С тех пор он приходит ко мне покупать подарки для своих дам. – Лия наслаждалась собственным рассказом. – Люси может прикинуться простушкой и самым невинным и ненавязчивым способом вытянуть из человека кучу информации. Так вот, она выяснила, что он женат. Может, был когда-то, но сейчас у него либо есть женщина в каждом городе, где он бывает, либо его романы очень непродолжительны, потому что он покупает вещи самых разных размеров. Он пригласил Люси провести с ним вечер, но она отказалась, говорит, он не в ее вкусе.
– Хотела бы я, чтобы она наконец определила, кто в ее вкусе, и снова вышла замуж, – пожаловалась Мег. – Я молюсь, чтобы ей повезло так же, как мне.
Но Лия еще не закончила рассказ о мистере Джордане.
– А какие вещи он покупает! Умереть можно! Какая-то девица наверняка умерла, получив в подарок то, что он купил у меня в свой последний приход. Пальто нежнейшего кремового цвета из ткани мягкой, как масло, отделанное черной норкой.
– А мне его подарок не понравился, – сказала Мег. – Не в обиду тебе будь сказано, Лия, но он не для меня, хотя и очень красивый. Да и вообще, это уж чересчур – дарить такую вещь только потому, что Тим пригласил его к обеду. Обычно приносят коробку конфет или цветы, что-то в этом роде.
Лия, конечно же, захотела узнать, что это за подарок.
– Вечерняя сумочка темно-красного цвета из кожи ящерицы с застежкой в форме лебедя. Чудесная вещь, но мне в моей жизни такая ни к чему. Я уверена, она страшно дорогая.
– А, я помню эту сумочку. Значит, она предназначалась тебе? Он в тот день сделал шесть разных покупок. Сказал, что едет в Рим на уикенд и не хочет появляться с пустыми руками. Можешь вернуть, если хочешь. Получишь деньгами, – засмеялась Лия.
– Нет, нет, я лучше куплю что-нибудь полезное. Например, какой-нибудь симпатичный свитер, я из них не вылезаю.
– Ну, тебе придется купить много свитеров, чтобы истратить столько, сколько стоит сумочка.
Вернулись с прогулки любители свежего воздуха, потирая замерзшие руки. Все снова собрались вместе перед тем, как разойтись по домам. Мег усадили за рояль, кое-кто стал напевать мелодии из «Оклахомы» и «Моей прекрасной леди», другие просто слушали. В конце Пол и Мег насмешили всех, спев забавную бессмысленную песенку о продавце льда. Мег объяснила:
– На заднем крыльце у нас обычно стоял коричневый холодильный шкаф. Продавца льда, я помню, звали Элмер, и однажды он…
Пока Мег рассказывала эту историю, Пол размышлял о том, как же он завидует ей и Ларри. Только что они радушно приняли гостей, которые скоро разойдутся, сытые и довольные, и когда за ними закроется дверь, эти двое останутся вместе.
Уже садясь в машину Билла, он еще раз оглянулся на дом. Парадная дверь, на которой висел огромный венок, украшенный красным атласным бантом, была закрыта. В окна видно, что во всех комнатах – внизу и наверху – горят свечи. Мороз был таким свирепым, что какая-то ветка сломалась с треском, похожим на звук выстрела. Но там, в доме, этом светящемся островке в океане мрака, тепло и уютно.
Он скучал по Ильзе, находившейся за тридевять земель от него. Наверное, в Иерусалиме сейчас идет дождь, упорный холодный зимний дождь, как и в тот день, когда она сказала ему, что не вернется «с ним домой.
Ну да ладно.
– Чудесный был день, – сказал Билл, когда они выехали на шоссе. – Они все такие славные люди.
– Все они из разного теста. Семья Мег, я имею в виду. – Голос Лии был задумчивым. Наверное, хорошо иметь такую большую семью. Впрочем, мне трудно судить, у меня ее нет. Но все ее дети так не ладят друг с другом, что им лучше оставаться, как они есть – разбросанными по всей стране. Я заметила, Пол, что ты с Тимом почти не разговаривал.
– Да, после Израиля нам стало нечего сказать друг другу. Ему от меня мало пользы, да и мне от него тоже.
– Его имя приобретает общенациональную известность, – вставил Билл. – Если вся Их братия ограничится речами и призывами, то вреда от этого не будет, может, что-то даже изменится к лучшему. Я и сам сторонник свободы слова, чем больше свободы тем лучше. Но мне совсем не нравится, когда они прибегают к насильственным действиям. Все обязаны соблюдать законы. Мне не нравятся столкновения молодежи с полицией.
