Но как только рядом с митингующими остановились две машины с дипломатическими номерами, высадившие несколько человек с фотоаппаратами и диктофонами, Озолс сотоварищи присоединились к общей массе…
Через неполные четверть часа только одинокий вымпел на старой липе напоминал о недавних событиях. Вахта в больничных воротах так и не успела ни доложить начальству о происходящем, ни отреагировать каким-либо иным образом. Уже к вечеру, когда прибыла смена, рассказы контролеров об утренних событиях изрядно противоречили между собой, а к понедельнику, когда устный, но все же рапорт достиг ушей главврача Бадмаева, тот, отчаявшись понять суть доклада, просто пригрозил контролерам увольнением…
* * *
– Николай Александрович! Леночка! Откройте скорее!
Полная, преклонных лет дама, дрожа седыми кудельками, стучала в двери профессорской квартиры.
Инге переглянулся с Джейн.
– Не беспокойтесь, пусть медленно, но я сам открою.
– Николай Александрович, голубчик, помогите! Адочка по рассеянности забыла закрыть лекарство, и оно выдохлось! Бедняжка так мучается без этих капель! А я, вы же знаете, дорогой, до вас вот еле-еле добралась. Прошу вас, пусть Леночка съездит на Литейный, у нее это быстро получится!
– Александра Федоровна, Леночка в Таллине, а я – сами понимаете… – Инге беспомощно развел руками.
– Боже, Боже мой! Что же делать? Август, все на дачах, я звонила Мишеньке, но ему никак не уйти с работы…
– Николай Александрович, может быть, я помогу? – Джейн слышала разговор, и ей, несмотря ни на какие резоны, захотелось помочь несчастной ленинградской старухе.
Инге с недовольным видом обернулся в ее сторону. Взгляд профессора был тяжел, но…
– Милая девушка, извините, мы не представлены, а я была бы так вам благодарна! Это недалеко, угол Пестеля и Литейного, аптека при глазной поликлинике…
Джейн просительно смотрела на хозяина.
Старик понимал, что события последних дней очень сильно изменили представление этой девчушки о ленинградцах, что несвойственная ей рефлексия все же смогла пробить плотину психологических блоков и установок и еще… Ему самому было до слез жалко беспомощных старух Веденеевых, делившихся с ним в блокадные дни последним куском…
Джейн пешком прошла по Невскому до угла, села на третий троллейбус. Ее остановка третья – «улица Пестеля», выходить через переднюю дверь и – на переход, на противоположную сторону Литейного. Она держалась за поручень, смотрела в огромное троллейбусное окно, со щемящим сердцем думая о беспомощных старухах, про которых рассказал Инге, пока она собиралась.
– Мисс Болтон, а мы вас по всему городу разыскиваем!
Джейн обернулась.
Прямо на нее, не мигая, смотрел «плюгаш».
Выбритый, в нормальной одежде, без кепочки и идиотского чесночного духа, он показался ей даже симпатичным…
* * *
– Норвежец убит, мисс Болтон арестована. Вам не кажется, дорогой Арчибальд, что мы основательно подмочили свою репутацию профессионалов?
– Маркова-старшего срочно вызвали в Москву. Буквально в тот же день, когда газеты опубликовали материалы о его сыне. Зная нравы той страны, осмелюсь предположить, что в директорском кресле ему сидеть недолго. Как бы ситуация ни развивалась дальше, мы извлекаем пользу в любом случае…
– То есть «бросьте, сэр Генри, и так неплохо получилось»?
– Примерно так, сэр.
– А «СТ-30», что с ним?
– Жив-здоров и, судя по всему, так же неизвестен чекистам, как и раньше.
– Вы уверены, что Джейн, простите, Арчибальд, что мисс Болтон…
– Уверен, сэр.
– Бедная девочка!
– Сэр!
– Да-да, я понимаю вас, Кроу. Она ведь ваша родственница. У гэбэ есть что ей предъявить?
– По нашей части – сильно сомневаюсь, но какой-нибудь уголовный срок они обязательно постараются ей дать.
– Мы можем что-нибудь сделать для мисс Болтон?
– Обменять.
– Разве у нас есть русский разведчик для обмена?
– Необязательно менять на кого-то, можно и на «что-то»…
– Например?
– Ну-у… Замечен интерес русских к фондам герцогов Аттольских в Британском музее. Доверенное лицо русских постоянно вертится около хранителей фонда, слишком уж щедро с ними дружит, так что все основания налицо.
– Англичанин?
– Индиец, сэр, но подданный Ее Величества.
– Щедрый индиец? Ха-ха-ха, умеете вы вот так, невзначай, развеселить. Щедрый индус! Ха-ха-хм… Простите, Арчибальд. Так что его там интересует?
