Вдруг, откуда ни возьмись, дракон появился – и на нас! Испугался я, побежал от дракона, а от тех овец осталось при мне только три, остальные же скрылись неизвестно куда.
– Брат, это означает, что несчастье случится, – ответил ему Хоршид-шах. – Останемся мы вчетвером – ты, да я, да Фаррох-руз, да Шогаль-силач. А беда эта на наших храбрых молодцов обрушится, тогда как мы в стороне окажемся или выход какой-то сумеем найти. Вот кабы удалось им тоже помочь! Самак-айяр говорит:
– Недостойно благородных мужей людей в беде бросить, а самим избавление найти. Они ведь ради нас жизни не щадят! И мы, пока живы, с ними будем.
– Даже если придется нам, себя защищая, уйти отсюда, – вторит ему Хоршид-шах, – мы отступим, чтобы им жизнь сохранить. Не будет так, чтоб одним горе и утрата, а другим – покой и отрада, надо нам о них позаботиться.
С этими словами вышли они наружу, за ворота той улицы. Видят, понатащили со всех сторон дров и хворосту, навалили кучей у прохода на улицу. Сложили костер высокий, нефтянщики дрова нефтью поливают, огонь зажигают.
– Смотри, Самак, – говорит Хоршид-шах, – вот он, твой дракон, которого ты во сне видел: огонь это.
Стоят они, смотрят, а дрова все подносят, в пламя кидают, так что разгорелся пожар невиданный. Народ на Каменной улице уж от огня страдать начал, отошли люди подальше, на другой конец улицы, где пошире да попросторней было.
А Шир-афкан наблюдал за всем этим издали, как раз против Хоршид-шаха и его товарищей стоял. Повернулся Самак к Шогалю и говорит:
– О учитель, будь что будет, готов я жизнью рискнуть, только бы убить Шир-афкана – за то, что он нашей крови жаждет, погубить нас решил. Этот мерзавец неспроста старается, наверняка Мехран-везир что-то затеял, вот они и усердствуют ради этого.
Шогаль ему отвечает:
– Богатырь, да ведь войско-то у них огромное, а у нас на тебя вся надежда. Против такого войска в одиночку идти – не выдюжишь.
– А вы не робейте. Или айяром быть, или труса праздновать! Коли не пришел мой час, никто на свете мне вреда не причинит.
Сказал так Самак, вытащил нож и смело врезался в шахское войско. Те опомниться не успели, а он уж вонзил клинок в грудь, Шир-афкана, да так, что лезвие из спины наружу показалось., Шир-афкан упал. Тут воины Самака окружили и захватили, а он тем временем еще семерых уложил.
Когда взяли его, одни стали говорить: «Убить его надо!» другие кричат: «Сжечь его, смутьяна такого!» Тут подоспел Мех-ран-везир, который только что с Шир-афканом разговоры разговаривал, увидел весь этот переполох и спросил:
– В чем дело?
– О везир, Самак внезапно налетел, махнул ножом и убил Шир-афкана, а заодно еще несколько человек погубил, пока схватили его. Сейчас прикончить хотят.
Мехран-везира от одного имени Самака страх пробрал, он поспешно спрашивает:
– А поймали его?
– Поймали, – отвечают ему.
– В отместку за Шир-афкана убивать его не следует, – распорядился Мехран-везир, – ведь не казнил же я его за смерть собственного сына! Заковать его в цепи, мы отведем его к Фаг-фуру – Самак ведь не один. Как станем его палками бить, он и признается, где остальные прячутся.
Заковали Самака и доставили во дворец Фагфура.
Вышел Фагфур в тронный зал, Мехран-везир приветствовал его и сказал:
– Великий государь, мы поймали Самака.
– Как же это? – спросил шах. Мехран-везир рассказал ему, что сам слышал.
– Значит, он убил Шир-афкана? Жаль, славный богатырь был! – воскликнул Фагфур. – Заприте его до утра в темницу, а там поглядим, что с ним делать.
Увели Самака, приставили к нему охрану надежную, и разошлись все, а воины назад к войску вернулись. А когда наступил день, шах Фагфур воссел на трон, эмиры собрались службу служить, пришел и Мехран-везир., Шах, как только появился, тотчас опять разъяснений потребовал. Мехран снова рассказал, что Самак сделал, что совершил.
– Приведите Самака, – приказал Фагфур. Доставили в зал Самака. Мехран говорит:
– О шах, прежде чем с ним разговоры разговаривать, надо ему палок всыпать!
Это он по злобе так говорил. Тогда привели палача, и велел шах растянуть Самака на дыбе, а потом дали ему ударов двадцать палками. Как спустили с Самака семь шкур, полилась кровь, закричал он:
– Отчего меня палками бьют? Палками воров положено наказывать. А коли я убил кого-то, казните меня за то.
– Тебя, Самак, за твою вину во сто раз больше мучить надо, – говорит Мехран-везир. – Отвечай, где Хоршид-шах, Фаррох-руз, Шогаль-силач, твой названый отец, и все остальные.