Пол снова подумал о сыне доктора Штерна, своем внуке. Говорил ли Штерн, в каком университете учится сын? Может, в том самом, где преподает Тим? Но как бы там ни было, а Пол надеялся, что мальчик не попадет под влияние Тима и ему подобных, не даст сбить себя с толку. В конце концов, в университетах огромное число преподавателей и студентов с самыми разными убеждениями и взглядами. Неизвестно, чье влияние перевесит. Ничего нельзя предсказать заранее. И все же мальчик не выходил у него из головы. «Он доставляет нам массу беспокойства», – сказал Штерн.
Значит, у Айрис далеко не безоблачная жизнь, приходится волноваться из-за сына и из-за самого Штерна.
Билл с Лией продолжали болтать о пустяках, а Пол, сидевший на заднем сиденье, некоторое время предавался своим мыслям, а потом задремал. Его разбудил голос Билла.
– Я не знаю, что это. Не могу точно определить, почему, но Виктор Джордан не вписывался в нашу компанию, а ты как считаешь, Пол?
– Да, мне тоже так показалось, – пробормотал проснувшийся Пол.
Позднее ему суждено вспомнить этот обмен репликами.
7
Сидевший в последнем ряду амфитеатра в лекционном зале Стив посмотрел вниз на сотни неподвижных голов. Все они, как и его собственная, повернуты в сторону человека на кафедре.
Это был молодой, лет тридцати–тридцати пяти, мужчина с румяными щеками и густой копной светлых волос. У него продолговатое, линкольновского типа, лицо, которое, увидев однажды, уже не забудешь. До сегодняшнего первого дня нового семестра, Стив видел профессора Пауэрса всего два или три раза, да и то мельком. Но он запомнил его, и вдобавок, он столько о нем слышал, что при первой же возможности записался на один из его Курсов.
Сочный приятный голос Пауэрса разносился по всей аудитории, в которой сегодня царила мертвая тишина, не нарушаемая обычным покашливанием, скрипом стульев, шелестом страниц.
– Два месяца назад я ездил в Ханой и, уверяю вас, моральный дух тамошнего населения невероятно высок. Простые люди, особенно молодежь, проявляют чудеса мужества. В сравнении с ними я почувствовал себя ничтожным. Посмотрите на свои руки, – внезапно с пафосом воскликнул Пауэрс, – да, поверните их ладонями вверх и посмотрите на них!
Озадаченные, ничего не понимающие студенты тем не менее послушно посмотрели на свои руки.
– Будущее Вьетнама да и всего мира находится в таких вот молодых руках. – Пауэрс наклонился вперед, словно хотел обратиться или даже прикоснуться к каждому в отдельности. – Ну и что же, скажете вы, – продолжал он со страстью, – я молод, я полон энергии, я понимаю, что совершается величайшая несправедливость, но что конкретно я могу сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Хотела бы я, чтобы она наконец определила, кто в ее вкусе, и снова вышла замуж, – пожаловалась Мег. – Я молюсь, чтобы ей повезло так же, как мне.
Но Лия еще не закончила рассказ о мистере Джордане.
– А какие вещи он покупает! Умереть можно! Какая-то девица наверняка умерла, получив в подарок то, что он купил у меня в свой последний приход. Пальто нежнейшего кремового цвета из ткани мягкой, как масло, отделанное черной норкой.
– А мне его подарок не понравился, – сказала Мег. – Не в обиду тебе будь сказано, Лия, но он не для меня, хотя и очень красивый. Да и вообще, это уж чересчур – дарить такую вещь только потому, что Тим пригласил его к обеду. Обычно приносят коробку конфет или цветы, что-то в этом роде.
Лия, конечно же, захотела узнать, что это за подарок.
– Вечерняя сумочка темно-красного цвета из кожи ящерицы с застежкой в форме лебедя. Чудесная вещь, но мне в моей жизни такая ни к чему. Я уверена, она страшно дорогая.
– А, я помню эту сумочку. Значит, она предназначалась тебе? Он в тот день сделал шесть разных покупок. Сказал, что едет в Рим на уикенд и не хочет появляться с пустыми руками. Можешь вернуть, если хочешь. Получишь деньгами, – засмеялась Лия.
– Нет, нет, я лучше куплю что-нибудь полезное. Например, какой-нибудь симпатичный свитер, я из них не вылезаю.
– Ну, тебе придется купить много свитеров, чтобы истратить столько, сколько стоит сумочка.
Вернулись с прогулки любители свежего воздуха, потирая замерзшие руки. Все снова собрались вместе перед тем, как разойтись по домам. Мег усадили за рояль, кое-кто стал напевать мелодии из «Оклахомы» и «Моей прекрасной леди», другие просто слушали. В конце Пол и Мег насмешили всех, спев забавную бессмысленную песенку о продавце льда. Мег объяснила:
– На заднем крыльце у нас обычно стоял коричневый холодильный шкаф. Продавца льда, я помню, звали Элмер, и однажды он…
Пока Мег рассказывала эту историю, Пол размышлял о том, как же он завидует ей и Ларри. Только что они радушно приняли гостей, которые скоро разойдутся, сытые и довольные, и когда за ними закроется дверь, эти двое останутся вместе.
