Мы — люди простые, и если кого ценим, то чтим в своем сердце. Валлийская дева знает это, и ей ведомо, что ее саму мы никогда не забывали, даже если и не обихаживали как должно ее могилу. Душой она всегда была с нами, мы чувствовали ее попечение и заботу. Но эти кости, которые вы хотите забрать, они ведь принадлежат ей. Не нам и не вам, а ей! И пока она сама не скажет нам, что желает, чтобы ее останки увезли отсюда, они останутся здесь! Иначе мы будем прокляты!
Для приора Роберта это был жестокий удар. Он был побежден в споре, превзойден в красноречии — и кем? — каким-то безвестным землевладельцем из полудикого края — добро бы могущественным лордом, а то ведь простым сквайром. Роберту, с его нормандскими представлениями о знатности, трудно было даже понять, что возвышает Ризиарта среди соплеменников и на чем основано его влияние. Разница между ними заключалась в том, что для приора вес человека определялся его местом в феодальной иерархии, тогда как Ризиарт, как и всякий валлиец, независимо от того, богат он или беден, ощущал себя членом единой семьи.
Приор понял, однако, что, хотя сейчас весь Гвитерин выступал сплоченно, как один человек, единство общины во многом основано на непоколебимой убежденности Ризиарта, и счел за благо отказаться от яростного, непримиримого тона, рассудив, что кротостью сумеет добиться большего. Он высоко воздел тонкие руки, с которых спадали рукава рясы, и обратился ко всему сходу, а прежде всего к Ризиарту, с чарующей, отеческой улыбкой:
— Брат Кадфаэль, переведи уважаемому Ризиарту, что, поскольку мы все в сердце своем равно преданы святой, было бы жаль, если бы мы рассорились, не сойдясь в том, как надлежит ее почитать. Мы не должны позволять гневу овладевать нами, а потому будет лучше, если мы обсудим этот вопрос спокойно, наедине. Уважаемый Ризиарт, я прошу тебя пройти со мной и продолжить нашу беседу. Обещаю, что выслушаю все, что ты сочтешь нужным сказать, и сам выскажу тебе свое мнение, а потом ты сможешь сообщить людям свое решение, и я с ним соглашусь.
— Это честное и великодушное предложение, — без промедления откликнулся Ризиарт.
Он шагнул вперед, и толпа с готовностью расступилась, пропуская его.
— Не пристало допускать в стены церкви и тень наших разногласий, — промолвил приор. — Пойдем, поговорим в доме отца Хью.
Угрюмыми, горящими от возбуждения глазами валлийцы проследили за тем, как Ризиарт и монахи скрылись за низенькой дверью, и, сбившись теснее, замерли в ожидании. Ни один гвитеринец не тронулся с места — они доверяли Ризиарту и полностью положились на него.
В маленькой, пахнущей деревом комнатушке казалось темновато после залитой солнцем поляны. Приор Роберт обернул к своему сопернику невозмутимое лицо и промолвил рассудительным тоном:
— Ты хорошо говорил, и я уважаю твою веру и то, как высоко ты чтишь святую Уинифред, ибо и сам почитаю ее не меньше. Мы прибыли сюда лишь за тем, чтобы послужить ей, и верим, что именно она, по своей воле, подвигла нас на это. Ваш епископ и ваш государь на нашей стороне, а ты лучше меня знаешь, что долг предписывает благородному валлийцу повиноваться им обоим. Но я понимаю, что, лишившись святой, Гвитерин понесет великую утрату, и чтобы после нашего отъезда не было никакой обиды, предлагаю должное возмещение.
— Возмещение Гвитерину? — переспросил Ризиарт, как только ему перевели слова приора. — Я не понимаю, каким образом…
— И тебе, — пояснил Роберт мягко и ненавязчиво, — если ты откажешься от противодействия, ибо я уверен, что следом за тобой и все твои люди поступят так же и выполнят волю принца и епископа.
Кадфаэль, переводивший эти слова, заметил, как приор медленно и многозначительно потянулся рукой за пазуху рясы, и ему подумалось, что Роберт вот-вот совершит, возможно, самый опасный просчет в своей жизни. Однако Ризиарт, похоже, ни о чем не догадывался. Вытащив мягкий кожаный кошель, перевязанный у горловины шнуром, Роберт положил его на стол и стал осторожно подталкивать, пока тот не коснулся правой руки Ризиарта. При движении кошель негромко позвякивал. Ризиарт воззрился на него с подозрением, а потом поднял недоумевающие глаза на приора:
— Я не понимаю тебя! Что это такое?
— Это будет твоим, — сказал Роберт, — если ты убедишь приход уступить нам святую.