– Коллекция старых перстней. Архаичная работа, раннее средневековье, что-то около дюжины предметов на круг.
– Боже, какая древность! Неужели там есть что-нибудь ценное?
– Насчет ценного – не знаю, но интересное – наверняка.
– Арчибальд, вы не договариваете или…
– Я пока не договариваю, сэр.
– «Пока»?
– Да, пока существуют сомнения.
* * *
Яркое августовское солнце слепило глаза. Свежий ветерок с недалекой Невы шелестел в зеленой листве и приятно холодил кожу. Иногда доносил обрывки фраз: «Это тот самый, которого через Би-би-си из психушки…» или «Миллионерша английская влюбилась…»
Кирилл мало обращал внимания на эти шушуканья. Он просто шел по аллейке бехтеревского садика, через силу и несмотря на мышечную боль заставляя ноги привычно трудиться. Он вновь пытался привыкнуть к ощущениям реального мира. Реального? Но какой мир для него теперь реальный?
Часть 2
…И следующее лето
Глава 1
Прелесть и подлость «невозвращенства»
Каждое утро у молодого отца Вадима Иволгина начиналось одинаково: сосредоточенный, он спешил в молочную кухню за питанием для дочери, по пути заново переживая все волнения и тревоги памятной октябрьской ночи, когда в сверкании молний, под завывание ветра, нагонявшего в Неву и в залив метровые волны, появилось на свет маленькое чудо – Вера Вадимовна Иволгина.
Возбуждение и тревоги оставили его равнодушным к промокшей насквозь одежде, к раскисшим скороходовским башмакам и тому страшному ознобу, из-за которого его зубы выбивали чечетку. Он то хоронился под арками истфака, то в бешеном ритме кружил вокруг Института Отта, то выбегал к Неве и там, под шквалами ледяного балтийского ветра, перед лицом буйства всех стихий загадывал благополучный исход родов и пол будущего младенца.
В семь тридцать утра он первым ворвался в справочное, оставляя серые лужи, протопал к дежурной и чуть было не впал в отчаяние, услышав, что «Забуга вообще не поступала». Потрясенный Вадим пытался понять, отчего в справочном отсутствует информация о Наталье, и, лишь краем глаза увидев, как собрат по счастью вынимает из сумки передачу с надписанной на пакете фамилией, сообразил, что фамилию жены назвал неверно.
Он радостно кинулся обратно, перебаламутил всю очередь, глупо и счастливо улыбаясь, многословно сообщил о своей ошибке и наконец услышал желаемое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Через неполные четверть часа только одинокий вымпел на старой липе напоминал о недавних событиях. Вахта в больничных воротах так и не успела ни доложить начальству о происходящем, ни отреагировать каким-либо иным образом. Уже к вечеру, когда прибыла смена, рассказы контролеров об утренних событиях изрядно противоречили между собой, а к понедельнику, когда устный, но все же рапорт достиг ушей главврача Бадмаева, тот, отчаявшись понять суть доклада, просто пригрозил контролерам увольнением…
* * *
– Николай Александрович! Леночка! Откройте скорее!
Полная, преклонных лет дама, дрожа седыми кудельками, стучала в двери профессорской квартиры.
Инге переглянулся с Джейн.
– Не беспокойтесь, пусть медленно, но я сам открою.
– Николай Александрович, голубчик, помогите! Адочка по рассеянности забыла закрыть лекарство, и оно выдохлось! Бедняжка так мучается без этих капель! А я, вы же знаете, дорогой, до вас вот еле-еле добралась. Прошу вас, пусть Леночка съездит на Литейный, у нее это быстро получится!
– Александра Федоровна, Леночка в Таллине, а я – сами понимаете… – Инге беспомощно развел руками.
– Боже, Боже мой! Что же делать? Август, все на дачах, я звонила Мишеньке, но ему никак не уйти с работы…
– Николай Александрович, может быть, я помогу? – Джейн слышала разговор, и ей, несмотря ни на какие резоны, захотелось помочь несчастной ленинградской старухе.
Инге с недовольным видом обернулся в ее сторону. Взгляд профессора был тяжел, но…
– Милая девушка, извините, мы не представлены, а я была бы так вам благодарна! Это недалеко, угол Пестеля и Литейного, аптека при глазной поликлинике…
Джейн просительно смотрела на хозяина.
Старик понимал, что события последних дней очень сильно изменили представление этой девчушки о ленинградцах, что несвойственная ей рефлексия все же смогла пробить плотину психологических блоков и установок и еще… Ему самому было до слез жалко беспомощных старух Веденеевых, делившихся с ним в блокадные дни последним куском…
Джейн пешком прошла по Невскому до угла, села на третий троллейбус. Ее остановка третья – «улица Пестеля», выходить через переднюю дверь и – на переход, на противоположную сторону Литейного. Она держалась за поручень, смотрела в огромное троллейбусное окно, со щемящим сердцем думая о беспомощных старухах, про которых рассказал Инге, пока она собиралась.
