— Да, Мариньо! Что же, прочтем его вместе?
— Да, прочтем, прочтем!
Дон Мигель прочел следующее:
Сеньора!
Я сейчас узнал, что Вы замешаны в одно очень неприятное и даже до известной степени опасное для Вашего спокойствия дело. Власти получили из надежного источника сведение, что Вы в течение довольно продолжительного времени скрывали у себя врага правительства, преследуемого правосудием. Известно, что в настоящее время это лицо не находится более у Вас, но так как, вероятно, вам известно место, где скрылся беглец, то я имею основание предполагать, что Вы будете предметом самых серьезных выслеживаний со стороны полиции.
Находясь в таком затруднительном положении, Вы нуждаетесь в немедленной помощи друга, и так как, вследствие занимаемого мною положения, я имею постоянные сношения со многими весьма влиятельными лицами, то я и решаюсь предложить Вам свои услуги, будучи убежден, что с того дня, как Вы примете их, Вы будете находиться вне всякой опасности.
Для этого достаточно будет, если Вы, доверившись мне, соблаговолите сказать мне, в котором часу завтра Вы сделаете честь принять меня, чтобы вместе обсудить те меры, которых надо придерживаться при настоящих обстоятельствах, я обещаю Вам, что Ваше письмо, мой визит и те визиты, которые в будущем я буду иметь честь Вам делать, будут покрыты самой глубокой тайной…
— Довольно! Довольно! — вскричала донья Эрмоса, пытаясь овладеть письмом.
— Нет, подожди, там еще что-то написано. И он продолжал:
Давно уже Ваш утонченный ум понял без сомнения, что по причинам высшей важности, я тщетно искал случая, представившегося мне сегодня, предложить Вам свои услуги с величайшим почтением, преданностью и дружбой, с которыми кланяется преданный Вам
S . Q . B . S . P Николас Мариньо
— Вот и все! — сказал дон Мигель, смотря на свою кузину с самым комичным видом, какой только может принимать человеческая физиономия.
— Да, достаточно для того, чтобы назвать того человека несносным! — вскричала она.
— Пусть так, но так как каждое письмо требует ответа, то интересно знать, что ты ему ответишь?
— Что я ему отвечу? Дай мне письмо!
— Нет!
— Дай, я тебя прошу!
— Зачем?
— Чтобы отослать этому человеку клочки его отвратительного послания.
— Вот как!
— О Боже мой! — вскричала она, заливаясь слезами и закрыв лицо руками. — Быть так очерненной! Осмелиться просить меня писать ему и назначать тайные свидания!
Дон Мигель молча встал и прошел в смежный с гостиной кабинет. Через несколько минут он вернулся оттуда с бумагой в руке.
— Вот, что мы должны сделать. Послушай! — сказал он донье Эрмосе и стал читать принесенную им бумагу:
Сеньор!
Уполномоченный моей кузиной, сеньорой доньей Эрмосой Сайенс де Салаберри, ответить на Ваше письмо, я имею удовольствие сообщить Вам, что все ваши опасения относительно безопасности моей кузины не имеют основания: моя кузина чужда тому, что ей приписывают, и совершенно полагается на правосудие его превосходительства сеньора губернатора, которому я и буду иметь честь доложить завтра утром о том, что произошло этой ночью , ничего не скрывая от него в случае, если это неприятное дело затянется долее ожидаемого.
Имею честь и пр…
— Но это письмо…
— Это письмо помешает ему спать сегодня ночью: он будет бояться того, что завтра я расскажу обо всем Росасу, и то есть чтобы избежать этого, он с раннего утра постарается совсем замять это дело. Вот так наиболее ожесточенных наших врагов я заставляю быть нашими лучшими слугами.
— Хорошо, я понимаю; отошли твое письмо.
Дон Мигель запечатал письмо и приказал отдать его солдату, дожидавшемуся у дверей. Затем молодой человек, не раздеваясь, бросился на постель дона Луиса, а донья Эрмоса, оставшись одна, обратилась с горячей молитвой к небу о здоровье человека, которого она любила, и о свободе родины.
ГЛАВА III. Где можно читать о таких вещах, о которых не пишут
Несколько часов спустя после только что описанных нами событий, те есть утром восьмого августа, в доме диктатора сновала масса курьеров, прибывших из окрестностей города и беспрерывно следовавших один за другим. Ни один из этих курьеров не останавливался в канцелярии, генерал Корвалан приказывал сразу провожать их в кабинет Росаса.
Начальник штаба его превосходительства с девизом посреди живота, с эполетами, сползшими на спину и с маленькой шпагой, болтавшейся между ногами, ходил взад и вперед по большому двору дома, подобно лунатику, чуть не падая от усталости и бессонной ночи.
Лицо диктатора было мрачно: он читал донесения своих агентов, извещавших его о высадке Лаваля, о числе владельцев асиенд, вышедших навстречу генералу унитариев со своими лошадьми и слугами и т.п. Он отдавал распоряжения, которые необходимо исполнить как в главной своей квартире в Сантос-Луаресе, так и в городе. Но подозрительность — эта змея, постоянно грызущая сердца тиранов, — рождала в нем беспокойство, страх и была причиной неуверенности в его распоряжениях. Так, он отправил генералу Пачеко приказ направиться со своими войсками к югу, а полчаса спустя им был послан новый курьер с приказанием, противоположным первому.
Полковнику Масе он отдал приказ идти с батальоном на подкрепление Пачеко, а десять минут спустя он приказал тому же Масе быть готовым двинуться со всей артиллерией на Сантос-Луарес; назначения же второстепенных начальников он менял двадцать раз в течение двадцати секунд.
Все остальное шло таким же образом: тиран, очевидно, терял голову.
Несчастная его дочь, не спавшая всю ночь, время от времени появлялась в дверях кабинета, стараясь прочесть на лице своего отца какое-нибудь утешительное известие, которое вернуло бы ему, хотя бы отчасти, хорошее настроение.
Вигуа также несколько раз высовывал свою безобразную голову в дверь приемной, выходившей в коридор, но по сумрачным лицам секретарей шут его превосходительства догадывался, что сегодня шутить с его господином нельзя, поэтому он, беззаботно усевшись на полу коридора, ел зерна маиса, вылетавшие из ступки, в которой мулатка, кухарка диктатора толкла их для приготовления масаморры, блюда, которое имело свойство время от времени удовлетворять прожорливый аппетит ее господина.
Росас писал письмо, и каждый из секретарей был занят этим же делом, когда генерал Корвалан, войдя, доложил:
— Его превосходительству угодно принять сеньора Спринга?
— Да, пусть он войдет.
Вслед затем английский министр вошел в кабинет, отвешивая глубокие поклоны диктатору Буэнос-Айреса, который, не давая себе труда отвечать на них, сказал ему только:
— Пройдите сюда!
И он прошел из кабинета в свою спальню.
Росас сел на кровать, а посол в кресло слева от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65