А второй Медеи у нас нет. Слава Богу — два Ясона. И никого сия чаша... никто от нее не застрахован. Пронеси, Господи! Это что касается здоровья. Ну, а об драхмах я и не говорю. Заказать, чтоб из Москвы привезли «Геркулеса» коробку. Сегодня начал вторую, а прожиты всего лишь 23 дня. Осталось 20. На вторую половину пошло.
Лена:
— Мне как-то неудобно... Ну как я буду предлагать тебя? Я боюсь за твой имидж.
— А ты не бойся. Я работаю на унижение. Я стою и продаю свои книжки. И Есенин продавал, и другие...
Я продаю свой товар, мною произведенный. Мой имидж — вечность. У меня корона с головы не упадет. Я с ней родился, а не купил и не отобрал. Поняла, дура!! И вы все, говнюшки. Я пишу роман. Боюсь, кто-нибудь спи... и выдаст за свой с моих слов. И потянут меня на всякие разборки. Тоже, впрочем, неплохой сюжетец.
11 мая 1995 г. Четверг
Последняя заточка карандашей. «Настоящий писатель работает по 10 часов в сутки», — говорил Ю. Казаков. Я проработал 12. Ура!
Бравина ее фамилия, Ольга Бравина. Это я думаю о Русском доме. В разное время по разным мотивам оказались русские в этом доме. Меня не интересует сейчас их политическое прошлое, меня интересует, чтоб этот дом усилился бы русским влиянием. Каждый из нас или из детей наших может там оказаться. Прежде всего надо навести в доме порядок в документации. Чтобы все документы были точно переведены на русский язык. Чтобы в церкви Серафима Саровского служили священник из России и хранитель. Со временем он изучит русский язык. Какую-то конспекту я составляю для будущего письма послу. А был ли там посол наш? Русские здесь так разрозненны. Но в этом-то можно объединиться и отстоять уголок России для престарелых. Это замечательная великая традиция — богадельня, богоделание богоугодного дела.
12 мая 1995 г. Пятница
Счастлив тем, что заставил себя написать письмо российскому послу Николаенко Валерию Дмитриевичу по вопросу Русского дома и русского кладбища. И убежден, что письмо мое не пройдет мимо ушей посла, — кто-нибудь да услышит.
Оказывается, и у Любимова такое же расстройство желудка. Да что же это такое, ведь это, стало быть, с каждым может случиться! Когда же мне ждать на себя этакой напасти, не приведи Бог?
Жить надо уплотненно и не так долго. Пушкин, Высоцкий, Даль, Юра Богатырев... Даже смерть Эфроса в каком-то смысле «вовремя» — на каком-то несчастье с «Таганкой».
15 мая 1995 г. Пятница
Бродский не приезжает, и мое пребывание в Афинах обессмыслилось с точки зрения автографа.
27 мая 1995 г. Суббота
Слава Богу — я один. Я привык жить один. «Взрослые олени проводят свою жизнь в одиночестве».
И вот на фоне того, что я долго рассказывал... Смоктуновский мне доказывал: «В театре у вас есть гениальный артист — Трофимов Саша!» И. М. провожал его до дому после «Мастера». На этом фоне коллеги — действующие лица ему не дают играть Ясона, он практически отстранен от роли, он как бы не достоин представлять «Таганку» в этой роли, которая, как ему казалось, да и всем, — у него в кармане, сделана... Он своим темпераментом, своими показами, своей актерской смелостью проторил дорогу в роли и шефу, и Беляеву. В этом мое глубокое убеждение.
«И понимание того, что...» Мне всегда недоставало чего-то чуть-чуть до достижения в актерстве высочайшей планки, другого счета. В одной роли мне недоставало речевой техники, как у Филатова, для другой я, оказывается, был низкий, не такого роста, как, скажем, Филатов, для третьей — я был сутул, ну, в этом пункте мы не уступим друг другу, для четвертой — не доставало ума и блеска остроумия, как у Филатова, для пятой — достоинства и мужества, как у Филатова. Что же у меня тогда было и что осталось?! Что есть! Души вагон, шириною в разлившуюся весеннюю Обь-матушку.
Душа... а что это такое? Это ведь понятие мистическое, метафизическое. А дело актерское — оно конкретное. Данных у меня не хватало явно. И везде не хватало по чуть-чуть. Тут бы сантиметра три росточку, там бы чуть-чуть скорректировать челюсти, чтоб язык шевелился при другой скорости. Конечно — ноги. Не хватало силы и здоровья в ногах, а отсюда и во всем теле. Оно хорошо мне служит. Но на коня я не могу вскочить... Я многого из-за того боялся. Я много занимался танцем, но я был ограничен в возможностях и, слава Богу, не старался поднять себя за волосы, а то бы потерял, что имел. И все-таки у меня был дар, у меня было обаяние, у меня был голос, в котором прозвучивался и рост (я вырастал), и блеск, и темперамент (это член разговаривал), да и ум, свой, не заемный. Нет, не завидовал я Филатову и никому на свете. Я просто сожалел иногда, что природа мне недодала по чуть-чуть для каждой роли, для высшей планки... И вот тут уместно вспомнить из молитвы Ассизского: «Господи! Дай мне силы не домогаться столь многого!»
