— Это правда, однако я люблю его таким. Каждое утро он сам ходит на рынок и приносит все, что я люблю, он нежно будит меня и бросает на мою постель все, что он купил. Кроме того, если бедняга и рассердится немножко, то тотчас же и раскаивается.
— Это превосходная натура!
— Ничего более того, что я вам говорю. Он мне ни к чему я нуждаюсь в человеке пылком, талантливом молодом, сильном, который не покидал бы меня ни на минуту.
— Сеньора, пойдемте немного быстрее, уже близко до вашего дома! — сказал Мигель, видя, что его дама все более и более замедляла свои шаги.
— Да, идемте ко мне, я прочту вам кое-что из своих мемуаров!
— Извините меня сеньора, но…
— Нет, у вас нет никакой причины отказываться!
— Но очень поздно, сеньора!
— Нет, нет! Ривера еще не вернулся!
— Извините меня, Мерседитас, но это невозможно!
— Да, да, вы зайдете!
В этот момент они подошли к дверям дома.
— В другой раз.
— Нет, сейчас!
— Меня ждут!
— На свидание?
— Нет, сеньора!
— Не женщина?
— Нет, сеньора!
— Поклянитесь мне в этом!
— Даю вам слово!
— Тогда войдите!
— Не могу, повторяю вам, сеньора, не могу!
— Неблагодарный!
Дон Мигель неистово заколотил молотком, чтобы скорее пришел кто-нибудь избавить его от той опасности, в которой он находился.
— Но неужели вы в самом деле не зайдете? Вы презираете мои мемуары?
— В другой раз, сеньора!
— Хорошо, но пусть это будет завтра!
— Постараюсь.
— Ну, у нас есть еще утка, которую Ривера оставил к ужину, зайдите поужинать ко мне!
— Сеньора, я никогда не ужинаю!
— Тогда до завтра!
— Если будет возможно!
— Хорошо, я приготовлю к чтению наиболее интересные главы моих мемуаров!
— Спокойной ночи, Мерседитас!
— До завтра! — отвечала она.
Дон Мигель быстро пошел, почти побежал, как только закрылась дверь за сестрой его превосходительства Ресторадора, восстановителя законов, женщиной еще очень свежей, хорошо сложенной, с алебастровой белизной лица, но одаренной в высшей степени романтическим характером, — употребляя это выражение для того, чтобы определить нечто из ряда вон выходящее.
В то время, как наш герой, смеясь, как сумасшедший, бежит по дороге к своему дому, мы ненадолго вернемся в прошлое, чтобы рассказать некоторые факты, необходимые для понимания этой истории.
ГЛАВА XI. Как с падре Гаэте был кошмар и кто за этим последовало
В тот роковой для дона Кандидо Родригеса день, когда не удалась его отчаянная попытка ловко эмигрировать, в тот момент, когда он приближался к дому дона Мигеля, орошая мостовую водой, струившейся из его сапог и с панталон, его бывший ученик провожал до дверей на улицу президента Народного общества Ресторадора, явившегося к нему с просьбой о помощи в составлении адреса, который члены общества хотели послать знаменитому Ресторадору законов, вновь во время страшного кризиса, вызванного нечестивыми изменниками — унитариями, предлагая ему свою жизнь, честь и репутацию.
Проект адреса, который был только что предложен ему доном Мигелем, был полон такого федерального жара и красноречия, что совершенно ошеломил холерического брата Хенаро, раздававшего удары палкой мальчишкам, хотевшим почтить его уважительным именем Соломон. Адрес нужно было отдать ему на следующий день.
Президент Соломон сердечно простился со своим молодым другом, уверяя его в своей глубокой преданности, а вслед затем появился почтенный частный секретарь его превосходительства временного губернатора.
— Мигель! — вскричал дон Кандидо, хватая своего бывшего ученика за руку.
— Войдем же, мой дорогой учитель!
— Нет, выйдем, — возразил тот, стараясь удержать Мигеля под навесом.
Но молодой человек, слегка взяв его за руку, тихонько втолкнул в гостиную.
— Мигель!
— Знаете ли вы, сеньор, что звук вашего голоса и ваш взгляд пугают меня?
— Мигель, мы погибли!
— Пока еще нет!
— Но мы погибнем!
— Это возможно!
— Но чем ты вызвал то несчастное, бедственное, враждебное нам стечение обстоятельств, которые давят нас?
— Кто знает!
— Знаешь ли ты, что происходит?
— Нет!
— Твоя совесть не подсказывает тебе этого?
— Нет!
— Мигель!
— Сеньор, сегодня я в хорошем настроении, а вы, кажется, хотите, его испортить?
— В хорошем настроении! Кровавый клюв черной Парки занесен над моей и твоей головами — вот что хуже всего!
— Это не может испортить моего настроения, чего нельзя сказать о вашей манере излагать мысли: вместо того чтобы просто и ясно сказать мне о том, что происходит, вы тратите по меньшей мере полчаса на разглагольствования, не правда ли?
— Нет, слушай!
— Слушаю!
— Я буду быстр, порывист, стремителен в своей речи!
— Начинайте!
— Ты знаешь, что я частный секретарь министра, а теперь временного губернатора?
— Ну-с, хорошо!
— Я хожу туда каждое утро и переписываю то, что надо, прилагая большой труд, так как ты должен знать, что хороший почерк принадлежит только юности или, правильнее, людям лет тридцати, до этих лет пульс слишком беспокоен, а после слабеет зрение и пальцы делаются малоподвижными! Все это, по мнению некоторых, зависит от большей или меньшей скорости циркуляции крови, хотя, по моему мнению…
— Санта-Барбара! Не хотите ли вы прочесть мне целую лекцию?
— Я начну с самого начала!
— Хорошо.
— Я опишу…
— Еще лучше!
— Итак, сегодня утром…
И дон Кандидо пересказал дону Мигелю то, что произошло в кабинете министра, в монастыре и на берегу реки, употребив для этого добрых полчаса, более двухсот прилагательных и невообразимое число эпитетов.
Дон Мигель слушал, размышлял и составил себе план предстоящих ему действий с той быстротой соображения и расчета, какую мы знаем у него.
— Итак, рассказ о лунатизме немножко встревожил его? — спросил он у дона Кандидо.
— Страшно, сначала он был поражен, глядел нерешительно, растерянно, затем рассердился и…
— И смотрел попеременно на дона Фелипе и на вас?
— У него тогда был вид помешанного!
— Он боялся! Он зол и невежествен и, следовательно, легко поддается суеверию! — пробормотал про себя дон Мигель.
Что ты говоришь сквозь зубы, Мигель?
— Ничего, я — лунатик!
— Не правда ли, это ужасная вещь?
— Донья Марселина сказала вам, что падре Гаэте обедал у нее?
— Да!
— В котором часу?
— В три с половиной или в четыре часа!
— Теперь пять с четвертью! — сказал Мигель, смотря на свои часы.
— Он обедал вместе с племянницами доньи Марселины.
— Следовательно, он много пил! — проговорил про себя Мигель.
— Что ты говоришь? Ты что-то хочешь делать?
— Выйти из дому и поспешить! — отвечал Мигель, проходя в свою комнату, где он взял свои плащ и пистолеты.
Возвратившись в гостиную, он обратился к дону Кандидо:
— Идем, сеньор!
— Куда это?
— Туда, где мы можем освободиться от преследования кура Гаэте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65