Самак сам себе говорит: «Сказать,.видно, правду, что не знаю, – может, правда меня от мучений спасет», а вслух сказал:
– О шах, вели меня отвязать, все как есть выложу.
Шах приказал, чтобы его с дыбы сняли, к трону подвели.
– О шах, – говорит Самак, – я вчера сон видал, будто сижу я на лужайке… (И тут он рассказал Фагфуру то, что накануне Хоршид-шаху рассказывал.) И вот мы с Хоршид-шахом, Фаррох-рузом и Шогалем-силачом, все вчетвером, вышли наружу, а прочие остались на улице. Только мы оттуда вышли, как понатащили дров, сложили у ворот и подожгли. Тут я бросился в середину войска и убил Шир-афкана – за то, что он не однажды на нас покушался, меня и схватили. А остальные куда девались, мне неизвестно. На Каменной улице их нет.
Мехран-везир сказал:
– Ну, ты благородно поступил! Людей в беде оставил, а сам выбрался – вот уж удалец так удалец!
Потом снова палки в ход пустили, растянули Самака, стал палач бить его нещадно. Самак молвил:
– Ну, везир, ты меня хоть насмерть забей, а того, чего хочешь, не добьешься, даром что шах о твоих плутнях не знает еще.
Эти слова его и спасли: испугался везир. Он подумал: видно, Самаку кое-что известно, надо помешать ему это высказать. Тут и шах Фагфур что-то заподозрил, спросил:
– О чем это он говорит?
Он велел надеть на Самака кандалы и запереть его: потом, мол, поглядим, что с ним делать. А Самак от такого битья сознания лишился.
Как рассказывает собиратель историй, те люди, что оказались запертыми на Каменной улице, когда увидели злой огонь, сбились на другом конце улицы – выход-то отрезан был. Они стали между собой совещаться: «Надо нам подкоп рыть – выкопаем ход и вылезем. В конце концов куда-нибудь да выберемся». Вот как они говорили. Начали все вместе подземный ход копать. Вдруг обозначился перед ними проем, а в нем лестница показалась. Эти молодцы-храбрецы расчистили путь, стали по той лестнице спускаться. Ступенек десять вниз было. Сошли они вниз, увидели обширное помещение, четыре суфы друг против друга стоят, а посреди зала – водомет потешный: с одной стороны вода струей бьет, а в другую сторону утекает, широко разливается. Подивились они на диковину эту. Обошли вокруг всего зала – никакого выхода не нашли, только воде путь открыт. Они говорят:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Брат, это означает, что несчастье случится, – ответил ему Хоршид-шах. – Останемся мы вчетвером – ты, да я, да Фаррох-руз, да Шогаль-силач. А беда эта на наших храбрых молодцов обрушится, тогда как мы в стороне окажемся или выход какой-то сумеем найти. Вот кабы удалось им тоже помочь! Самак-айяр говорит:
– Недостойно благородных мужей людей в беде бросить, а самим избавление найти. Они ведь ради нас жизни не щадят! И мы, пока живы, с ними будем.
– Даже если придется нам, себя защищая, уйти отсюда, – вторит ему Хоршид-шах, – мы отступим, чтобы им жизнь сохранить. Не будет так, чтоб одним горе и утрата, а другим – покой и отрада, надо нам о них позаботиться.
С этими словами вышли они наружу, за ворота той улицы. Видят, понатащили со всех сторон дров и хворосту, навалили кучей у прохода на улицу. Сложили костер высокий, нефтянщики дрова нефтью поливают, огонь зажигают.
– Смотри, Самак, – говорит Хоршид-шах, – вот он, твой дракон, которого ты во сне видел: огонь это.
Стоят они, смотрят, а дрова все подносят, в пламя кидают, так что разгорелся пожар невиданный. Народ на Каменной улице уж от огня страдать начал, отошли люди подальше, на другой конец улицы, где пошире да попросторней было.
А Шир-афкан наблюдал за всем этим издали, как раз против Хоршид-шаха и его товарищей стоял. Повернулся Самак к Шогалю и говорит:
– О учитель, будь что будет, готов я жизнью рискнуть, только бы убить Шир-афкана – за то, что он нашей крови жаждет, погубить нас решил. Этот мерзавец неспроста старается, наверняка Мехран-везир что-то затеял, вот они и усердствуют ради этого.
Шогаль ему отвечает:
– Богатырь, да ведь войско-то у них огромное, а у нас на тебя вся надежда. Против такого войска в одиночку идти – не выдюжишь.
– А вы не робейте. Или айяром быть, или труса праздновать! Коли не пришел мой час, никто на свете мне вреда не причинит.
Сказал так Самак, вытащил нож и смело врезался в шахское войско. Те опомниться не успели, а он уж вонзил клинок в грудь, Шир-афкана, да так, что лезвие из спины наружу показалось., Шир-афкан упал. Тут воины Самака окружили и захватили, а он тем временем еще семерых уложил.
