»
– Н-да, а других сценариев не предвидится?
Наталья пожала плечами:
– Может, морду набьет, когда узнает, что я в положении. Тоже не подарок.
– Решено, водку из холодильника – долой, на столе – только бутылка вина! – жених решительно двинулся к пузатому ЗИЛу.
– Дим, у него водяры с собой не меньше чемодана.
Иволгин непонимающе посмотрел на суженую.
– Ну не смотри на меня так! – девушка повысила голос. – Любой, кто дальше родной околицы всего пару раз в жизни выезжал, всегда потащит с собой «все свое»!
– Наташ, успокойся.
– Не успокоюсь! – начинались слезы и истерика. – Что ты понимаешь? Боится деревня города, вот и тащит на своем горбу, сколько унести сможет! Думаешь, приятно в здешних магазинах идиотами выглядеть? По себе помню, – она закрыла лицо руками и разрыдалась.
«Совместные хлопоты сближают» – вспомнилась вдруг фраза из научно-популярной брошюрки «В помощь молодоженам», недавно прочитанной Домовым. Он молча положил перед страдающей подругой серьезный кусок сыра «Советский», погремев в пенале посудой, добавил глубокую миску и терку. Ловко управляясь с очисткой чеснока, он, избегая смотреть на Наталью, чувствовал, как спадает ее нервное возбуждение, плач затихает, переходит в тихие редкие всхлипы, и наконец ритмичное клацанье сыротерки по мисочному дну возвестило городу и миру: «Любовь и согласие победили!»
Только надолго ли? Этого не знал никто.
* * *
Недели за две до описываемых событий Наташа Забуга оказалась в родном институте. Девочки-однокурсницы плотным кольцом обступили будущую жену и мать, и началось этакое «Что? Где? Когда?». Атомоходом «Ленин» разметав девичий круг и прервав неформальный брифинг, на нее навалилась профгруппорг Соколова.
– Забуга, это не по-товарищески и не по-комсомольски!
– Ты о чем?
– Все гадают, какой тебе подарок на свадьбу дарить, а ты с приглашением не торопишься. Нехорошо!
– Ленка, но…
– Что? «В тесном семейном кругу», а товарищей – побоку?
Спорить с потомственной общественницей Соколовой – все равно, что бежать впереди электрички. Наташа прикинула в уме размеры банкетного зала в Доме свадебных торжеств и виновато посмотрела на Ленку.
– Мы пока еще не занимались приглашениями, даже открытки еще не куплены…
– Во-во, формалистка-единоличница! – продолжала наседать активистка. – А про коллектив ты забыла? Про комсомольскую взаимовыручку и надежное плечо товарища?
Наталья мгновенно вспыхнула:
– Слушай, Ленка, ты когда-нибудь словосочетание «личная жизнь» слышала? Или ты по жизни пройдешь с комсомольским коллективом и в брачную ночь, и на пенсию?
Соколова захлопала коровьими ресницами, щеки ее покрылись красными пятнами. Поджав губки, профбогиня заявила:
– Представь себе, пройду! Без абортов и свадебок втихаря! – Соколова гордо вскинула голову и покинула девичий кружок.
Возникла неловкая пауза. Фомина и Перова, самые близкие ей в группе, стыдливо отвели глаза. Кто-то невыразительный и серый, вроде соколов-ской наперсницы Деевой, растворился в институт-ском коридоре. И Наталья громко произнесла:
– Коллектив?.. Стая! – в голосе не было презрения, как не было и горечи от оглашения ее тайны, досады и сожаления от осознания, что вот эти самые люди, к которым она привыкла относиться хорошо, с интересом обсуждают и оценивают ее беременность и скорое замужество…
Наташа дошла до деканата. Евгения Ароновна, секретарша декана, приветливо встретила ее, усадила в кресло, сообщив, что Олег Сергеевич будет с минуты на минуту.
– Евгения Ароновна, я просто хотела узнать, что необходимо сделать, чтобы оформить академический отпуск, – Наталья была собранна и деловита, как в дни больших соревнований.
– Все-таки в академку…
По интонации девушка поняла: в институте нет ни одного человека, пребывающего в неведении относительно ее обстоятельств.
Она встала, тихо попрощалась и в дверях столкнулась с деканом.
– А! Забуга. Здравствуйте! Евгения Ароновна, меня пока ни с кем не соединяйте! Вас же, товарищ студентка, попрошу к себе.
Кабинет декана был небольшим, темноватым и уютным.
– Наташа, – Олег Сергеевич задумчиво пожевал губами, – студенчество – народ взрослый, самостоятельно принимающий решения. Это я прекрасно понимаю. Однако все мы, без исключения, живем жизнью страны и не можем пренебрегать интересами государства и коллектива.