Он почувствовал повисшее в воздухе напряжение и сообразил, что совершил ужасную ошибку. Почва уходила у него из-под ног, и приор торопливо попытался исправить положение, но было слишком поздно…
— Ты сможешь использовать это на благо Гвитерина… как сочтешь нужным… тут большая сумма… — лепетал Роберт.
Все было бесполезно, последние слова Кадфаэль и переводить не стал.
— Деньги! — произнес Ризиарт необычным тоном, в котором смешались удивление, негодование и насмешка. Само собой, он знал, что такое деньги, и даже представлял себе, на что они годятся: прежде всего на то, чтобы сбивать людей с пути истинного. В сельских приходах, из которых по существу, и состоял весь Уэльс, деньги использовали редко, да и нужды в них почти никакой не было. Провизии было в достатке, все необходимые товары выменивались на съестное, всякий мог добыть себе пропитание, а о нищих здесь и слыхом не слыхивали. Были, конечно, немощные и больные, но о таких, по обычаю, заботился весь род. Так что если сюда и попадали монеты, то в них, по большей части, видели лишь пустую блажь.
Поначалу Ризиарт испытал только изумление и презрение, но потом понял, что ему нанесено смертельное оскорбление. Побагровев от гнева, он отдернул руку, словно само прикосновение осквернило его.
— Деньги! Ты осмелился предложить мне деньги! Ты хотел купить нашу святую! Купить меня! Были у меня сомнения насчет того, что ты за человек и как мне поступить, но теперь, с Божьей помощью, я знаю, что делать. Говоришь, тебе были явлены знамения? Теперь и я насмотрелся на них сверх меры.
— Ты не понял меня! — вскричал приор, чувствуя, как с каждым мгновением ускользает надежда на удачный исход. — Разве можно купить то, что свято? Я только предложил Гвитерину подарок, в знак благодарности и в возмещение за утрату.
— Но ты сказал, что это будет моим, — распаляясь от ярости, напомнил ему Ризиарт. — Моим, если я уговорю… Подарок? Нет, это не подарок, а подкуп! Вы цените эти дурацкие кругляши выше своего доброго имени, но не думай, что на них ты можешь купить и мою совесть. Теперь я вижу, что был прав, сомневаясь в тебе. Ну что ж, ты свое слово сказал, и теперь я, как и договаривались, скажу гвитеринцам свое, а ты не мешай.
— Нет, погоди! — в волнении приор ухватил Ризиарта за рукав. — Не говори ничего в запале! Ты меня неправильно понял, но я и сам был не прав, предлагая воздаяние Гвитерину. Я сожалею о своем поступке — пусть он останется между нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Для приора Роберта это был жестокий удар. Он был побежден в споре, превзойден в красноречии — и кем? — каким-то безвестным землевладельцем из полудикого края — добро бы могущественным лордом, а то ведь простым сквайром. Роберту, с его нормандскими представлениями о знатности, трудно было даже понять, что возвышает Ризиарта среди соплеменников и на чем основано его влияние. Разница между ними заключалась в том, что для приора вес человека определялся его местом в феодальной иерархии, тогда как Ризиарт, как и всякий валлиец, независимо от того, богат он или беден, ощущал себя членом единой семьи.
Приор понял, однако, что, хотя сейчас весь Гвитерин выступал сплоченно, как один человек, единство общины во многом основано на непоколебимой убежденности Ризиарта, и счел за благо отказаться от яростного, непримиримого тона, рассудив, что кротостью сумеет добиться большего. Он высоко воздел тонкие руки, с которых спадали рукава рясы, и обратился ко всему сходу, а прежде всего к Ризиарту, с чарующей, отеческой улыбкой:
— Брат Кадфаэль, переведи уважаемому Ризиарту, что, поскольку мы все в сердце своем равно преданы святой, было бы жаль, если бы мы рассорились, не сойдясь в том, как надлежит ее почитать. Мы не должны позволять гневу овладевать нами, а потому будет лучше, если мы обсудим этот вопрос спокойно, наедине. Уважаемый Ризиарт, я прошу тебя пройти со мной и продолжить нашу беседу. Обещаю, что выслушаю все, что ты сочтешь нужным сказать, и сам выскажу тебе свое мнение, а потом ты сможешь сообщить людям свое решение, и я с ним соглашусь.
— Это честное и великодушное предложение, — без промедления откликнулся Ризиарт.
Он шагнул вперед, и толпа с готовностью расступилась, пропуская его.
— Не пристало допускать в стены церкви и тень наших разногласий, — промолвил приор. — Пойдем, поговорим в доме отца Хью.