«12 мая 1995 г. Афины, отель „Элизия“.
Уважаемый Валерий Дмитриевич!
Быть может, я ломлюсь в открытые двери или сажусь не в свои сани, но так случилось, что недавно побывал я с несколькими нашими артистами на чаепитии в Русском доме. Речь идет о богадельне, или доме престарелых. Там умирают наши старые русские люди. Я ходил по их комнатам и видел, и пел, и плакал, и они плакали. Пишу сумбурно, но мысль моя вот в чем состоит. Мне кажется, необходимо усилить влияние российской государственности в этом доме, где стоит церковь с мощами Серафима Саровского, на земле, выкупленной русскими людьми. Я знаю, что у Вас была по этому вопросу встреча с мэром и что-то он Вам обещал и по поводу дома, и по поводу кладбища. Я понимаю, что это дело чрезвычайно тонкое, деликатное, весьма запутанное, но отдавать или, Боже упаси, пренебрегать этим заведением богоугодным мы не имеем права — нам ни Бог, ни дети того не простят. Меня вот уж какую неделю не покидает одна простая мысль: пути Господни неисповедимы... И кто знает, не случится ли мне, народному артисту России, найти свой последний приют, пред тем как предстать перед Всевышним, в этом доме. У меня сын — священник. Что в ваших силах, многоуважаемый Валерий Дмитриевич, помогите сохранить за русскими эту землю, этот дом.
С уважением В. Золотухин.
P. S. Еще раз прошу извинения, я, естественно, многого не знаю, какие сложности и пр., и пр. И быть может, я зря беспокоюсь. Все-таки думаю, что надо через русскую православную церковь, через патриарха сделать так, чтобы службы в этом доме отправлял русский православный священник. Это никоим образом не связано с моим сыном, но ведь и великий патриарх Тихон долгое время служил на Аляске. Начал о здравии, кончил за упокой, что называется... Надеюсь на понимание.
Р. P. S. Нужно, чтоб современные русские бывали там чаще».
28 мая 1995 г. Воскресенье
Я отправляю свои миллионы на храм, и у меня совесть чиста, когда я предлагаю себя или свою книгу и беру за это деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Лена:
— Мне как-то неудобно... Ну как я буду предлагать тебя? Я боюсь за твой имидж.
— А ты не бойся. Я работаю на унижение. Я стою и продаю свои книжки. И Есенин продавал, и другие...
Я продаю свой товар, мною произведенный. Мой имидж — вечность. У меня корона с головы не упадет. Я с ней родился, а не купил и не отобрал. Поняла, дура!! И вы все, говнюшки. Я пишу роман. Боюсь, кто-нибудь спи... и выдаст за свой с моих слов. И потянут меня на всякие разборки. Тоже, впрочем, неплохой сюжетец.
11 мая 1995 г. Четверг
Последняя заточка карандашей. «Настоящий писатель работает по 10 часов в сутки», — говорил Ю. Казаков. Я проработал 12. Ура!
Бравина ее фамилия, Ольга Бравина. Это я думаю о Русском доме. В разное время по разным мотивам оказались русские в этом доме. Меня не интересует сейчас их политическое прошлое, меня интересует, чтоб этот дом усилился бы русским влиянием. Каждый из нас или из детей наших может там оказаться. Прежде всего надо навести в доме порядок в документации. Чтобы все документы были точно переведены на русский язык. Чтобы в церкви Серафима Саровского служили священник из России и хранитель. Со временем он изучит русский язык. Какую-то конспекту я составляю для будущего письма послу. А был ли там посол наш? Русские здесь так разрозненны. Но в этом-то можно объединиться и отстоять уголок России для престарелых. Это замечательная великая традиция — богадельня, богоделание богоугодного дела.
12 мая 1995 г. Пятница
Счастлив тем, что заставил себя написать письмо российскому послу Николаенко Валерию Дмитриевичу по вопросу Русского дома и русского кладбища. И убежден, что письмо мое не пройдет мимо ушей посла, — кто-нибудь да услышит.
Оказывается, и у Любимова такое же расстройство желудка. Да что же это такое, ведь это, стало быть, с каждым может случиться! Когда же мне ждать на себя этакой напасти, не приведи Бог?
Жить надо уплотненно и не так долго. Пушкин, Высоцкий, Даль, Юра Богатырев... Даже смерть Эфроса в каком-то смысле «вовремя» — на каком-то несчастье с «Таганкой».
