
Царь отдал приказ:
«За военным переписчиком надлежит следовать палачу с кнутом и виселицей, дабы казнь ворам могла быть учинена немедленно».
- Не крепко ли будет? - призадумался Ягужинский.
- Ничего. Погодя Россия спасибо скажет… так, Пётр Андреевич? - повернулся государь к углублённому в бумаги Толстому.
- Не погодя, а и ныне уже имя ваше славословят, мой император.
- Ого! Он меня из суврена в императоры пожаловал…
- С той поры-с, как веленьем вашим нахожусь в действительных тайных советниках и президентах коммерц-коллегии, а к тому же ещё удостоен Андреевским кавалером, - вы в моих глазах император-с.
- А ежели я тебя ещё одним титулом пожалую? - лукаво подмигнул царь, знавший, что дипломат спит и видит себя графом.
- Великим нареку-с… Как всем подданным вашим любезно.
- Ну хоть бы раз в карман за словом полез! - рассмеялся Пётр.
- Всему своё место-с. Слово - в голове, в карманах - кошель да часы… Тьфу ты! - вскрикнул вдруг Толстой, выхватывая часы. - Заболтался. На допрос надо, а я…
Вместе с ним исчез и Ягужинский. В терем вошла Екатерина.
- Сердитый или добрый?
- Могу и осерчать, коли хочешь… А?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248
Царевич взял перо и, почти не сознавая, что делает, принялся писать под диктовку Толстого:
«Ежели б до того дошло, и цесарь бы Карл VI начал бы производить в дело, как мне обещал, вооружённой рукою доставить меня короны российской, то б я тогда, не жалея ничего, доступал наследства, а именно: ежели бы цесарь за то пожелал войск российских в помощь себе, против кого-нибудь своего неприятеля, если бы пожелал великой суммы денег, то б я все по воле учинил».
- Теперь всё-с, - душевно пожал Толстой руку узнику - И кнутик не нужен-с…
Верховный суд был составлен из ста двадцати семи человек. В приговоре перечислялись «многие преступления» царевича, но во главу их была поставлена самая страшная вина: «намерен был овладеть престолом через бунтовщиков, через чужеземную цесарскую помощь и иноземные войска, с разорением всего государства, при животе государя, отца своего»
Это дало право присудить Алексея к смертной казни.
Приговорённому «для поддержания духа» решено было отпускать ежедневно по кубку вина. Алексей выпивал кубок и тотчас же забывался в мучительном полубреду.
Так, в густом тумане, проходили его нерадостные последние дни. Только раз, когда караульный офицер, принёсший вино, шепнул, что царица Евдокия Фёдоровна заточена в Старо-Ладожский монастырь, а тётка Алексея, царевна Марья, бывшая любимица Софьи, отправлена в Шлиссельбургскую крепость, - в кубок упала слеза.
Каждый день открывалась и дверь, ведущая к Марье Даниловне. Толстой останавливался на пороге, вежливо снимал шляпу и шаркал ножкой Из-за спины Петра Андреевича, обвешанный щипцами буравами, иглами, колбочками с едкой жидкостью, железными ёжиками, крюками и тисками, выглядывал равнодушный ко всему на свете кат.
- Как изволили почивать-с? - улыбался Пётр Андреевич, - Иван Михайлович кланялись вам. Передать просили, что за каменья драгоценные, кои вы уворовать изволили у царицы, до сего дни признательность к вам питают-с.
Вслед за этим начинались истязания.
Гамильтон понемногу всё рассказала о своей жизни при дворе. Лишь в одном она оставалась крепка:
- Не убивала ребёнка! Он мёртвенький родился!
Но дыба вскоре сломила её.
Царь приказал заковать фрейлину в цепи и кормить раз в два дня.
Двадцать шестого июня 1718 года к Алексею пришли Толстой, Бутурлин и Румянцев, чтобы объявить ему о последнем его дне.
Царевич спал.
- Не лучше ли предать его смерти сонного, дабы не мучить? - тихо спросил Румянцев.
- Сонного? - возмутился Пётр Андреевич. - Без молитвы принять кончину? - И тут же разбудил узника: - Восстаньте, Алексей Петрович! Пора!
Царевич поднялся, испуганно уставился на вошедших:
- Куда пора? Зачем вы пришли?
- Мужайтесь, Алексей Петрович. Ваш час наступил.
Всё существо приговорённого налилось вдруг безумием.
- Вон отселева! Вон!