– Мисс Болтон, а мы вас по всему городу разыскиваем!
Джейн обернулась.
Прямо на нее, не мигая, смотрел «плюгаш».
Выбритый, в нормальной одежде, без кепочки и идиотского чесночного духа, он показался ей даже симпатичным…
* * *
– Норвежец убит, мисс Болтон арестована. Вам не кажется, дорогой Арчибальд, что мы основательно подмочили свою репутацию профессионалов?
– Маркова-старшего срочно вызвали в Москву. Буквально в тот же день, когда газеты опубликовали материалы о его сыне. Зная нравы той страны, осмелюсь предположить, что в директорском кресле ему сидеть недолго. Как бы ситуация ни развивалась дальше, мы извлекаем пользу в любом случае…
– То есть «бросьте, сэр Генри, и так неплохо получилось»?
– Примерно так, сэр.
– А «СТ-30», что с ним?
– Жив-здоров и, судя по всему, так же неизвестен чекистам, как и раньше.
– Вы уверены, что Джейн, простите, Арчибальд, что мисс Болтон…
– Уверен, сэр.
– Бедная девочка!
– Сэр!
– Да-да, я понимаю вас, Кроу. Она ведь ваша родственница. У гэбэ есть что ей предъявить?
– По нашей части – сильно сомневаюсь, но какой-нибудь уголовный срок они обязательно постараются ей дать.
– Мы можем что-нибудь сделать для мисс Болтон?
– Обменять.
– Разве у нас есть русский разведчик для обмена?
– Необязательно менять на кого-то, можно и на «что-то»…
– Например?
– Ну-у… Замечен интерес русских к фондам герцогов Аттольских в Британском музее. Доверенное лицо русских постоянно вертится около хранителей фонда, слишком уж щедро с ними дружит, так что все основания налицо.
– Англичанин?
– Индиец, сэр, но подданный Ее Величества.
– Щедрый индиец? Ха-ха-ха, умеете вы вот так, невзначай, развеселить. Щедрый индус! Ха-ха-хм… Простите, Арчибальд. Так что его там интересует?
– Коллекция старых перстней. Архаичная работа, раннее средневековье, что-то около дюжины предметов на круг.
– Боже, какая древность! Неужели там есть что-нибудь ценное?
– Насчет ценного – не знаю, но интересное – наверняка.
– Арчибальд, вы не договариваете или…
– Я пока не договариваю, сэр.
– «Пока»?
– Да, пока существуют сомнения.
* * *
Яркое августовское солнце слепило глаза. Свежий ветерок с недалекой Невы шелестел в зеленой листве и приятно холодил кожу. Иногда доносил обрывки фраз: «Это тот самый, которого через Би-би-си из психушки…» или «Миллионерша английская влюбилась…»
Кирилл мало обращал внимания на эти шушуканья. Он просто шел по аллейке бехтеревского садика, через силу и несмотря на мышечную боль заставляя ноги привычно трудиться. Он вновь пытался привыкнуть к ощущениям реального мира. Реального? Но какой мир для него теперь реальный?
Часть 2
…И следующее лето
Глава 1
Прелесть и подлость «невозвращенства»
Каждое утро у молодого отца Вадима Иволгина начиналось одинаково: сосредоточенный, он спешил в молочную кухню за питанием для дочери, по пути заново переживая все волнения и тревоги памятной октябрьской ночи, когда в сверкании молний, под завывание ветра, нагонявшего в Неву и в залив метровые волны, появилось на свет маленькое чудо – Вера Вадимовна Иволгина.
Возбуждение и тревоги оставили его равнодушным к промокшей насквозь одежде, к раскисшим скороходовским башмакам и тому страшному ознобу, из-за которого его зубы выбивали чечетку. Он то хоронился под арками истфака, то в бешеном ритме кружил вокруг Института Отта, то выбегал к Неве и там, под шквалами ледяного балтийского ветра, перед лицом буйства всех стихий загадывал благополучный исход родов и пол будущего младенца.
В семь тридцать утра он первым ворвался в справочное, оставляя серые лужи, протопал к дежурной и чуть было не впал в отчаяние, услышав, что «Забуга вообще не поступала». Потрясенный Вадим пытался понять, отчего в справочном отсутствует информация о Наталье, и, лишь краем глаза увидев, как собрат по счастью вынимает из сумки передачу с надписанной на пакете фамилией, сообразил, что фамилию жены назвал неверно.
Он радостно кинулся обратно, перебаламутил всю очередь, глупо и счастливо улыбаясь, многословно сообщил о своей ошибке и наконец услышал желаемое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83