– Он помолчал, довольный немой реакцией компании. Но пауза подзатянулась, и будущий тесть предложил: – За то, дорогие новые родственники и вы, Алла Владимировна, давайте и выпьем!
– Я, пожалуй, тоже водки выпью, – подала голос мама Иволгина. – Вадим, подай рюмку, пожалуйста!
* * *
На следующий день объединенное семейство Иволгиных-Забуга отправилось тратить привезенные зеленые купюры с портретом В. И. Ленина. Единственной, кто не принимал участия в этой приобретательской вакханалии, была Алла Владимировна Зорина. Правда, полностью уклониться от процесса ей не удалось. Паритетно представляя семейство Забуг в вопросах «городских и тонких», она постоянно вынуждена была присутствовать на заседаниях «чрезвычайного штаба», а потом подолгу отвечать на наивные вопросы Антонины.
Мама Иволгина, отдадим ей должное, ограничилась ролью почетного члена и позволяла себе категоричные возражения лишь в вопросах очевидно неприемлемых.
Она аргументированно заблокировала покупку автомобиля в качестве свадебного подарка молодым, с железной логикой инженера констатировав невозможность эксплуатации автомобиля без гаража и сопутствующую невозможность покупки последнего.
Потом ей удалось доказать, что комната Вадима не вместит в себя гэдээровскую стенку и что телевизор молодым не нужен, потому что в доме их аж три штуки.
Пока ежевечерне, под водочку с селедочкой, Забуга-старший и отец– Иволгин обдумывали, как бы приобрести новые «Жигули» и гараж, Вадим и Наталья, оделенные тысячью целковых на личные расходы, связанные с предстоящим торжеством, строили свои планы.
– Дим, ну теперь-то мы можем позволить себе кольцо с бриллиантом! А тебе, я уже все продумала, мы купим кольцо с насечкой, – Наташа, закутавшись в плед, с ногами сидела на диване.
– Ты сказала своим, что беременна?
На Наташины глаза навернулись слезы:
– Тебе обязательно нужно все испортить и мне, и им? Да?
Вадим, тяжело вздохнув, запустил обе пятерни в волосы:
– Будущей маме нельзя плакать и волноваться, успокойся.
– Слушай, Иволгин, тебе что, не терпится стать отцом? В качестве мужа ты себя не представляешь или боишься, что без ребенка я брошу тебя?
Это был явный и злой перебор. Наталья все понимала, но остановиться не могла:
– Так ты не бойся, я и сейчас могу уйти, останешься свободным, без проблем. Думаешь, я не вижу, как тебя ломает вся эта суета, как раздражают мои вопросы… – Ее «несло».
– Послушай…
– Нет, Димочка, это ты послушай! Не я вызывала сюда родителей, не я затевала всю эту свисто-пляску со свадьбой! Ты вообще-то понимаешь, что происходит в моей жизни? Я отказалась от спорта ради того, чтобы быть с тобой и родить ребенка! А ты, как последний эгоист, кривишь морду, когда я хоть как-то хочу отвлечься!
Слова атакующей женщины всегда искренни и исполнены объективной укоризны. Но Иволгин их выслушивал впервые и готов был бросить на жертвенник любви любое, даже самое невероятное подношение, лишь бы все успокоилось и вернулось к мирному состоянию. Однако нелепая мысль: «Я, наверное, зря про беременность начал, но как же без этого?» – даже и в этом, бесконечно виноватом состоянии, казалась ему все-таки справедливой.
Интуиция подсказала невесте, что она одержала очередную победу. Теперь ее необходимо было закрепить. Она решительно поднялась с дивана, подхватила стоявшие у книжного шкафа мешок с формой и баул с булавами и лентами, подошла к окну, и через секунду спортивные доспехи растворились в купчинских сумерках.
– Наташка, что ты сделала?
– Облегчила твою жизнь, милый, – она покорно улыбнулась, но – добивать так, добивать! – Ты согласен, что именно этого мы и хотели?
Ее вопрос повис в воздухе, Вадима в комнате уже не было. Из распахнутой входной двери сквозило, а на лестнице затихал звук его тяжелого бега.
* * *
Кто-то из приятельниц Аллы Владимировны работал в обувной секции «Пассажа», и в тот день они с Натальей решили побродить по центру вдвоем, совместив по возможности прогулку с удачным приобретением парадных туфель.
Встретившись на площади Восстания, неторопливо пошли по Невскому. Наташа засыпала Аллу Владимировну вопросами о ребятах из Привольного, смеялась над ее меткими и остроумными зарисовками из жизни родного, но ставшего уже почти былинным Приморья. В этой болтовне незаметно исчезла та легкая отчужденность, что возникла за время их разлуки, и Наталья как существо, в общем-то, одинокое, вновь, как и раньше, почувствовала всю прелесть доверительного общения.