Уже садясь в машину Билла, он еще раз оглянулся на дом. Парадная дверь, на которой висел огромный венок, украшенный красным атласным бантом, была закрыта. В окна видно, что во всех комнатах – внизу и наверху – горят свечи. Мороз был таким свирепым, что какая-то ветка сломалась с треском, похожим на звук выстрела. Но там, в доме, этом светящемся островке в океане мрака, тепло и уютно.
Он скучал по Ильзе, находившейся за тридевять земель от него. Наверное, в Иерусалиме сейчас идет дождь, упорный холодный зимний дождь, как и в тот день, когда она сказала ему, что не вернется «с ним домой.
Ну да ладно.
– Чудесный был день, – сказал Билл, когда они выехали на шоссе. – Они все такие славные люди.
– Все они из разного теста. Семья Мег, я имею в виду. – Голос Лии был задумчивым. Наверное, хорошо иметь такую большую семью. Впрочем, мне трудно судить, у меня ее нет. Но все ее дети так не ладят друг с другом, что им лучше оставаться, как они есть – разбросанными по всей стране. Я заметила, Пол, что ты с Тимом почти не разговаривал.
– Да, после Израиля нам стало нечего сказать друг другу. Ему от меня мало пользы, да и мне от него тоже.
– Его имя приобретает общенациональную известность, – вставил Билл. – Если вся Их братия ограничится речами и призывами, то вреда от этого не будет, может, что-то даже изменится к лучшему. Я и сам сторонник свободы слова, чем больше свободы тем лучше. Но мне совсем не нравится, когда они прибегают к насильственным действиям. Все обязаны соблюдать законы. Мне не нравятся столкновения молодежи с полицией.
Пол снова подумал о сыне доктора Штерна, своем внуке. Говорил ли Штерн, в каком университете учится сын? Может, в том самом, где преподает Тим? Но как бы там ни было, а Пол надеялся, что мальчик не попадет под влияние Тима и ему подобных, не даст сбить себя с толку. В конце концов, в университетах огромное число преподавателей и студентов с самыми разными убеждениями и взглядами. Неизвестно, чье влияние перевесит. Ничего нельзя предсказать заранее. И все же мальчик не выходил у него из головы. «Он доставляет нам массу беспокойства», – сказал Штерн.
Значит, у Айрис далеко не безоблачная жизнь, приходится волноваться из-за сына и из-за самого Штерна.
Билл с Лией продолжали болтать о пустяках, а Пол, сидевший на заднем сиденье, некоторое время предавался своим мыслям, а потом задремал. Его разбудил голос Билла.
– Я не знаю, что это. Не могу точно определить, почему, но Виктор Джордан не вписывался в нашу компанию, а ты как считаешь, Пол?
– Да, мне тоже так показалось, – пробормотал проснувшийся Пол.
Позднее ему суждено вспомнить этот обмен репликами.
7
Сидевший в последнем ряду амфитеатра в лекционном зале Стив посмотрел вниз на сотни неподвижных голов. Все они, как и его собственная, повернуты в сторону человека на кафедре.
Это был молодой, лет тридцати–тридцати пяти, мужчина с румяными щеками и густой копной светлых волос. У него продолговатое, линкольновского типа, лицо, которое, увидев однажды, уже не забудешь. До сегодняшнего первого дня нового семестра, Стив видел профессора Пауэрса всего два или три раза, да и то мельком. Но он запомнил его, и вдобавок, он столько о нем слышал, что при первой же возможности записался на один из его Курсов.
Сочный приятный голос Пауэрса разносился по всей аудитории, в которой сегодня царила мертвая тишина, не нарушаемая обычным покашливанием, скрипом стульев, шелестом страниц.
– Два месяца назад я ездил в Ханой и, уверяю вас, моральный дух тамошнего населения невероятно высок. Простые люди, особенно молодежь, проявляют чудеса мужества. В сравнении с ними я почувствовал себя ничтожным. Посмотрите на свои руки, – внезапно с пафосом воскликнул Пауэрс, – да, поверните их ладонями вверх и посмотрите на них!
Озадаченные, ничего не понимающие студенты тем не менее послушно посмотрели на свои руки.
– Будущее Вьетнама да и всего мира находится в таких вот молодых руках. – Пауэрс наклонился вперед, словно хотел обратиться или даже прикоснуться к каждому в отдельности. – Ну и что же, скажете вы, – продолжал он со страстью, – я молод, я полон энергии, я понимаю, что совершается величайшая несправедливость, но что конкретно я могу сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113