Привычка конспиратора, это так естественно.
— Я буду работать недалеко от тебя. В одном из черноморских лесничеств, как можно ближе к Новороссийску. Место условлено моими руководителями. Так что если…
— В любое время. Мой дом — твой дом.
Мы крепко и коротко обнялись. Глаза повлажнели. С этой минуты каждый пошел своей дорогой. Но дружба осталась.
Саша поцеловал руку моей невесте, что-то пробормотал, надвинул на глаза козырек фуражки и, очень расстроенный, быстро пошел от вагона. Высокую фигуру его мы видели в стороне, пока не тронулся поезд.
Прощай, Санкт-Петербург!
Уложились, закрыли дверь купе. Данута почувствовала себя дома. Она повисла на мне, подогнув ноги. Я усадил ее на диван.
— Господин хорунжий, будьте добры, закажите мне чаю, — капризным тоном светской дамы молвила она. И, счастливая, засмеялась.
На четвертый день поезд прошел по мосту через мутную после дождей Кубань. Совсем немного до Армавирской. Данута заставила меня надеть офицерскую форму. Можно было предполагать, что псебайцы обставят наш приезд как можно торжественней. Приедет папа, чего бы это ему ни стоило. И тетя Эмилия. И, может быть, господин урядник.
Последние двадцать минут мы не отходили от окна.
Молодое лето раскрывалось перед нами во всей цветистой красе своей. Днем раньше, а может быть, и ночью прошел дождь, он освежил белые акации вдоль дороги, подсолнухи и пшеницу в степи, прибил пыль на дорогах. Свежий, промытый воздух не туманил дали, и на горизонте, косо от железной дороги, синё и величественно, словно призрачное, таинственное царство, в небо подымались зубчатые горы. Кавказ представал перед нами. Что сулил он мне и Дануте? Чего он ждал от нас?
Поезд замедлил ход. Мы все еще стояли у окна. Вот и армавирский перрон, разноцветный от платьев встречающих.
— Тетя! — закричала Данута в закрытое окно и забарабанила кулачком в перчатке.
Эмилия увидела вас, прижала платок к глазам и, ускоряя шаг, двинулась за вагоном. Мой отец, с палочкой в руке, седой, сутулый, однако же в мундире, при боевых орденах и медалях, тоже засеменил за тетей.
Поодаль стоял урядник Павлов с десятком казаков. Фуражку он держал на согнутой руке. Чисто выбритая голова его масляно блестела на солнце.
4
Такое любопытное событие — свадьба!
Чуть ли не весь Псебай собрался около недавно покрашенной, нарядной церкви, когда наш поезд — вереница взятых внаем колясок и экипажей — остановился перед папертью.
Приглушенный шорох пробежал над головами людей. Данута, в белом платье и фате, прежде всего прошла вместе со мной к железной калиточке на кладбище, где под каменной плитой лежали ее родители. Женщины сбились у ограды и беззвучно плакали. Кто мог удержаться от слез, когда невеста опустилась на колени перед могилой и взглядом пригласила меня? Данута плакала и шептала. Может быть, просила благословения на этот важный шаг в своей жизни.
Мы положили цветы, постояли и пошли в церковь. Нас пригласили к аналою.
И после венчания, в окружении всех егерей Охоты и своих родных, мы вышли на паперть, второй раз подошли к дорогой могиле. Отколов от своего платья белую розу, Данута положила ее на камень.
Перед тем как сесть в экипаж, произошло событие, о котором нельзя не упомянуть. Расталкивая толпу, к нам стали протискиваться два черкеса. Один из них высоко над головой нес огромный букет. На всю жизнь запомнился мне этот букет: пышные ярко-красные пионы, темно-зеленые листья и белые, будто из стеарина, цветы рододендрона с желтой сердцевиной.
Приблизившись, черкес стал на одно колено и протянул необъятный букет моей жене.
— От гаспадина Керима Улагая! — торжественно сказал он.
Улыбчивое лицо Дануты резко изменилось. Она отшатнулась от букета, сделала шаг назад, как это делают, увидев змею. И тут же строго сказала:
— Андрей, брось его под ноги коням!
Повернувшись спиной к непрошеным дарителям и слегка приподняв платье, по-королевски вошла в экипаж. Букет полетел на землю.
В толпе одобрительно загудели, я успел заметить, как егеря спокойно и властно оттискивали дарителей подальше от нас. Кони тронулись. Мы поехали в дом моих родителей. Почти всю дорогу оскорбленная Данута молчала и презрительно щурила глаза. Только у дома сказала:
— Какая наглость!
— Понято и забыто, — быстро ответил я присказкой Саши Кухаревича.
Данута глянула на меня. Мы рассмеялись.
Есаул хотел омрачить нам памятный день. Не вышло.
Поезд из экипажей проехал улицей. Свадьба. Такое событие!..
На первое время мы поселились в большом доме тети Эмилии. И по нескольку раз в день ходили в гости к моим родителям.
