я буду его ждать между четырьмя и пятью.
— Хорошо.
— Не теряйте времени, донья Марселина.
— Я полечу на крыльях судьбы.
— Нет, идите обыкновенным шагом, и ничего больше, теперь не следует обращать на себя внимание как слишком быстрой ходьбой, так и слишком медленной.
— Я поспешу за смелым полетом ваших мыслей.
— Тогда прощайте, донья Марселина.
— Пусть боги будут с вами, сеньор.
— Кстати, как поживает Гаэте?
— Судьба спасла его.
— Он встает с постели?
— Нет еще.
— Тем лучше для моего друга дона Кандидо, итак прощайте, донья Марселина!
Донья Марселина пошла к выходу через гостиную, а дон Мигель прошел в другую комнату, держа в руке только что полученное им письмо.
Дон Кандидо ходил взад и вперед по гостиной; когда в ней появилась донья Марселина, он повернулся к ней спиной и начал любоваться портретом отца дона Мигеля.
Донья Марселина, подойдя к нему и положив свою руку на его плечо, сказала ему мрачным голосом:
— Умеешь ли ты страдать?
— Нет, сеньора, и не хочу уметь.
— Гаэте жив! — продолжала она еще более мрачно. Звук трубы архангела в день страшного суда не произвел бы на бедного профессора такого страшного действия, как эти два слова.
— Он поручил мне кланяться вам! — прибавила она, не снимая руки с плеча своей жертвы.
— Сеньора, вы заключили союз с дьяволом, чтобы погубить мою душу, — оставьте меня, оставьте меня, ради Бога!
— Он вас ищет.
— Но я не ищу ни его, ни вас!
— Он ревнив, как тигр!
— Пусть он сдохнет!
— Вы похитили у него сердце Хертрудис.
— Я?
— Вы!
— Сеньора, вы опасная сумасшедшая, оставьте меня в покое.
— Вы умрете от кинжала Брута.
— Если вы не уйдете, я позову на помощь, чтобы вас прогнали.
— Он прольет своим железом кровь вашего гордого сердца.
— Санта-Барбара! Мигель!
— Молчите!
— Вы — шпионка, теперь я это понимаю! Мигель!
— Молчите! Не зовите Мигеля!
— Я вас свяжу колодезной веревкой. Мигель!
— Молчите!
— Я не хочу молчать, я не буду молчать, вы шпионка!
Дон Мигель вошел в гостиную, привлеченный беспорядочными криками дона Кандидо и, сообразив что происходит, спросил с мрачным видом:
— Какую жертву обрекают на заклание?
— Это шпионка, Мигель! — вскричал дон Кандидо, указывая на донью Марселину. — Это шпионка!
— Угрызения совести из-за его преступления заставляют его безумствовать! — вскричала, улыбаясь, донья Марселина.
И, поклонившись дону Мигелю, она величественно вышла из гостиной, в то время как старый профессор старался убедить своего ученика в том, что она действительно шпионка кура Гаэте.
— Мы увидим это, мой друг, а теперь, — произнес молодой человек, — сделайте мне одолжение, не испускайте более этих страшных криков, по крайней мере в течение четверти часа. Хорошо?
С этими словами дон Мигель оставил его.
— Ничего страшного, — проговорил молодой человек, входя в свою спальню и обращаясь к доктору Парсевалю и к дону Луису, которые уже долгое время находились в этой комнате, — это была маленькая сцена между самыми комичными оригиналами, которых я знаю, и над которой я бы вдоволь посмеялся над ней при других обстоятельствах.
Дон Мигель вошел в свою спальню, держа в руке письмо, принесенное Дугласом, контрабандистом унитариев, он подал это письмо доктору Парсевалю со словами:
— Вот, что я только что получил из Монтевидео. Доктор быстро схватил письмо и начал читать его вслух:
Париж, 11 июля 1840 г.
Вице-адмирал де Макко назначен командующим экспедицией на Рио-де-Ла-Плата вместо вице-адмирала Бадена. Он отправится немедленно. Г-н де Макко принадлежит к одной из выдающихся фамилий Франции, он славно разрешил споры о Санто-Доминго и Картахене.
Он обладает замечательной храбростью. Лица, читавшие морскую историю Франции, вспомнят про его блестящий подвиг в битве с английским кораблем «Рвение». Во время страшной войны между Францией и Англией господин де Макко, тогда еще семнадцатилетний юноша, поступил в качестве аспиранта на французский бриг.
На бриге началась чума, сразившая всех офицеров, уцелел только аспирант де Макко. Молодой человек, ставший так неожиданно командиром судна, решил геройским подвигом оправдать выбор судьбы. Почти тотчас же произошла встреча с английским военным судном «Рвение».
После ожесточенной битвы неприятельский корабль, под командой старого бравого лейтенанта английского королевского флота был принужден спустить свой флаг.