15 мая 1995 г. Пятница
Бродский не приезжает, и мое пребывание в Афинах обессмыслилось с точки зрения автографа.
27 мая 1995 г. Суббота
Слава Богу — я один. Я привык жить один. «Взрослые олени проводят свою жизнь в одиночестве».
И вот на фоне того, что я долго рассказывал... Смоктуновский мне доказывал: «В театре у вас есть гениальный артист — Трофимов Саша!» И. М. провожал его до дому после «Мастера». На этом фоне коллеги — действующие лица ему не дают играть Ясона, он практически отстранен от роли, он как бы не достоин представлять «Таганку» в этой роли, которая, как ему казалось, да и всем, — у него в кармане, сделана... Он своим темпераментом, своими показами, своей актерской смелостью проторил дорогу в роли и шефу, и Беляеву. В этом мое глубокое убеждение.
«И понимание того, что...» Мне всегда недоставало чего-то чуть-чуть до достижения в актерстве высочайшей планки, другого счета. В одной роли мне недоставало речевой техники, как у Филатова, для другой я, оказывается, был низкий, не такого роста, как, скажем, Филатов, для третьей — я был сутул, ну, в этом пункте мы не уступим друг другу, для четвертой — не доставало ума и блеска остроумия, как у Филатова, для пятой — достоинства и мужества, как у Филатова. Что же у меня тогда было и что осталось?! Что есть! Души вагон, шириною в разлившуюся весеннюю Обь-матушку.
Душа... а что это такое? Это ведь понятие мистическое, метафизическое. А дело актерское — оно конкретное. Данных у меня не хватало явно. И везде не хватало по чуть-чуть. Тут бы сантиметра три росточку, там бы чуть-чуть скорректировать челюсти, чтоб язык шевелился при другой скорости. Конечно — ноги. Не хватало силы и здоровья в ногах, а отсюда и во всем теле. Оно хорошо мне служит. Но на коня я не могу вскочить... Я многого из-за того боялся. Я много занимался танцем, но я был ограничен в возможностях и, слава Богу, не старался поднять себя за волосы, а то бы потерял, что имел. И все-таки у меня был дар, у меня было обаяние, у меня был голос, в котором прозвучивался и рост (я вырастал), и блеск, и темперамент (это член разговаривал), да и ум, свой, не заемный. Нет, не завидовал я Филатову и никому на свете. Я просто сожалел иногда, что природа мне недодала по чуть-чуть для каждой роли, для высшей планки... И вот тут уместно вспомнить из молитвы Ассизского: «Господи! Дай мне силы не домогаться столь многого!»
«12 мая 1995 г. Афины, отель „Элизия“.
Уважаемый Валерий Дмитриевич!
Быть может, я ломлюсь в открытые двери или сажусь не в свои сани, но так случилось, что недавно побывал я с несколькими нашими артистами на чаепитии в Русском доме. Речь идет о богадельне, или доме престарелых. Там умирают наши старые русские люди. Я ходил по их комнатам и видел, и пел, и плакал, и они плакали. Пишу сумбурно, но мысль моя вот в чем состоит. Мне кажется, необходимо усилить влияние российской государственности в этом доме, где стоит церковь с мощами Серафима Саровского, на земле, выкупленной русскими людьми. Я знаю, что у Вас была по этому вопросу встреча с мэром и что-то он Вам обещал и по поводу дома, и по поводу кладбища. Я понимаю, что это дело чрезвычайно тонкое, деликатное, весьма запутанное, но отдавать или, Боже упаси, пренебрегать этим заведением богоугодным мы не имеем права — нам ни Бог, ни дети того не простят. Меня вот уж какую неделю не покидает одна простая мысль: пути Господни неисповедимы... И кто знает, не случится ли мне, народному артисту России, найти свой последний приют, пред тем как предстать перед Всевышним, в этом доме. У меня сын — священник. Что в ваших силах, многоуважаемый Валерий Дмитриевич, помогите сохранить за русскими эту землю, этот дом.
С уважением В. Золотухин.
P. S. Еще раз прошу извинения, я, естественно, многого не знаю, какие сложности и пр., и пр. И быть может, я зря беспокоюсь. Все-таки думаю, что надо через русскую православную церковь, через патриарха сделать так, чтобы службы в этом доме отправлял русский православный священник. Это никоим образом не связано с моим сыном, но ведь и великий патриарх Тихон долгое время служил на Аляске. Начал о здравии, кончил за упокой, что называется... Надеюсь на понимание.
Р. P. S. Нужно, чтоб современные русские бывали там чаще».
28 мая 1995 г. Воскресенье
Я отправляю свои миллионы на храм, и у меня совесть чиста, когда я предлагаю себя или свою книгу и беру за это деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179