Пробежало несколько шумных, незабываемых дней. Жизнь как будто вошла в нормальную колею. Для меня это была не просто жизнь, а какой-то удивительный праздник. Когда я вставал по утрам, Данута уже встречала меня в неизменном своем фартучке, деятельная, розовощекая, с засученными по-рабочему рукавами кофточки. Какое-то олицетворение домовитости и труда. В доме тети, в доме моих родителей все вдруг оказалось в ее руках, она все успевала сделать прежде других, маме и тете Эмилии оставалось только дивиться той хозяйственной ухватке, с которой Данута бралась за любое дело. Неизменно радостное, возбужденно-светлое лицо ее как нельзя лучше говорило о том, что такая жизнь доставляет ей немалое удовольствие.
В горы я не ездил, но с егерями встречался часто. Никита Иванович обстоятельно рассказывал мне, какие дела в лесу. По мере того как календарь отсчитывал дни до отъезда Дануты, я все более мрачнел. Вот уже осталось десять, пять, потом три, два дня. Данута тоже мучилась, но старалась не подавать виду, и лишь однажды, когда собирали белье в дорожную корзину, я застал ее в слезах.
— Останься, женушка, — попросил я.
Она тряхнула головой, волосы скрыли лицо, а через минуту глаза ее глядели на меня с ласковым укором:
— Как ты можешь, Андрюша! Разве я расстраивала тебя несбыточными просьбами, когда ты уезжал? Вспомни. Сейчас мы с тобой просто поменялись ролями, и надо быть мужественным, принять временную разлуку как должное. Разве тебе не хочется иметь образованную жену, друга и помощника во всем, что ты задумал и намерен делать?
— Далекие дисциплины…
— Ботаника? А чем питаются твои зубры? Изучать животных — значит изучать их пищу. Ты — знаток леса и зверя. Я хочу знать все растения. И прежде всего — Кавказа. Мы вместе будем разгадывать его бесчисленные тайны, поможем горам оставаться вечно молодыми. Разве не так, если думать о будущем? Да и расстаемся мы ненадолго. Шесть месяцев — и я приеду в отпуск. И еще через полгода. А вдруг и ты приедешь ко мне, вдруг такая возможность? Как я встречу тебя!..
День прощания наступил. Опять пыльная коляска и знакомая дорога, сперва каменистая, с резкими звуками из-под колес, далее, по степи, мягкая, укачивающая, дорога-разлучница через Лабинскую, Курганинскую, по пологим холмам и западинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
— Я буду работать недалеко от тебя. В одном из черноморских лесничеств, как можно ближе к Новороссийску. Место условлено моими руководителями. Так что если…
— В любое время. Мой дом — твой дом.
Мы крепко и коротко обнялись. Глаза повлажнели. С этой минуты каждый пошел своей дорогой. Но дружба осталась.
Саша поцеловал руку моей невесте, что-то пробормотал, надвинул на глаза козырек фуражки и, очень расстроенный, быстро пошел от вагона. Высокую фигуру его мы видели в стороне, пока не тронулся поезд.
Прощай, Санкт-Петербург!
Уложились, закрыли дверь купе. Данута почувствовала себя дома. Она повисла на мне, подогнув ноги. Я усадил ее на диван.
— Господин хорунжий, будьте добры, закажите мне чаю, — капризным тоном светской дамы молвила она. И, счастливая, засмеялась.
На четвертый день поезд прошел по мосту через мутную после дождей Кубань. Совсем немного до Армавирской. Данута заставила меня надеть офицерскую форму. Можно было предполагать, что псебайцы обставят наш приезд как можно торжественней. Приедет папа, чего бы это ему ни стоило. И тетя Эмилия. И, может быть, господин урядник.
Последние двадцать минут мы не отходили от окна.
Молодое лето раскрывалось перед нами во всей цветистой красе своей. Днем раньше, а может быть, и ночью прошел дождь, он освежил белые акации вдоль дороги, подсолнухи и пшеницу в степи, прибил пыль на дорогах. Свежий, промытый воздух не туманил дали, и на горизонте, косо от железной дороги, синё и величественно, словно призрачное, таинственное царство, в небо подымались зубчатые горы. Кавказ представал перед нами. Что сулил он мне и Дануте? Чего он ждал от нас?
Поезд замедлил ход. Мы все еще стояли у окна. Вот и армавирский перрон, разноцветный от платьев встречающих.
— Тетя! — закричала Данута в закрытое окно и забарабанила кулачком в перчатке.
Эмилия увидела вас, прижала платок к глазам и, ускоряя шаг, двинулась за вагоном. Мой отец, с палочкой в руке, седой, сутулый, однако же в мундире, при боевых орденах и медалях, тоже засеменил за тетей.
Поодаль стоял урядник Павлов с десятком казаков. Фуражку он держал на согнутой руке. Чисто выбритая голова его масляно блестела на солнце.
4
Такое любопытное событие — свадьба!
