– Как госпожа пожелает называть ее?
– Она своему имени соответствует , – решила Махпари. – Пусть так и будет.
И она приказала всем так называть девушку. А Дельафруз взяла в руки барбат и начала: «Ах, как общество прекрасно, глаз не можно отвести, и любовь у всех в чести!» И такое это было пение, что и шахская дочь, и зловредная кормилица, и все присутствующие просто ума лишились. Кормилица про себя воскликнула: «Где же раньше-то скрывалась эта девушка?.. Я бы ей жизнь свою посвятила…» И Махпари так же подумала, а уж о невольницах и говорить нечего.
Когда Хоршид-шаха так вот приняли в свой круг, Рухафзай даже чанг выронила от удивления. А Фагфур-шах возвращался из своего дворца и случайно оказался у ворот сада; он тоже услыхал пение Дельафруз.
– Хороший голос, – сказал он Мехран-везиру, – давай зайдем, выпьем вина под эту песню.
Но Мехран-везир отказался.
– О шах, – заявил он, – раз Махпари у тебя ничего не просит, и ты у нее ничего не ищи.
С этим и прошли они мимо. А в саду веселье разгорелось, Махпари с чашей вина в руке подозвала Дельафруз и протянула чашу ей. Та поклонилась, взяла чашу, сказала: «За любимый лик» – и прочла стих:
На весеннем пиру, на любовном свиданье
Кубка грех не принять от любимой своей.
И так они веселились, пока не наступила ночь. Тогда Рухафзай встала, взяла Дельафруз за руку и поклонилась, собираясь уходить. Махпари это не понравилось, она сказала ей:
– Ты же подарила мне ее на Ноуруз, а теперь назад забираешь? Пусть сегодняшнюю ночь побудет здесь, а то со мной нет моих невольниц, поболтать не с кем. Мы с ней сегодня побеседуем, а завтра вечером она вернется к тебе.
Рухафзай поклонилась, оставила Дельафруз, а сама вышла, возвратилась домой, позвала Шогаля и Самака и рассказала им, как обстоят дела. Они говорят:
– Не дай бог, чтобы он занялся любовными забавами, молодечеством, чтобы голову потерял и ненароком загубил нас всех! Надо нам нынче ночью отправиться к ограде сада и побродить вокруг: коли он забудется, мы будем начеку.
С этими словами они пошли за своим разбойничьим снаряжением.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. О том, как Хоршид-шах пробрался к царевне Махпари, освободил брата Фаррох-руза, и о том, что дальше было
Но вернемся к тому, как дочь шаха отпустила Рухафзай, а Хоршид-шаха под именем Дельафруз задержала. Она приказала, чтобы принесли светочи собрания, то есть свечи, и пирушка озарилась их сиянием – а они были из камфары и амбры! Дочь шаха принялась беседовать с царевичем и сказала:
– О Дельафруз, тебе знакомы все музыкальные инструменты?
– Да, все.
– А игры – нарды, шахматы – ты тоже знаешь?
– Знаю немного.
Приказала царевна подать шахматы, выточенные из китового зуба и наполненные мускусом и амброй. Принесли им подставку из дубленой кожи, шитую шелком с хрустальными ручками, и они принялись за игру. А царевич не уступал цар. ской дочери, хоть она и жульничала, как сказал Катеб :
Хотела милая за шахматной доской
Обманом одержать победу надо мной.
Конем пошла, чтоб объявить мне шах и мат,
Но конь бежал, лишь я прижался к ней щекой.
Шахская дочь была очень довольна и распорядилась, чтобы все служанки отправлялись по домам, а Лала-Салеху приказала сторожить у дверей и никого не впускать: она-де желает побеседовать наедине с нянькой и Дельафруз. Лала-Салех пошел к воротам, а они занялись разговором. Царевич сказал себе: «Ну, время действовать!» Выпили они еще немного вина, тут он и подсыпал сонного зелья в чаши девушки и няньки. Обеих тотчас сон свалил.
Царевич встал, хотел было убить няньку и удовлетворить свое желание, но совладал с собой, ведьму эту связал, взвалил на плечо и пошел в сад. Подошел к садовой ограде, обвязал няньку веревкой, сам влез на стену и ее за собой втащил, а потом спрыгнул наружу и направился к дому удальцов.
По воле божьей в этой темной ночи судьба его стерегла. Видит он, двое идут. Испугался царевич, заспешил, а они дорогу ему преградили да как заревут: «Эй, кто ты такой?» Услышал царевич голоса и сразу узнал благородных смельчаков – Шогаля-силача и Самака-ловкача. Говорит им:
– Люди добрые, разве на друзей так орут? Это я, Хоршид-шах – Дельафруз.
Обрадовались Шогаль и Самак-айяр, подбежали к царевичу, обняли его, стали спрашивать, как живет-поживает, а потом говорят:
– А что это ты на плече тащишь?