Угрюмыми, горящими от возбуждения глазами валлийцы проследили за тем, как Ризиарт и монахи скрылись за низенькой дверью, и, сбившись теснее, замерли в ожидании. Ни один гвитеринец не тронулся с места — они доверяли Ризиарту и полностью положились на него.
В маленькой, пахнущей деревом комнатушке казалось темновато после залитой солнцем поляны. Приор Роберт обернул к своему сопернику невозмутимое лицо и промолвил рассудительным тоном:
— Ты хорошо говорил, и я уважаю твою веру и то, как высоко ты чтишь святую Уинифред, ибо и сам почитаю ее не меньше. Мы прибыли сюда лишь за тем, чтобы послужить ей, и верим, что именно она, по своей воле, подвигла нас на это. Ваш епископ и ваш государь на нашей стороне, а ты лучше меня знаешь, что долг предписывает благородному валлийцу повиноваться им обоим. Но я понимаю, что, лишившись святой, Гвитерин понесет великую утрату, и чтобы после нашего отъезда не было никакой обиды, предлагаю должное возмещение.
— Возмещение Гвитерину? — переспросил Ризиарт, как только ему перевели слова приора. — Я не понимаю, каким образом…
— И тебе, — пояснил Роберт мягко и ненавязчиво, — если ты откажешься от противодействия, ибо я уверен, что следом за тобой и все твои люди поступят так же и выполнят волю принца и епископа.
Кадфаэль, переводивший эти слова, заметил, как приор медленно и многозначительно потянулся рукой за пазуху рясы, и ему подумалось, что Роберт вот-вот совершит, возможно, самый опасный просчет в своей жизни. Однако Ризиарт, похоже, ни о чем не догадывался. Вытащив мягкий кожаный кошель, перевязанный у горловины шнуром, Роберт положил его на стол и стал осторожно подталкивать, пока тот не коснулся правой руки Ризиарта. При движении кошель негромко позвякивал. Ризиарт воззрился на него с подозрением, а потом поднял недоумевающие глаза на приора:
— Я не понимаю тебя! Что это такое?
— Это будет твоим, — сказал Роберт, — если ты убедишь приход уступить нам святую.
Он почувствовал повисшее в воздухе напряжение и сообразил, что совершил ужасную ошибку. Почва уходила у него из-под ног, и приор торопливо попытался исправить положение, но было слишком поздно…
— Ты сможешь использовать это на благо Гвитерина… как сочтешь нужным… тут большая сумма… — лепетал Роберт.
Все было бесполезно, последние слова Кадфаэль и переводить не стал.
— Деньги! — произнес Ризиарт необычным тоном, в котором смешались удивление, негодование и насмешка. Само собой, он знал, что такое деньги, и даже представлял себе, на что они годятся: прежде всего на то, чтобы сбивать людей с пути истинного. В сельских приходах, из которых по существу, и состоял весь Уэльс, деньги использовали редко, да и нужды в них почти никакой не было. Провизии было в достатке, все необходимые товары выменивались на съестное, всякий мог добыть себе пропитание, а о нищих здесь и слыхом не слыхивали. Были, конечно, немощные и больные, но о таких, по обычаю, заботился весь род. Так что если сюда и попадали монеты, то в них, по большей части, видели лишь пустую блажь.
Поначалу Ризиарт испытал только изумление и презрение, но потом понял, что ему нанесено смертельное оскорбление. Побагровев от гнева, он отдернул руку, словно само прикосновение осквернило его.
— Деньги! Ты осмелился предложить мне деньги! Ты хотел купить нашу святую! Купить меня! Были у меня сомнения насчет того, что ты за человек и как мне поступить, но теперь, с Божьей помощью, я знаю, что делать. Говоришь, тебе были явлены знамения? Теперь и я насмотрелся на них сверх меры.
— Ты не понял меня! — вскричал приор, чувствуя, как с каждым мгновением ускользает надежда на удачный исход. — Разве можно купить то, что свято? Я только предложил Гвитерину подарок, в знак благодарности и в возмещение за утрату.
— Но ты сказал, что это будет моим, — распаляясь от ярости, напомнил ему Ризиарт. — Моим, если я уговорю… Подарок? Нет, это не подарок, а подкуп! Вы цените эти дурацкие кругляши выше своего доброго имени, но не думай, что на них ты можешь купить и мою совесть. Теперь я вижу, что был прав, сомневаясь в тебе. Ну что ж, ты свое слово сказал, и теперь я, как и договаривались, скажу гвитеринцам свое, а ты не мешай.
— Нет, погоди! — в волнении приор ухватил Ризиарта за рукав. — Не говори ничего в запале! Ты меня неправильно понял, но я и сам был не прав, предлагая воздаяние Гвитерину. Я сожалею о своем поступке — пусть он останется между нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61