Когда храбрый офицер был представлен своему победителю и узнал, что тот был всего лишь семнадцатилетним аспирантом, командовавшим вдобавок экипажем, среди которого свирепствовала чума, то его стыд был так велик, что через несколько дней он умер от огорчения.
Преданный вам и пр…
— Ну, все налаживается так, чтобы события шли быстрее и чтобы кризис скорее миновал, друзья мои! — произнес доктор, возвращая письмо молодому человеку.
— Да, но как он минует?
— Разве ты не слышал, Мигель, что отправляется экспедиция?
— Которая прибудет слишком поздно и в то же время содействует тому, что из Монтевидео генерала уговаривают не рисковать своей армией и дожидаться этой экспедиции, которая, может быть, и не придет или, если и придет, то заставит Росаса заключить договор с французами прежде, чем их силы прибудут в Рио-де-Жанейро.
— Но это будет бесчестно со стороны Франции! — вскричал дон Луис.
— В политике, мой дорогой Луис, поступки не оцениваются по личному разумению людей.
— Верно ли то, что генералу даются такие советы? — спросил доктор.
— Да, сеньор, члены аргентинской комиссии дают ему эти советы, потому что они доверяют только численному превосходству.
— О, если бы я был генералом Лавалем! — вскричал молодой человек.
— Если бы ты был генералом Лавалем, — возразил живо дон Мигель, — то ты давно бы сошел с ума.
— Отказ подполковника Пеньо высадиться с армией в Баррадеро вместо того, чтобы вести ее в Сан-Педро, привел к тому, что генерал потерял время и лошадей, которые ждали его в первом пункте. Кроме того, вот уже год скрытая вражда Риверы тормозит все его намерения. Вожди унитариев в своем ослеплении видят все в розовом свете. Каждый день сотни противоречивых писем приходят из Монтевидео к генералу и его офицерам: наступайте, отходите назад, идите вправо, поверните налево, — у унитариев нет десяти человек, имеющих одинаковое мнение. Генерал не решается, медлит: он опасается поступать вопреки мнению тех, многочисленность которых заставляет относиться к ним внимательно. Он наступает медленно, сегодня он расходует свои силы на преследование какого-нибудь каудильето — главаря маленькой банды, завтра — другого. Сегодня третье сентября, а он все еще находится в одном лье от Лухана. А в это время Росас отдыхает нравственно, его приверженцы оправились от своего ужаса и вновь возымели надежду на успех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
— Хорошо.
— Не теряйте времени, донья Марселина.
— Я полечу на крыльях судьбы.
— Нет, идите обыкновенным шагом, и ничего больше, теперь не следует обращать на себя внимание как слишком быстрой ходьбой, так и слишком медленной.
— Я поспешу за смелым полетом ваших мыслей.
— Тогда прощайте, донья Марселина.
— Пусть боги будут с вами, сеньор.
— Кстати, как поживает Гаэте?
— Судьба спасла его.
— Он встает с постели?
— Нет еще.
— Тем лучше для моего друга дона Кандидо, итак прощайте, донья Марселина!
Донья Марселина пошла к выходу через гостиную, а дон Мигель прошел в другую комнату, держа в руке только что полученное им письмо.
Дон Кандидо ходил взад и вперед по гостиной; когда в ней появилась донья Марселина, он повернулся к ней спиной и начал любоваться портретом отца дона Мигеля.
Донья Марселина, подойдя к нему и положив свою руку на его плечо, сказала ему мрачным голосом:
— Умеешь ли ты страдать?
— Нет, сеньора, и не хочу уметь.
— Гаэте жив! — продолжала она еще более мрачно. Звук трубы архангела в день страшного суда не произвел бы на бедного профессора такого страшного действия, как эти два слова.
— Он поручил мне кланяться вам! — прибавила она, не снимая руки с плеча своей жертвы.
— Сеньора, вы заключили союз с дьяволом, чтобы погубить мою душу, — оставьте меня, оставьте меня, ради Бога!
— Он вас ищет.
— Но я не ищу ни его, ни вас!
— Он ревнив, как тигр!
— Пусть он сдохнет!
— Вы похитили у него сердце Хертрудис.
— Я?
— Вы!
— Сеньора, вы опасная сумасшедшая, оставьте меня в покое.
— Вы умрете от кинжала Брута.
— Если вы не уйдете, я позову на помощь, чтобы вас прогнали.
— Он прольет своим железом кровь вашего гордого сердца.
— Санта-Барбара! Мигель!
— Молчите!
— Вы — шпионка, теперь я это понимаю! Мигель!
— Молчите! Не зовите Мигеля!
— Я вас свяжу колодезной веревкой. Мигель!
— Молчите!
— Я не хочу молчать, я не буду молчать, вы шпионка!