– Это проклятая нянька, я ее вам принес, – отвечает царевич. Рассказал он им от начала до конца, что с ним приключилось, а они так были довольны и рады заполучить колдунью-кормилицу, что расхвалили царевича и сказали:
– Ты поступил как храбрец, совершил поступок, которому все айяры дивиться будут. Ну, теперь давай-ка няньку сюда, а сам возвращайся, ведь за тобой придут от Рухафзай. А кроме того, надо разузнать что-нибудь о Фаррох-рузе.
Царевич передал им няньку, вернулся, тем же путем пробрался в сад, прошел на свое место, лег и уснул. Но едва ночь сменилась днем и дочь шаха Фагфура, прекрасная Махпари проснулась, она разбудила царевича Дельафруз, говоря:
– Вставай, музыканты столько не спят!
Снова они завели разговор, пришли опять Лала-Салех и служанки, беседа оживилась, пошло вино по кругу. Царевич взялся за барбат и начал такую газель:
Душа воспрянула опять – весенний ветер веет, -
От дуновенья ветерка сердца влюбленных млеют -
Как будто слышу на заре и дальний голос друга, -
Вновь о свидании мечту душа моя лелеет.
Сад приготовил свой наряд из роз и базиликов,
И песнь любви у соловья весною в сердце зреет.
Когда царевич закончил петь, по собранию пронесся стон восхищения. Царская дочь от восторга все на свете позабыла. О няньке никто и не вспомнил: отсутствует ли она два дня, или три, или десять или снова появилась, а тут и Рухафзай подоспела и застолье стало еще веселее.
Однако вернемся к Шогалю и Самак-айяру. Они подняли коварную няньку, принесли к себе в дом, связали по рукам и по ногам. Когда настал день и нянька открыла глаза, то увидела, что она связана, а вокруг стоят Шогаль, Самак и айяры. Она спросила:
– Кто меня связал?
– Говорящий кипарис, – отвечают они ей.
– Это что за речи? – удивилась нянька. – То хитрая выдумка была, которую я в ход пустила.
Тут Самак и говорит:
– Куда ты девала Фаррох-руза, то бишь Хоршид-шаха?
– Уж этого никто не узнает, – ответила колдунья.
Тогда положили Шогаль и Самак ее меж крепких досок, с четырех сторон винты привернули , бьют палками, а совладать с ее нравом не могут.
А теперь вернемся к нашему повествованию о царевиче Хоршид-шахе. Рассказывает Ибн Абу-ль-Касем, что шахская Дочь провела за пирушкой целый день, а когда наступил вечер, Рухафзай опять взяла Дельафруз за руку, чтобы увести ее. Но шахская дочь Махпари сказала:
– Рухафзай, я прошлой ночью рано захмелела, ты должна сегодня оставить ее, чтобы мы хорошенько наговорились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Она своему имени соответствует , – решила Махпари. – Пусть так и будет.
И она приказала всем так называть девушку. А Дельафруз взяла в руки барбат и начала: «Ах, как общество прекрасно, глаз не можно отвести, и любовь у всех в чести!» И такое это было пение, что и шахская дочь, и зловредная кормилица, и все присутствующие просто ума лишились. Кормилица про себя воскликнула: «Где же раньше-то скрывалась эта девушка?.. Я бы ей жизнь свою посвятила…» И Махпари так же подумала, а уж о невольницах и говорить нечего.
Когда Хоршид-шаха так вот приняли в свой круг, Рухафзай даже чанг выронила от удивления. А Фагфур-шах возвращался из своего дворца и случайно оказался у ворот сада; он тоже услыхал пение Дельафруз.
– Хороший голос, – сказал он Мехран-везиру, – давай зайдем, выпьем вина под эту песню.
Но Мехран-везир отказался.
– О шах, – заявил он, – раз Махпари у тебя ничего не просит, и ты у нее ничего не ищи.
С этим и прошли они мимо. А в саду веселье разгорелось, Махпари с чашей вина в руке подозвала Дельафруз и протянула чашу ей. Та поклонилась, взяла чашу, сказала: «За любимый лик» – и прочла стих:
На весеннем пиру, на любовном свиданье
Кубка грех не принять от любимой своей.
И так они веселились, пока не наступила ночь. Тогда Рухафзай встала, взяла Дельафруз за руку и поклонилась, собираясь уходить. Махпари это не понравилось, она сказала ей:
– Ты же подарила мне ее на Ноуруз, а теперь назад забираешь? Пусть сегодняшнюю ночь побудет здесь, а то со мной нет моих невольниц, поболтать не с кем. Мы с ней сегодня побеседуем, а завтра вечером она вернется к тебе.
Рухафзай поклонилась, оставила Дельафруз, а сама вышла, возвратилась домой, позвала Шогаля и Самака и рассказала им, как обстоят дела. Они говорят:
– Не дай бог, чтобы он занялся любовными забавами, молодечеством, чтобы голову потерял и ненароком загубил нас всех! Надо нам нынче ночью отправиться к ограде сада и побродить вокруг: коли он забудется, мы будем начеку.