Чуть ли не весь Псебай собрался около недавно покрашенной, нарядной церкви, когда наш поезд — вереница взятых внаем колясок и экипажей — остановился перед папертью.
Приглушенный шорох пробежал над головами людей. Данута, в белом платье и фате, прежде всего прошла вместе со мной к железной калиточке на кладбище, где под каменной плитой лежали ее родители. Женщины сбились у ограды и беззвучно плакали. Кто мог удержаться от слез, когда невеста опустилась на колени перед могилой и взглядом пригласила меня? Данута плакала и шептала. Может быть, просила благословения на этот важный шаг в своей жизни.
Мы положили цветы, постояли и пошли в церковь. Нас пригласили к аналою.
И после венчания, в окружении всех егерей Охоты и своих родных, мы вышли на паперть, второй раз подошли к дорогой могиле. Отколов от своего платья белую розу, Данута положила ее на камень.
Перед тем как сесть в экипаж, произошло событие, о котором нельзя не упомянуть. Расталкивая толпу, к нам стали протискиваться два черкеса. Один из них высоко над головой нес огромный букет. На всю жизнь запомнился мне этот букет: пышные ярко-красные пионы, темно-зеленые листья и белые, будто из стеарина, цветы рододендрона с желтой сердцевиной.
Приблизившись, черкес стал на одно колено и протянул необъятный букет моей жене.
— От гаспадина Керима Улагая! — торжественно сказал он.
Улыбчивое лицо Дануты резко изменилось. Она отшатнулась от букета, сделала шаг назад, как это делают, увидев змею. И тут же строго сказала:
— Андрей, брось его под ноги коням!
Повернувшись спиной к непрошеным дарителям и слегка приподняв платье, по-королевски вошла в экипаж. Букет полетел на землю.
В толпе одобрительно загудели, я успел заметить, как егеря спокойно и властно оттискивали дарителей подальше от нас. Кони тронулись. Мы поехали в дом моих родителей. Почти всю дорогу оскорбленная Данута молчала и презрительно щурила глаза. Только у дома сказала:
— Какая наглость!
— Понято и забыто, — быстро ответил я присказкой Саши Кухаревича.
Данута глянула на меня. Мы рассмеялись.
Есаул хотел омрачить нам памятный день. Не вышло.
Поезд из экипажей проехал улицей. Свадьба. Такое событие!..
На первое время мы поселились в большом доме тети Эмилии. И по нескольку раз в день ходили в гости к моим родителям.
Пробежало несколько шумных, незабываемых дней. Жизнь как будто вошла в нормальную колею. Для меня это была не просто жизнь, а какой-то удивительный праздник. Когда я вставал по утрам, Данута уже встречала меня в неизменном своем фартучке, деятельная, розовощекая, с засученными по-рабочему рукавами кофточки. Какое-то олицетворение домовитости и труда. В доме тети, в доме моих родителей все вдруг оказалось в ее руках, она все успевала сделать прежде других, маме и тете Эмилии оставалось только дивиться той хозяйственной ухватке, с которой Данута бралась за любое дело. Неизменно радостное, возбужденно-светлое лицо ее как нельзя лучше говорило о том, что такая жизнь доставляет ей немалое удовольствие.
В горы я не ездил, но с егерями встречался часто. Никита Иванович обстоятельно рассказывал мне, какие дела в лесу. По мере того как календарь отсчитывал дни до отъезда Дануты, я все более мрачнел. Вот уже осталось десять, пять, потом три, два дня. Данута тоже мучилась, но старалась не подавать виду, и лишь однажды, когда собирали белье в дорожную корзину, я застал ее в слезах.
— Останься, женушка, — попросил я.
Она тряхнула головой, волосы скрыли лицо, а через минуту глаза ее глядели на меня с ласковым укором:
— Как ты можешь, Андрюша! Разве я расстраивала тебя несбыточными просьбами, когда ты уезжал? Вспомни. Сейчас мы с тобой просто поменялись ролями, и надо быть мужественным, принять временную разлуку как должное. Разве тебе не хочется иметь образованную жену, друга и помощника во всем, что ты задумал и намерен делать?
— Далекие дисциплины…
— Ботаника? А чем питаются твои зубры? Изучать животных — значит изучать их пищу. Ты — знаток леса и зверя. Я хочу знать все растения. И прежде всего — Кавказа. Мы вместе будем разгадывать его бесчисленные тайны, поможем горам оставаться вечно молодыми. Разве не так, если думать о будущем? Да и расстаемся мы ненадолго. Шесть месяцев — и я приеду в отпуск. И еще через полгода. А вдруг и ты приедешь ко мне, вдруг такая возможность? Как я встречу тебя!..
День прощания наступил. Опять пыльная коляска и знакомая дорога, сперва каменистая, с резкими звуками из-под колес, далее, по степи, мягкая, укачивающая, дорога-разлучница через Лабинскую, Курганинскую, по пологим холмам и западинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168