Дон Мигель вошел в гостиную, привлеченный беспорядочными криками дона Кандидо и, сообразив что происходит, спросил с мрачным видом:
— Какую жертву обрекают на заклание?
— Это шпионка, Мигель! — вскричал дон Кандидо, указывая на донью Марселину. — Это шпионка!
— Угрызения совести из-за его преступления заставляют его безумствовать! — вскричала, улыбаясь, донья Марселина.
И, поклонившись дону Мигелю, она величественно вышла из гостиной, в то время как старый профессор старался убедить своего ученика в том, что она действительно шпионка кура Гаэте.
— Мы увидим это, мой друг, а теперь, — произнес молодой человек, — сделайте мне одолжение, не испускайте более этих страшных криков, по крайней мере в течение четверти часа. Хорошо?
С этими словами дон Мигель оставил его.
— Ничего страшного, — проговорил молодой человек, входя в свою спальню и обращаясь к доктору Парсевалю и к дону Луису, которые уже долгое время находились в этой комнате, — это была маленькая сцена между самыми комичными оригиналами, которых я знаю, и над которой я бы вдоволь посмеялся над ней при других обстоятельствах.
Дон Мигель вошел в свою спальню, держа в руке письмо, принесенное Дугласом, контрабандистом унитариев, он подал это письмо доктору Парсевалю со словами:
— Вот, что я только что получил из Монтевидео. Доктор быстро схватил письмо и начал читать его вслух:
Париж, 11 июля 1840 г.
Вице-адмирал де Макко назначен командующим экспедицией на Рио-де-Ла-Плата вместо вице-адмирала Бадена. Он отправится немедленно. Г-н де Макко принадлежит к одной из выдающихся фамилий Франции, он славно разрешил споры о Санто-Доминго и Картахене.
Он обладает замечательной храбростью. Лица, читавшие морскую историю Франции, вспомнят про его блестящий подвиг в битве с английским кораблем «Рвение». Во время страшной войны между Францией и Англией господин де Макко, тогда еще семнадцатилетний юноша, поступил в качестве аспиранта на французский бриг.
На бриге началась чума, сразившая всех офицеров, уцелел только аспирант де Макко. Молодой человек, ставший так неожиданно командиром судна, решил геройским подвигом оправдать выбор судьбы. Почти тотчас же произошла встреча с английским военным судном «Рвение».
После ожесточенной битвы неприятельский корабль, под командой старого бравого лейтенанта английского королевского флота был принужден спустить свой флаг.
Когда храбрый офицер был представлен своему победителю и узнал, что тот был всего лишь семнадцатилетним аспирантом, командовавшим вдобавок экипажем, среди которого свирепствовала чума, то его стыд был так велик, что через несколько дней он умер от огорчения.
Преданный вам и пр…
— Ну, все налаживается так, чтобы события шли быстрее и чтобы кризис скорее миновал, друзья мои! — произнес доктор, возвращая письмо молодому человеку.
— Да, но как он минует?
— Разве ты не слышал, Мигель, что отправляется экспедиция?
— Которая прибудет слишком поздно и в то же время содействует тому, что из Монтевидео генерала уговаривают не рисковать своей армией и дожидаться этой экспедиции, которая, может быть, и не придет или, если и придет, то заставит Росаса заключить договор с французами прежде, чем их силы прибудут в Рио-де-Жанейро.
— Но это будет бесчестно со стороны Франции! — вскричал дон Луис.
— В политике, мой дорогой Луис, поступки не оцениваются по личному разумению людей.
— Верно ли то, что генералу даются такие советы? — спросил доктор.
— Да, сеньор, члены аргентинской комиссии дают ему эти советы, потому что они доверяют только численному превосходству.
— О, если бы я был генералом Лавалем! — вскричал молодой человек.
— Если бы ты был генералом Лавалем, — возразил живо дон Мигель, — то ты давно бы сошел с ума.
— Отказ подполковника Пеньо высадиться с армией в Баррадеро вместо того, чтобы вести ее в Сан-Педро, привел к тому, что генерал потерял время и лошадей, которые ждали его в первом пункте. Кроме того, вот уже год скрытая вражда Риверы тормозит все его намерения. Вожди унитариев в своем ослеплении видят все в розовом свете. Каждый день сотни противоречивых писем приходят из Монтевидео к генералу и его офицерам: наступайте, отходите назад, идите вправо, поверните налево, — у унитариев нет десяти человек, имеющих одинаковое мнение. Генерал не решается, медлит: он опасается поступать вопреки мнению тех, многочисленность которых заставляет относиться к ним внимательно. Он наступает медленно, сегодня он расходует свои силы на преследование какого-нибудь каудильето — главаря маленькой банды, завтра — другого. Сегодня третье сентября, а он все еще находится в одном лье от Лухана. А в это время Росас отдыхает нравственно, его приверженцы оправились от своего ужаса и вновь возымели надежду на успех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65