- Ей-Богу, государыня, великого ума дело сказывает князь! - прижал он руки к груди.
Голицын повернулся спиной к дьяку и презрительно сморщил лоб.
- А одолеют турки Польшу, - продолжал он уже смелее, - могут тогда рати турецкие появиться у самых стен Киева. Одолеют же поляки, глядишь, перевес на Украине будет за Польшей. Вот тут и гадай!
Он умолк и, приложившись к руке царевны, скромненько уселся подле окна.
- А дале что? - засипел внимательно вслушивавшийся в слова Голицына Иван Михайлович. И сам же ответил: - Разумею я из твоих же глаголов, что куда ни кинь, а без брани не обойтись.
- Не обойтись! - подтвердил с глубоким вздохом князь. - А и без Киева нам також не обойтись.
И на этот раз, как и раньше, сидение кончилось ничем.
- Положимся на Господа, - перекрестилась царевна и, отпустив ближних, пошла в светлицу Марфы послушать черкас.
Софья любила украинские сказы и напевы, жаловала певчих щедрыми милостями и постоянно держала их при дворе.
В светлице Марфы собрались все царевны. Густо набелённые, благоухающие, они уселись с ногами на диван и жеманно переговаривались с регентом хора Нездоймыногой.
При появлении Софьи регент свалился с лавки и распластался ниц.
«А и велик казак», - не без удовольствия оглядывая сажённую фигуру украинца, подумала царевна.
Вечерело. Цветное стрельчатое окно мягко паутинилось сумерками. Издалека, от терема Прасковьи Фёдоровны, точно неутешный плач, доносились звуки молитвы. В сенях, под тяжёлым шагом дозорных, тоскливо печаловались на старость изъеденные временем половицы.
Взгрустнувшая Софья положила руку на плечо регента.
- Порассказал бы ты нам что-нибудь про Малую Русь.
Свернувшись у ног женщин, черкас потёр пальцем висок:
- Что ж бы такое порассказать, чтоб по мысли было тебе, государыня? - И вдруг оживился: - Покажи милость, послушай.
Софья кивнула утвердительно и удобней уселась.
Нездоймынога откашлялся, прочистил нос и начал густою октавою:
- А было так: тому годов с двадцать, при дворе Яна-Казимира служил молодой казак из Белоцерковского повета. А пестовали того казака иезуиты. Пригожий был казак, да и ловкий. Любил его за то сам польский круль. И быть бы молодцу в славе и чести, коли б не грех один.
Он застенчиво закрыл руками лицо.
- Не разгневаешься, государыня, от слова вольного?
Царевны, в начале рассказа недовольно фыркавшие, притихли.
- Сказывай! - нетерпеливо приказала Марфа.
- Воля ваша, - послушно продолжал регент. - Так вот. Во всём, значит, была у вельмож вера к тому казаку, лишь к жёнкам своим и за версту не подпускали его. Да! Блудлив был парубок, охоч до шашней, как кот до сметаны, або запорожец до тютюна и горилки…
Марфа спустила ноги на пол и так согнулась, что почти касалась лбом головы регента. Евдокия, Екатерина и Мария теснее прижались друг к другу и затаили дыханье. Софья плотно укуталась в шёлковую шаль и зябко поёживалась, хотя в светлице было жарко и душно, как в бане.
- …Да не таков был казак, - взмахнул Нездоймынога увлечённо руками, - чтоб не унюхать, где что плохо лежит. Скорее застанется без головы, а уж что надумал, того добьётся. Ну, и жил молодец, пил-гулял красно и шкодил на полное здоровье своё.
Нездоймынога вдруг горестно покачал головой.
- А не зря, ей-ей, не зря болтают люди, что сколь петух ни шкодь, а быть ему в котелке, рядом с курой, безголосу да мокру.
Голос его зазвучал сочувствием.
