Но тут в тронный зал вбежал лазутчик, крикнул: «Берегись, шах!» – и ударил шапкой оземь.
– Что случилось? – спросил Армен-шах.
– О шах, такое, что хуже некуда: враг-то уж у дверей! Хор-шид-шах, а с ним сто восемьдесят тысяч всадников остановились на привал на лугу Заферан.
Армен-шах расстроился, сошел с трона и сел прямо на землю, горюя и сокрушаясь.
– О шах, не тревожься, – сказал ему Мехран-везир. – Поставь к воротам ловких, опытных и мудрых людей, прикажи улицы бревнами завалить, а сторожам вели бодрствовать и бдеть. А Шахран-везир пусть письма пишет, подмогу созывает.
– Делайте все, что найдете нужным, – молвил Армен-шах.
Сорхвард все эти разговоры слышал и слова шаха тоже на заметку взял. Он вернулся к Самаку и все ему рассказал: и то, что войско Хоршид-шаха прибыло, и то, что придумал Мехран-везир. Самак-айяр сказал:
– О Сорхвард, исполнились наши упования, свершилось все по нашему желанию!
И тут недуг его покинул. Он спросил:
– Сорхвард, а как дела у Сиях-Гиля и Сама?
– Им полегчало, – ответил тот, – они уж на ноги подымаются.
Самак справился об Атешаке, Дельарам, Сабере с Самладом и отце их Хаммаре, спросил про то, где Бехзад с Размьяром.
– Все там же, – ответил Сорхвард.
– Ну, тогда все в порядке, – решил Самак и позвал мать Сорхварда. Она пришла, нагрела воды, помыла Самаку голову, он отдохнул немного и сказал:
– О Сорхвард, будь настороже. Как только услышишь, что от Хоршид-шаха посланец едет, дай мне знать, чтобы я все устроил, как надо.
И стали они дожидаться.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. О том, как прибыл от Хоршид-шаха к Армен-шаху посол, чтобы решить дело миром, как Самак проник к послу, как расправился он с Тер-меше и вывел Махпари из крепости Фалаки
Когда Хоршид-шах стал лагерем на лугу Заферан, Хаман-везир поклонился и сказал:
– О царевич, когда я еще при Марзбан-шахе был, он мне наказывал, что, мол, коли найдешь моего сына в спокойствии и благополучии, смотри, чтобы не начинал он зря войны, чтобы нес божьим людям мир. Не следует ему проливать кровь людскую, это грех. А мне, рабу своему, шах повелел воевать. Теперь наши дела так повернулись, что пришлось много народу перебить. Хоть мы того и не желали, но, раз уж прибыли в эту страну за Махпари, должны были сражаться. Однако ныне я считаю, что лучше всего последовать наставлениям и советам шаха. Поэтому мы сначала пошлем Армен-шаху письмо и потребуем Махпари назад. Пришлют ее – тем лучше, не пришлют – сами виноваты, на себя пусть пеняют. А нам будет оправдание, что мы старались выполнить приказ шаха.
Царевич сказал:
– Воля твоя, поступай так, как нужно.
Хаман-везир тотчас потребовал калам и чернильницу. Явились тут хранители письменных приборов, поставили перед Хаман-везиром эту изобильную сокровищницу красноречия, положили ту летунью-птицу и принесли вестника, белого, как камфара . И Хаман-везир направил к тому улью, наполненному черным мускусом, сладкоречивую пташку, что говорит без языка, придает форму смутным мыслям. Но прежде, взыскуя совершенства, вооружился перочинным ножичком, словно острым мечом, и отделил той певунье голову от тела. И тогда та птица, лишенная головы и ног, обрела дар речи. Он взялся за калам посредине, окунул его в смесь мускуса с шафраном, и тот мускус заполнил перо. Потом он пустил его резвиться по камфарному полю, пока не излилось все, что было на душе.
Сначала он помянул бога, а дальше написал: «От Хоршид-шаха, сына Марзбан-шаха, царя Ирана и Турана, а также от Хаман-везира, главного советника царя, к Армен-шаху, царю Мачина. Знай и ведай, что явились мы в эту страну по божьей воле. Короче говоря, приехал сюда Хоршид-шах сватать Махпари, а мы последовали за ним. Когда мы прибыли, шах Фагфур, как было назначено судьбой, пожаловал ему свою дочь, и по этой причине пятьдесят тысяч воинов жизни лишились. Когда нам стало известно, что Махпари попала к вам в руки, так как вы вывезли ее из крепости Шахак, мы направились сюда. Не подобает женщине иметь двух мужей, это против здравого смысла, а еще меньше подобает красть царских дочерей… Но зачем говорить о том, что миновало. Сейчас мы пришли с миром, мы собираемся вернуться к себе домой, а коли заберем у вас хоть один ман ячменя или соломы, так за все заплатим золотом, чтобы была меж нами дружба: ведь весь мир того не стоит, чтобы ссориться друг с другом да проливать кровь людскую.
Царь Мачина знает, что мы никогда на его страну не зарились, это из-за Махпари только расстались с жизнью несколько тысяч людей и мы оказались здесь, за три тысячи фарсангов от своего дома – ведь сюда приехал Хоршид-шах, поневоле нам пришлось пойти за ним, чтобы по желанию родителя вернуть его. Вот уже три года, как Марзбан-шах по сыну тоскует.
Если же ты вознамерился поступить по-иному, готовься к войне! А нас пришло сто шестьдесят тысяч воинов, но это еще не все: завтра подойдет из Чина шах Фагфур с восьмьюдесятью тысячами всадников, а если и этого будет мало, то через несколько дней подоспеет сам Марзбан-шах с трехсоттысячным войском. И тогда польется кровь, и мы никого не пощадим, а вина за эту кровь и смерть падет на тебя, и тебе придется отвечать за все это перед богом.
Мы сказали все, что сочли нужным, а остальное ты сам знаешь. Привет».
Хаман-везир закончил письмо и положил бумагу перед Хоршид-шахом и богатырями. Те прочли и одобрили. Потом Хоршид-шах приложил к письму печать и сказал Хаману:
– Нам нужен человек, который знает город Мачин и его обычаи, чтобы отвез это письмо Армен-шаху и вручил его как положено.
Шируйе, сын Шир-афкана, встал и сказал:
– Владыка везиров, тому из нас, кто в Мачин поедет, головы не сносить, хотя бы он и послом отправился: ведь здешний народ от нас столько претерпел, что и описать невозможно, тем более что там Мехран-везир, этот зловредный и подлый негодяй, из-за которого вся смута и началась.
Тогда Хаман-везир к своему войску обратился:
– Кто возьмется письмо в Мачин отвезти и ответ доставить?
Выступил вперед Хордаспшиду, поклонился и сказал:
– Я передам письмо и привезу ответ.
А этот Хордаспшиду был могучий воин и человек красноречивый и знающий, находчивый и острый на язык. Он взял письмо к шаху и в сопровождении двухсот рабов направился к городу. Ворота были заперты, на крепостных стенах люди манджаники устанавливали. Хордаспшиду велел крикнуть, что прибыл посланец от Хоршид-шаха. Слуги возгласили, что он сказал, от ворот отрядили человека в шахский дворец, тот объявил:
– О великий государь, передали, что посол прибыл. Что ты прикажешь? Пускать его в город или нет?
Шахран-везир и Мехран-везир сказали:
– О шах, пусть приведут его в город, посмотрим, к чему они клонят: речи его послушаем и разберемся, что они замышляют, чего хотят.
Шах приказал тронный зал для приема посла приготовить, а Мехран-везир говорит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89