– Олег Сергеевич…
– Не перебивайте. Я не ханжа и бесконечно далек от рассуждений на тему «беременная студентка – позор вузу», хотя среди институтских общественников данная тема популярна. Но вот этот небольшой аппаратик, – декан щелкнул по черному корпусу телефона, – доставил мне немало неприятных минут… Повторяться и напоминать вам о спортивной чести страны, товарищах по команде и тренерских ожиданиях я не собираюсь. Все, что я могу вам сказать, заключается в следующем: если вы все-таки решитесь на эту операцию, прошу сразу ко мне. Дело серьезное и отдавать его на волю случая – глупо и неразумно.
Наташа с вызовом подняла глаза:
– Все! Понимаете, Олег Сергеевич, все сроки вышли! Никакой такой операции не будет!
Декан, смутившись, покраснел:
– Что ж… Надеюсь, что это к лучшему. Не смею вас задерживать.
Институтские лестницы, коридоры и переходы слились в один бесконечный тоннель. Мелькали белыми пятнами лица. Любой звук отдавался гулким эхом и улетал назад.
Только на Декабристов противный визг автомобильных тормозов остановил бешено мчащиеся картинки.
– Что? Жить надоело? – рыжий водитель выбирался из «Москвича». Между бампером автомобиля и Наташей оставалось совсем немного – всего тридцать роковых сантиметров.
– Ты мне скажи, подруга, – парень, худющий и длинный, чем-то походил на светофорный столб, – кто бы мне передачки на зону отправлял? А? – Но в его смеющихся глазах не было ни агрессии, ни злости.
Девушка тяжело вздохнула. Говорить что-то, объяснять или оправдываться – совершенно не хотелось. «Дядя Степа» согнулся чуть ли не вдвое, заглядывая в ее лицо.
– Ты больная или малахольная? Ладно, не обижайся, если по пути – давай подброшу. Я сейчас по Неве и на Финляндский, годится?
– Угу…
По Галерной и узкому переулку автомобильчик выбрался на набережную.
– Тебе конкретно-то куда? – парень смешно управлялся с рулем. Выгнув обе руки дугой, он держал его за верхний край, а затянутые в стираные техасы колени высились чуть ли не вровень с торпедой.
– Да где-нибудь здесь, – они проезжали мимо Эрмитажа.
– Стоянка запрещена. Ты хоть и злостная нарушительница, но на корабле главный – капитан. Высажу за Кировским мостом.
«На корабле главный – капитан» и «Читай правила, подруга!» – последние слова «дяди Степы» остались в памяти. Облокотившись на гранитную тумбу парапета, Наталья смотрела на рябые невские волны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Н-да, а других сценариев не предвидится?
Наталья пожала плечами:
– Может, морду набьет, когда узнает, что я в положении. Тоже не подарок.
– Решено, водку из холодильника – долой, на столе – только бутылка вина! – жених решительно двинулся к пузатому ЗИЛу.
– Дим, у него водяры с собой не меньше чемодана.
Иволгин непонимающе посмотрел на суженую.
– Ну не смотри на меня так! – девушка повысила голос. – Любой, кто дальше родной околицы всего пару раз в жизни выезжал, всегда потащит с собой «все свое»!
– Наташ, успокойся.
– Не успокоюсь! – начинались слезы и истерика. – Что ты понимаешь? Боится деревня города, вот и тащит на своем горбу, сколько унести сможет! Думаешь, приятно в здешних магазинах идиотами выглядеть? По себе помню, – она закрыла лицо руками и разрыдалась.
«Совместные хлопоты сближают» – вспомнилась вдруг фраза из научно-популярной брошюрки «В помощь молодоженам», недавно прочитанной Домовым. Он молча положил перед страдающей подругой серьезный кусок сыра «Советский», погремев в пенале посудой, добавил глубокую миску и терку. Ловко управляясь с очисткой чеснока, он, избегая смотреть на Наталью, чувствовал, как спадает ее нервное возбуждение, плач затихает, переходит в тихие редкие всхлипы, и наконец ритмичное клацанье сыротерки по мисочному дну возвестило городу и миру: «Любовь и согласие победили!»
Только надолго ли? Этого не знал никто.
* * *
Недели за две до описываемых событий Наташа Забуга оказалась в родном институте. Девочки-однокурсницы плотным кольцом обступили будущую жену и мать, и началось этакое «Что? Где? Когда?». Атомоходом «Ленин» разметав девичий круг и прервав неформальный брифинг, на нее навалилась профгруппорг Соколова.
– Забуга, это не по-товарищески и не по-комсомольски!
– Ты о чем?
– Все гадают, какой тебе подарок на свадьбу дарить, а ты с приглашением не торопишься. Нехорошо!
– Ленка, но…
– Что? «В тесном семейном кругу», а товарищей – побоку?
Спорить с потомственной общественницей Соколовой – все равно, что бежать впереди электрички. Наташа прикинула в уме размеры банкетного зала в Доме свадебных торжеств и виновато посмотрела на Ленку.