- Шкодил, шкодил, да и дошкодился. Так-то. Жил по соседству с тем казаком помещик пан Фалибовский. А жену имел, ну, прямо сказать… - он приподнялся, пристально поглядел на Софью, - ну, прямо сказать, ещё бы ей херувимский твой норов да очи ясные твои, государыня… а либо ваши, царевны преславные, - торопливо прибавил он, заметив, что царевны обиженно надулись, - и быть бы ей первой во всём свете кралей. А по такой пригоде не диво, что заприметил панну тот шкодливый казак. Дни и ночи не спит, от всякого дела отбился. Долго ли, коротко ли, а только и панночка не деревянная: пожалела парубка. И таково уж миловались голубки - небу радостно было. И коли б не прежний её полюбовник, всё было бы байдуже: ловко так все пообставили, что сто лет пан не прознал бы про ту измену. Почуял полюбовник, поганый лях, что пообстыла к нему коханочка, и поставил дозоры за ней…
- Поймал? - в один голос крикнули взволнованные царевны.
- Эге ж! - тяжело поднялся на локтях регент и сел. - Прознал бисов сын, где милуются голубки, да и пошёл к Фалибовскому доносить…
- Подслух треклятый! - зло топнула ногой Екатерина.
- Пожаловал бы ужо к нам на Москву, - подхватила с угрозой Марфа, - проведал бы он на дыбе, как языком чесать! Иуда!
Софья резко остановила сестёр и вся обратилась в слух.
- …Как прознал про лихо своё Фалибовский, - сгорбился черкас, - так на другой же день и подстерёг с хлопами своими беднягу…
- Ну, и…
- Ну и стащил молодца с коняки, раздел догола. «Здрав ли ты, казак удалой?» А парубок, известно, кровь горячая, не стерпел издёвы, замахнулся на пана. «Так ты вот как, варнак! - взбеленился пан Фалибовский. - Вяжите его к коняке!» И привязали казака ничком к жеребцу, обратив ликом к хвосту, к самому что ни на есть краю, скрутили руки и ноги под брюхом так, что не можно стало молодцу ни вздохнуть, ни охнуть. «А теперь лети!» - стегнул пан коняку нагайкою и выстрелил. Ну, известно, злякался конь, понёс - да прямо в лес. Утром нашли издохшего жеребца под самым домом казака. А на казаке и места живого нет - всего сучьями поизодрало.
Нездоймынога замолчал. В светлице воцарилась напряжённая тишина. Софья, переваливаясь, подошла к иконе, вздула огонёк, но, раздумав, погасила его и уселась в кресло.
- Но-очь… - баском протянула она.
- Ночь, - тоскливым эхом отозвались царевны.
Черкас привстал на колено.
- Досказывать, а либо умаял я вас, преславные?
- Нешто не всё? - оживилась правительница. - А не всё - сказывай до остатнего.
- Не все ещё, хоть любви тут конец. А только, как очухался казак, не стерпел сорому великого, тайным чином убёг из Варшавы и словно бы в воду канул…
- Пропал?! - всплеснула руками Марфа.
- Ну, не на того напали! - гордо тряхнул головою регент. - Не бывало ещё такого, чтобы вольный казак сгинул из-за басурманской спидницы! - И подмигнул в темноту. - Годов через двенадцать объявилась пропажа на Заднепровской Украине, под знамёнами ворога ляхов и Москвы, гетмана чигиринского, пана Дорошенки. Учуял Дорошенко, что спослал ему Бог великой хитрости казака, примолвил его да и послал с важным делом в Крым.
- Вот то с головою гетман! - облизнулась правительница. - Вот бы нам такого на службу в Посольский приказ.
- С головой, да не дюже, - поправил черкас. - Серко, кошевой атаман, захватил казака в полон да и отправил его к нашему гетману, к пану Самойловичу. Померекал наш гетман, подумал, покалякал с казаком, - видит, человек он великого ума и сноровки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248