Когда взяли его, одни стали говорить: «Убить его надо!» другие кричат: «Сжечь его, смутьяна такого!» Тут подоспел Мех-ран-везир, который только что с Шир-афканом разговоры разговаривал, увидел весь этот переполох и спросил:
– В чем дело?
– О везир, Самак внезапно налетел, махнул ножом и убил Шир-афкана, а заодно еще несколько человек погубил, пока схватили его. Сейчас прикончить хотят.
Мехран-везира от одного имени Самака страх пробрал, он поспешно спрашивает:
– А поймали его?
– Поймали, – отвечают ему.
– В отместку за Шир-афкана убивать его не следует, – распорядился Мехран-везир, – ведь не казнил же я его за смерть собственного сына! Заковать его в цепи, мы отведем его к Фаг-фуру – Самак ведь не один. Как станем его палками бить, он и признается, где остальные прячутся.
Заковали Самака и доставили во дворец Фагфура.
Вышел Фагфур в тронный зал, Мехран-везир приветствовал его и сказал:
– Великий государь, мы поймали Самака.
– Как же это? – спросил шах. Мехран-везир рассказал ему, что сам слышал.
– Значит, он убил Шир-афкана? Жаль, славный богатырь был! – воскликнул Фагфур. – Заприте его до утра в темницу, а там поглядим, что с ним делать.
Увели Самака, приставили к нему охрану надежную, и разошлись все, а воины назад к войску вернулись. А когда наступил день, шах Фагфур воссел на трон, эмиры собрались службу служить, пришел и Мехран-везир., Шах, как только появился, тотчас опять разъяснений потребовал. Мехран снова рассказал, что Самак сделал, что совершил.
– Приведите Самака, – приказал Фагфур. Доставили в зал Самака. Мехран говорит:
– О шах, прежде чем с ним разговоры разговаривать, надо ему палок всыпать!
Это он по злобе так говорил. Тогда привели палача, и велел шах растянуть Самака на дыбе, а потом дали ему ударов двадцать палками. Как спустили с Самака семь шкур, полилась кровь, закричал он:
– Отчего меня палками бьют? Палками воров положено наказывать. А коли я убил кого-то, казните меня за то.
– Тебя, Самак, за твою вину во сто раз больше мучить надо, – говорит Мехран-везир. – Отвечай, где Хоршид-шах, Фаррох-руз, Шогаль-силач, твой названый отец, и все остальные.
Самак сам себе говорит: «Сказать,.видно, правду, что не знаю, – может, правда меня от мучений спасет», а вслух сказал:
– О шах, вели меня отвязать, все как есть выложу.
Шах приказал, чтобы его с дыбы сняли, к трону подвели.
– О шах, – говорит Самак, – я вчера сон видал, будто сижу я на лужайке… (И тут он рассказал Фагфуру то, что накануне Хоршид-шаху рассказывал.) И вот мы с Хоршид-шахом, Фаррох-рузом и Шогалем-силачом, все вчетвером, вышли наружу, а прочие остались на улице. Только мы оттуда вышли, как понатащили дров, сложили у ворот и подожгли. Тут я бросился в середину войска и убил Шир-афкана – за то, что он не однажды на нас покушался, меня и схватили. А остальные куда девались, мне неизвестно. На Каменной улице их нет.
Мехран-везир сказал:
– Ну, ты благородно поступил! Людей в беде оставил, а сам выбрался – вот уж удалец так удалец!
Потом снова палки в ход пустили, растянули Самака, стал палач бить его нещадно. Самак молвил:
– Ну, везир, ты меня хоть насмерть забей, а того, чего хочешь, не добьешься, даром что шах о твоих плутнях не знает еще.
Эти слова его и спасли: испугался везир. Он подумал: видно, Самаку кое-что известно, надо помешать ему это высказать. Тут и шах Фагфур что-то заподозрил, спросил:
– О чем это он говорит?
Он велел надеть на Самака кандалы и запереть его: потом, мол, поглядим, что с ним делать. А Самак от такого битья сознания лишился.
Как рассказывает собиратель историй, те люди, что оказались запертыми на Каменной улице, когда увидели злой огонь, сбились на другом конце улицы – выход-то отрезан был. Они стали между собой совещаться: «Надо нам подкоп рыть – выкопаем ход и вылезем. В конце концов куда-нибудь да выберемся». Вот как они говорили. Начали все вместе подземный ход копать. Вдруг обозначился перед ними проем, а в нем лестница показалась. Эти молодцы-храбрецы расчистили путь, стали по той лестнице спускаться. Ступенек десять вниз было. Сошли они вниз, увидели обширное помещение, четыре суфы друг против друга стоят, а посреди зала – водомет потешный: с одной стороны вода струей бьет, а в другую сторону утекает, широко разливается. Подивились они на диковину эту. Обошли вокруг всего зала – никакого выхода не нашли, только воде путь открыт. Они говорят:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89