В «Пассаже» все прошло более чем удачно. Выбирая из трех пар, Наташа остановилась на мягчайшем «Gaborе» с бантиком и пряжкой, усыпанной стразами.
– Ноги отекают, аж жуть! – пожаловалась она на примерке.
– В твоем состоянии это естественно, – Алла Владимировна присела на соседний пуф. – Может, взять на размер побольше?
– Я так и сделала… А отец с матерью знают?
– Все знают.
– А почему молчат?
Алла Владимировна положила руку на плечо девушки. Невольно вспомнилась безобразная сцена с Забугой-отцом, когда он, не разобравшись с текстом полученного из Ленинграда письма, пьяный ввалился на гимнастическую тренировку в Дом офицеров Привольного и устроил дебош, всячески оскорбляя Аллу Владимировну, которая, дескать, «растит шлюх для городских кобелей». Девочки-гимнастки испуганно сбились в кучку, и ей стоило огромного труда выпроводить этого шумного «искателя управы». Потом были и его виноватый многословный визит с извинениями, и просьбы-мольбы его жены поехать с ними в Ленинград.
– Мне пришлось настоять, но только ты неправильно понимаешь ситуацию: они не молчат. Они ждут…
– Ну что, какие берете? – продавщица-приятельница зашуршала книжечкой для выписки чеков.
– Вот эти, от Габора Шамоди, Марин.
– Юная искушенность или ты подсказала?
Алла попыталась улыбнуться. В Привольном она отвыкла от городской образности и легкости разговора.
– Считай, подруга, что первое.
– Вот, сорок шесть рублей семьдесят копеек в кассу, пожалуйста! – продавщица протянула чековый листочек Наталье. Когда девушка отошла, Марина тихо спросила:
– Она в курсе?
– Ах, да… – Зорина быстро вынула из сумочки сложенную двадцатипятирублевую бумажку и так же быстро, прикрывая пальцами, опустила ее в карман синего рабочего халата.
– Родственница? – кивнула Марина в сторону возвращающейся Наташи.
– Бери выше, подруга! Моя лучшая ученица, будущая чемпионка.
– Ну, ты даешь, Алка!
– Не даю, а стараюсь…
На Невском, покинув «Пассаж», они замешкались.
– Слушай, если с ногами беда, что ж ты согласилась на такой походище? – сокрушенно покачала головой Алла Владимировна. – Вот они – плоды жизни молодой и безрассудно самостоятельной… Слушай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Я, пожалуй, тоже водки выпью, – подала голос мама Иволгина. – Вадим, подай рюмку, пожалуйста!
* * *
На следующий день объединенное семейство Иволгиных-Забуга отправилось тратить привезенные зеленые купюры с портретом В. И. Ленина. Единственной, кто не принимал участия в этой приобретательской вакханалии, была Алла Владимировна Зорина. Правда, полностью уклониться от процесса ей не удалось. Паритетно представляя семейство Забуг в вопросах «городских и тонких», она постоянно вынуждена была присутствовать на заседаниях «чрезвычайного штаба», а потом подолгу отвечать на наивные вопросы Антонины.
Мама Иволгина, отдадим ей должное, ограничилась ролью почетного члена и позволяла себе категоричные возражения лишь в вопросах очевидно неприемлемых.
Она аргументированно заблокировала покупку автомобиля в качестве свадебного подарка молодым, с железной логикой инженера констатировав невозможность эксплуатации автомобиля без гаража и сопутствующую невозможность покупки последнего.
Потом ей удалось доказать, что комната Вадима не вместит в себя гэдээровскую стенку и что телевизор молодым не нужен, потому что в доме их аж три штуки.
Пока ежевечерне, под водочку с селедочкой, Забуга-старший и отец– Иволгин обдумывали, как бы приобрести новые «Жигули» и гараж, Вадим и Наталья, оделенные тысячью целковых на личные расходы, связанные с предстоящим торжеством, строили свои планы.
– Дим, ну теперь-то мы можем позволить себе кольцо с бриллиантом! А тебе, я уже все продумала, мы купим кольцо с насечкой, – Наташа, закутавшись в плед, с ногами сидела на диване.
– Ты сказала своим, что беременна?
На Наташины глаза навернулись слезы:
– Тебе обязательно нужно все испортить и мне, и им? Да?
Вадим, тяжело вздохнув, запустил обе пятерни в волосы:
– Будущей маме нельзя плакать и волноваться, успокойся.
– Слушай, Иволгин, тебе что, не терпится стать отцом? В качестве мужа ты себя не представляешь или боишься, что без ребенка я брошу тебя?