- Не гневайтесь, - взял его за руку Толстой. - Пока живы, беречь себя надо, чтобы о Боге подумать. Ежели помолитесь, я за сие доброе дело весточкой вас доброй порадую. А весточка добрая. Батюшка простил вас…
- Про… стил?
- Да-с… Простил все прегрешения и всегда будет молиться о душеньке вашей.
- Господи! - ошалел узник от счастья. - Век буду теперь имя батюшки славословить! Пётр Андреевич! Родименькие мои! Да я те…
- Простил, Алексей Петрович, - продолжал Толстой, - яко отец. Но яко монарх измен ваших и клятв нарушения… простить не может.
Он мигнул Румянцеву и поставил царевича на колени:
- Молитесь: «Господи, в руки твои передаю дух мой…»
- Спа-си-те! - задыхаясь, вскрикнул узник. - Спа…
Через час над Санкт-Питербурхом поплыл погребальный перезвон. На стенах запестрели плакаты:
«Сего дни, двадцать шестого июния 1718 года, пополудни в шестом часу, будучи под караулом в Трубецком раскате, в гарнизоне, царевич Алексей Петрович преставился».
Ночью выпустили Евфросинью и принялись за других приговорённых.
В увековечение памяти о суде над сыном и в знак «блестящей виктории» над врагами Пётр повелел выбить медаль.
На одной стороне её красовался портрет государя, на другой - корона, лежащая на высокой горе у облаков; её освещало солнце; и надпись: «Величество твоё везде ясно. 1718 г . 20 декабря»
Глава 20
НЕ ХОЧУ БЫТЬ НИ САУЛОМ, НИ АХАВОМ
Начатые было переговоры о мире прервались. Подбиваемые Англией, Австрией и Пруссией, шведы резко отказались идти на уступки.
- То все Англия колобродит! - злобно догадывался царь. - Спит и видит нас побеждённых, чтобы Архангельск сглотнуть. Ан подавится! Мы им покажем, кто мы такие есть…
Всю надежду Пётр возлагал на регулярное войско. На его содержание он не щадил никаких денег. Но беда была в том, что денег в казне почти не оставалось.
Государь только и занимался тем, что измышлял новые способы для пополнения оскудевшей казны. Верным помощником его в этом деле был Павел Иванович Ягужинский, носивший уже звание генерал-прокурора, или, как говорил Пётр, «царёва ока».
Как-то Ягужинский явился к Петру необычайно возбуждённый.
- Я, Пётр Алексеевич, только что сказки сличал с докладами фискалов.
- И что же?
- Не страшась говорю: есть ещё казна у нас, государь! Я такую конфузию губернаторам готовлю, что по углам разбегутся.
Выслушав любимца и одобрив его затею, Пётр уехал с ним в Сенат. Сидение длилось до позднего вечера, а ночью государь и генерал-прокурор составили подробное руководство для ревизоров.
Через три дня во все губернии были отправлены генералы с большими отрядами штаб- и обер-офицеров. Ягужинский оказался прав: в шести только губерниях ревизорами было обнаружено 1 123 065 утаённых душ.
Царь отдал приказ:
«За военным переписчиком надлежит следовать палачу с кнутом и виселицей, дабы казнь ворам могла быть учинена немедленно».
- Не крепко ли будет? - призадумался Ягужинский.
- Ничего. Погодя Россия спасибо скажет… так, Пётр Андреевич? - повернулся государь к углублённому в бумаги Толстому.
- Не погодя, а и ныне уже имя ваше славословят, мой император.
- Ого! Он меня из суврена в императоры пожаловал…
- С той поры-с, как веленьем вашим нахожусь в действительных тайных советниках и президентах коммерц-коллегии, а к тому же ещё удостоен Андреевским кавалером, - вы в моих глазах император-с.
- А ежели я тебя ещё одним титулом пожалую? - лукаво подмигнул царь, знавший, что дипломат спит и видит себя графом.
- Великим нареку-с… Как всем подданным вашим любезно.
- Ну хоть бы раз в карман за словом полез! - рассмеялся Пётр.
- Всему своё место-с. Слово - в голове, в карманах - кошель да часы… Тьфу ты! - вскрикнул вдруг Толстой, выхватывая часы. - Заболтался. На допрос надо, а я…
Вместе с ним исчез и Ягужинский. В терем вошла Екатерина.
- Сердитый или добрый?
- Могу и осерчать, коли хочешь… А?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248