С этими словами они пошли за своим разбойничьим снаряжением.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. О том, как Хоршид-шах пробрался к царевне Махпари, освободил брата Фаррох-руза, и о том, что дальше было
Но вернемся к тому, как дочь шаха отпустила Рухафзай, а Хоршид-шаха под именем Дельафруз задержала. Она приказала, чтобы принесли светочи собрания, то есть свечи, и пирушка озарилась их сиянием – а они были из камфары и амбры! Дочь шаха принялась беседовать с царевичем и сказала:
– О Дельафруз, тебе знакомы все музыкальные инструменты?
– Да, все.
– А игры – нарды, шахматы – ты тоже знаешь?
– Знаю немного.
Приказала царевна подать шахматы, выточенные из китового зуба и наполненные мускусом и амброй. Принесли им подставку из дубленой кожи, шитую шелком с хрустальными ручками, и они принялись за игру. А царевич не уступал цар. ской дочери, хоть она и жульничала, как сказал Катеб :
Хотела милая за шахматной доской
Обманом одержать победу надо мной.
Конем пошла, чтоб объявить мне шах и мат,
Но конь бежал, лишь я прижался к ней щекой.
Шахская дочь была очень довольна и распорядилась, чтобы все служанки отправлялись по домам, а Лала-Салеху приказала сторожить у дверей и никого не впускать: она-де желает побеседовать наедине с нянькой и Дельафруз. Лала-Салех пошел к воротам, а они занялись разговором. Царевич сказал себе: «Ну, время действовать!» Выпили они еще немного вина, тут он и подсыпал сонного зелья в чаши девушки и няньки. Обеих тотчас сон свалил.
Царевич встал, хотел было убить няньку и удовлетворить свое желание, но совладал с собой, ведьму эту связал, взвалил на плечо и пошел в сад. Подошел к садовой ограде, обвязал няньку веревкой, сам влез на стену и ее за собой втащил, а потом спрыгнул наружу и направился к дому удальцов.
По воле божьей в этой темной ночи судьба его стерегла. Видит он, двое идут. Испугался царевич, заспешил, а они дорогу ему преградили да как заревут: «Эй, кто ты такой?» Услышал царевич голоса и сразу узнал благородных смельчаков – Шогаля-силача и Самака-ловкача. Говорит им:
– Люди добрые, разве на друзей так орут? Это я, Хоршид-шах – Дельафруз.
Обрадовались Шогаль и Самак-айяр, подбежали к царевичу, обняли его, стали спрашивать, как живет-поживает, а потом говорят:
– А что это ты на плече тащишь?
– Это проклятая нянька, я ее вам принес, – отвечает царевич. Рассказал он им от начала до конца, что с ним приключилось, а они так были довольны и рады заполучить колдунью-кормилицу, что расхвалили царевича и сказали:
– Ты поступил как храбрец, совершил поступок, которому все айяры дивиться будут. Ну, теперь давай-ка няньку сюда, а сам возвращайся, ведь за тобой придут от Рухафзай. А кроме того, надо разузнать что-нибудь о Фаррох-рузе.
Царевич передал им няньку, вернулся, тем же путем пробрался в сад, прошел на свое место, лег и уснул. Но едва ночь сменилась днем и дочь шаха Фагфура, прекрасная Махпари проснулась, она разбудила царевича Дельафруз, говоря:
– Вставай, музыканты столько не спят!
Снова они завели разговор, пришли опять Лала-Салех и служанки, беседа оживилась, пошло вино по кругу. Царевич взялся за барбат и начал такую газель:
Душа воспрянула опять – весенний ветер веет, -
От дуновенья ветерка сердца влюбленных млеют -
Как будто слышу на заре и дальний голос друга, -
Вновь о свидании мечту душа моя лелеет.
Сад приготовил свой наряд из роз и базиликов,
И песнь любви у соловья весною в сердце зреет.
Когда царевич закончил петь, по собранию пронесся стон восхищения. Царская дочь от восторга все на свете позабыла. О няньке никто и не вспомнил: отсутствует ли она два дня, или три, или десять или снова появилась, а тут и Рухафзай подоспела и застолье стало еще веселее.
Однако вернемся к Шогалю и Самак-айяру. Они подняли коварную няньку, принесли к себе в дом, связали по рукам и по ногам. Когда настал день и нянька открыла глаза, то увидела, что она связана, а вокруг стоят Шогаль, Самак и айяры. Она спросила:
– Кто меня связал?
– Говорящий кипарис, – отвечают они ей.
– Это что за речи? – удивилась нянька. – То хитрая выдумка была, которую я в ход пустила.
Тут Самак и говорит:
– Куда ты девала Фаррох-руза, то бишь Хоршид-шаха?
– Уж этого никто не узнает, – ответила колдунья.
Тогда положили Шогаль и Самак ее меж крепких досок, с четырех сторон винты привернули , бьют палками, а совладать с ее нравом не могут.
А теперь вернемся к нашему повествованию о царевиче Хоршид-шахе. Рассказывает Ибн Абу-ль-Касем, что шахская Дочь провела за пирушкой целый день, а когда наступил вечер, Рухафзай опять взяла Дельафруз за руку, чтобы увести ее. Но шахская дочь Махпари сказала:
– Рухафзай, я прошлой ночью рано захмелела, ты должна сегодня оставить ее, чтобы мы хорошенько наговорились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89