Это был явный и злой перебор. Наталья все понимала, но остановиться не могла:
– Так ты не бойся, я и сейчас могу уйти, останешься свободным, без проблем. Думаешь, я не вижу, как тебя ломает вся эта суета, как раздражают мои вопросы… – Ее «несло».
– Послушай…
– Нет, Димочка, это ты послушай! Не я вызывала сюда родителей, не я затевала всю эту свисто-пляску со свадьбой! Ты вообще-то понимаешь, что происходит в моей жизни? Я отказалась от спорта ради того, чтобы быть с тобой и родить ребенка! А ты, как последний эгоист, кривишь морду, когда я хоть как-то хочу отвлечься!
Слова атакующей женщины всегда искренни и исполнены объективной укоризны. Но Иволгин их выслушивал впервые и готов был бросить на жертвенник любви любое, даже самое невероятное подношение, лишь бы все успокоилось и вернулось к мирному состоянию. Однако нелепая мысль: «Я, наверное, зря про беременность начал, но как же без этого?» – даже и в этом, бесконечно виноватом состоянии, казалась ему все-таки справедливой.
Интуиция подсказала невесте, что она одержала очередную победу. Теперь ее необходимо было закрепить. Она решительно поднялась с дивана, подхватила стоявшие у книжного шкафа мешок с формой и баул с булавами и лентами, подошла к окну, и через секунду спортивные доспехи растворились в купчинских сумерках.
– Наташка, что ты сделала?
– Облегчила твою жизнь, милый, – она покорно улыбнулась, но – добивать так, добивать! – Ты согласен, что именно этого мы и хотели?
Ее вопрос повис в воздухе, Вадима в комнате уже не было. Из распахнутой входной двери сквозило, а на лестнице затихал звук его тяжелого бега.
* * *
Кто-то из приятельниц Аллы Владимировны работал в обувной секции «Пассажа», и в тот день они с Натальей решили побродить по центру вдвоем, совместив по возможности прогулку с удачным приобретением парадных туфель.
Встретившись на площади Восстания, неторопливо пошли по Невскому. Наташа засыпала Аллу Владимировну вопросами о ребятах из Привольного, смеялась над ее меткими и остроумными зарисовками из жизни родного, но ставшего уже почти былинным Приморья. В этой болтовне незаметно исчезла та легкая отчужденность, что возникла за время их разлуки, и Наталья как существо, в общем-то, одинокое, вновь, как и раньше, почувствовала всю прелесть доверительного общения.
В «Пассаже» все прошло более чем удачно. Выбирая из трех пар, Наташа остановилась на мягчайшем «Gaborе» с бантиком и пряжкой, усыпанной стразами.
– Ноги отекают, аж жуть! – пожаловалась она на примерке.
– В твоем состоянии это естественно, – Алла Владимировна присела на соседний пуф. – Может, взять на размер побольше?
– Я так и сделала… А отец с матерью знают?
– Все знают.
– А почему молчат?
Алла Владимировна положила руку на плечо девушки. Невольно вспомнилась безобразная сцена с Забугой-отцом, когда он, не разобравшись с текстом полученного из Ленинграда письма, пьяный ввалился на гимнастическую тренировку в Дом офицеров Привольного и устроил дебош, всячески оскорбляя Аллу Владимировну, которая, дескать, «растит шлюх для городских кобелей». Девочки-гимнастки испуганно сбились в кучку, и ей стоило огромного труда выпроводить этого шумного «искателя управы». Потом были и его виноватый многословный визит с извинениями, и просьбы-мольбы его жены поехать с ними в Ленинград.
– Мне пришлось настоять, но только ты неправильно понимаешь ситуацию: они не молчат. Они ждут…
– Ну что, какие берете? – продавщица-приятельница зашуршала книжечкой для выписки чеков.
– Вот эти, от Габора Шамоди, Марин.
– Юная искушенность или ты подсказала?
Алла попыталась улыбнуться. В Привольном она отвыкла от городской образности и легкости разговора.
– Считай, подруга, что первое.
– Вот, сорок шесть рублей семьдесят копеек в кассу, пожалуйста! – продавщица протянула чековый листочек Наталье. Когда девушка отошла, Марина тихо спросила:
– Она в курсе?
– Ах, да… – Зорина быстро вынула из сумочки сложенную двадцатипятирублевую бумажку и так же быстро, прикрывая пальцами, опустила ее в карман синего рабочего халата.
– Родственница? – кивнула Марина в сторону возвращающейся Наташи.
– Бери выше, подруга! Моя лучшая ученица, будущая чемпионка.
– Ну, ты даешь, Алка!
– Не даю, а стараюсь…
На Невском, покинув «Пассаж», они замешкались.
– Слушай, если с ногами беда, что ж ты согласилась на такой походище? – сокрушенно покачала головой Алла Владимировна. – Вот они – плоды жизни молодой и безрассудно самостоятельной… Слушай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83