– Мы пока еще не занимались приглашениями, даже открытки еще не куплены…
– Во-во, формалистка-единоличница! – продолжала наседать активистка. – А про коллектив ты забыла? Про комсомольскую взаимовыручку и надежное плечо товарища?
Наталья мгновенно вспыхнула:
– Слушай, Ленка, ты когда-нибудь словосочетание «личная жизнь» слышала? Или ты по жизни пройдешь с комсомольским коллективом и в брачную ночь, и на пенсию?
Соколова захлопала коровьими ресницами, щеки ее покрылись красными пятнами. Поджав губки, профбогиня заявила:
– Представь себе, пройду! Без абортов и свадебок втихаря! – Соколова гордо вскинула голову и покинула девичий кружок.
Возникла неловкая пауза. Фомина и Перова, самые близкие ей в группе, стыдливо отвели глаза. Кто-то невыразительный и серый, вроде соколов-ской наперсницы Деевой, растворился в институт-ском коридоре. И Наталья громко произнесла:
– Коллектив?.. Стая! – в голосе не было презрения, как не было и горечи от оглашения ее тайны, досады и сожаления от осознания, что вот эти самые люди, к которым она привыкла относиться хорошо, с интересом обсуждают и оценивают ее беременность и скорое замужество…
Наташа дошла до деканата. Евгения Ароновна, секретарша декана, приветливо встретила ее, усадила в кресло, сообщив, что Олег Сергеевич будет с минуты на минуту.
– Евгения Ароновна, я просто хотела узнать, что необходимо сделать, чтобы оформить академический отпуск, – Наталья была собранна и деловита, как в дни больших соревнований.
– Все-таки в академку…
По интонации девушка поняла: в институте нет ни одного человека, пребывающего в неведении относительно ее обстоятельств.
Она встала, тихо попрощалась и в дверях столкнулась с деканом.
– А! Забуга. Здравствуйте! Евгения Ароновна, меня пока ни с кем не соединяйте! Вас же, товарищ студентка, попрошу к себе.
Кабинет декана был небольшим, темноватым и уютным.
– Наташа, – Олег Сергеевич задумчиво пожевал губами, – студенчество – народ взрослый, самостоятельно принимающий решения. Это я прекрасно понимаю. Однако все мы, без исключения, живем жизнью страны и не можем пренебрегать интересами государства и коллектива.
– Олег Сергеевич…
– Не перебивайте. Я не ханжа и бесконечно далек от рассуждений на тему «беременная студентка – позор вузу», хотя среди институтских общественников данная тема популярна. Но вот этот небольшой аппаратик, – декан щелкнул по черному корпусу телефона, – доставил мне немало неприятных минут… Повторяться и напоминать вам о спортивной чести страны, товарищах по команде и тренерских ожиданиях я не собираюсь. Все, что я могу вам сказать, заключается в следующем: если вы все-таки решитесь на эту операцию, прошу сразу ко мне. Дело серьезное и отдавать его на волю случая – глупо и неразумно.
Наташа с вызовом подняла глаза:
– Все! Понимаете, Олег Сергеевич, все сроки вышли! Никакой такой операции не будет!
Декан, смутившись, покраснел:
– Что ж… Надеюсь, что это к лучшему. Не смею вас задерживать.
Институтские лестницы, коридоры и переходы слились в один бесконечный тоннель. Мелькали белыми пятнами лица. Любой звук отдавался гулким эхом и улетал назад.
Только на Декабристов противный визг автомобильных тормозов остановил бешено мчащиеся картинки.
– Что? Жить надоело? – рыжий водитель выбирался из «Москвича». Между бампером автомобиля и Наташей оставалось совсем немного – всего тридцать роковых сантиметров.
– Ты мне скажи, подруга, – парень, худющий и длинный, чем-то походил на светофорный столб, – кто бы мне передачки на зону отправлял? А? – Но в его смеющихся глазах не было ни агрессии, ни злости.
Девушка тяжело вздохнула. Говорить что-то, объяснять или оправдываться – совершенно не хотелось. «Дядя Степа» согнулся чуть ли не вдвое, заглядывая в ее лицо.
– Ты больная или малахольная? Ладно, не обижайся, если по пути – давай подброшу. Я сейчас по Неве и на Финляндский, годится?
– Угу…
По Галерной и узкому переулку автомобильчик выбрался на набережную.
– Тебе конкретно-то куда? – парень смешно управлялся с рулем. Выгнув обе руки дугой, он держал его за верхний край, а затянутые в стираные техасы колени высились чуть ли не вровень с торпедой.
– Да где-нибудь здесь, – они проезжали мимо Эрмитажа.
– Стоянка запрещена. Ты хоть и злостная нарушительница, но на корабле главный – капитан. Высажу за Кировским мостом.
«На корабле главный – капитан» и «Читай правила, подруга!» – последние слова «дяди Степы» остались в памяти. Облокотившись на гранитную тумбу парапета, Наталья смотрела на рябые невские волны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83