– Я помню вас очень хорошо, мистер Вернер. Мне надо вас осмотреть.
Они вошли в комнату с великолепным, украшенным резьбой письменным столом, восточным ковром на полу и полками, полными книг.
– К сожалению, там, где я обычно принимаю больных, уже все разобрали, – проговорил Штерн с такой неподдельной мукой в голосе, что Пол не осмелился его о чем-либо расспрашивать.
Он снял пиджак и рубашку, и в следующее мгновение почувствовал легкое прикосновение пальцев к шву на своем плече.
– Я ничего не вижу, – проговорил Штерн, – разве что кожа немного обгорела.
– Ах, да, я был на пляже.
– Вероятно, в этом-то все и дело. Вам совершенно не о чем тревожиться.
Надевая рубашку и завязывая галстук, Пол счел необходимым что-нибудь сказать.
– У меня друзья на Лонг-Айленде. Они и пригласили меня к себе поплавать. В следующий раз постараюсь быть более осмотрительным и не проводить слишком много времени на солнце. Простите, что побеспокоил вас из-за ерунды.
– Никакого беспокойства. У меня теперь масса свободного времени. По существу, только это у меня еще и осталось.
Своим замечанием Тео дал ему возможность перевести разговор на более личные темы, и Пол не преминул этим тут же воспользоваться. К тому же он не мог совершенно проигнорировать травму Штерна. Это было бы верхом неприличия.
– Ваша рука… – начал он. – Надеюсь, она быстро заживет. Вам, должно быть, не терпится поскорее снова вернуться к своей работе?
– Я больше никогда не вернусь к своей работе. Холодный, ровный тон, каким были произнесены эти слова, заставил Пола вздрогнуть. Он невольно поднял глаза на Штерна и увидел перед собой лицо, искаженное гримасой боли. Только теперь он заметил, как изменился Штерн. Казалось, постарел лет на двадцать с тех пор, как они виделись с ним последний раз, и сейчас мало чем напоминал того холеного красавца с тонкими аристократическими чертами лица, каким запомнил его Пол по их прошлой встрече.
– Не похож на того, каким был прежде, не так ли?
– Мне жаль, – только и смог выдавить из себя Пол.
– Для меня наступили сейчас тяжелые времена. Я лишился трех пальцев на правой руке.
– Ужасно! – воскликнул Пол, остро сознавая в этот момент всю банальность своего ответа. Но, в конце концов, на свете просто не существовало слов, которые были бы соразмерны такому огромному несчастью.
– Прищемило дверцей машины в прошлом месяце, – пояснил Штерн.
С этими словами он опустился в кресло, жестом приглашая Пола последовать его примеру. Очевидно, ему было совершенно необходимо с кем-то поговорить о своем несчастье. Судя по всему, он сидел здесь, предаваясь грустным размышлениям, в полном одиночестве; из внутренних комнат не доносилось ни стука пишущих машинок, ни звона телефонов. В самом кабинете шторы были наполовину спущены, и внутрь сквозь густую листву просачивался мрачный зеленоватый свет.
Несколько мгновений Пол рассматривал дипломы, висевшие на стене за спиной Штерна, затем перевел взгляд на лежавшие на столе книги в коричневых переплетах. «Восстановительная челюстная хирургия» – прочел он заглавие на той, что лежала сверху. Что он здесь делает? Он мог забыть теперь о том, что привело его сюда. Будь сейчас в кабинете хотя бы еще один человек, он, несомненно, тут же поднялся бы и вышел, но покинуть кого бы то ни было в таком состоянии казалось Полу пределом жестокости. Это равносильно тому, как если бы он оставил тяжелобольного одного на улице, не думая о том, что с ним случится, и сможет ли он сам себе помочь.
– Просто бред какой-то, – пробормотал Пол, чувствуя необходимость заполнить чем-то становившееся гнетущим молчание, даже если это и была обычная банальность. – Как говорят, несчастья подстерегают нас в основном дома или в нашей же собственной машине.
– Да, так говорят.
От всей фигуры Тео веяло такой мрачной безысходностью, что у Пола мороз пробежал по коже. В следующее мгновение смутная мысль, зародившаяся в его мозгу, приобрела вдруг совершенно отчетливые очертания: все это должно было сильно повлиять на Айрис и, скорее всего, и привело к тому, о чем несколько часов назад ему рассказала Лия. Он вздрогнул и неожиданно резко спросил, как произошел этот несчастный случай.
Штерн вздохнул:
– Во всем виновата эта война во Вьетнаме. У нас есть сын, замечательный мальчик, необычайно умный, с головой, полной разных идей… и, конечно, яростно отстаивающий свою независимость – в этом-то и заключается печальная сторона… Он стал радикалом, бунтарем, и мы потеряли с ним всякий контакт.
На мгновение он замолчал, и Пол, воспользовавшись паузой, заметил:
– Вы рассказывали мне об этом, когда я лежал в больнице.
– Да? Обычно я ни с кем не делюсь своими бедами.
– Вам тогда пришлось задержаться из-за метели, и мы несколько минут разговаривали с вами у меня в палате.
– Вообще-то, я не из болтливых, – произнес Штерн с явной тревогой в голосе, словно для него было необычайно важно, чтобы Пол это понимал. – Похоже, вам на роду написано встречаться со мной в те редкие минуты, когда я говорю слишком много.
Да, подумал Пол, такие минуты, скорее всего, были действительно очень редкими. В этом не могло быть никаких сомнений. Перед ним сидел гордый и замкнутый человек, которого лишь необычайно сильное потрясение могло заставить раскрыть кому-нибудь свою душу.
Он ободряюще улыбнулся Тео.
– Я ничего не имею против того, чтобы вас выслушать.
Ему показалось, что то же самое он сказал Штерну и в прошлый раз, но полной уверенности в этом у него не было.
– Итак, как я уже сказал, он всегда яростно отстаивал свою независимость, но сейчас, когда вырос, стал взрослым, эта его нетерпимость приняла совершенно ужасные формы. Он был арестован во время съезда демократов в Чикаго.
– Сейчас время тревожное, и молодым весьма нелегко. Не то что в годы Второй мировой войны, когда мы знали, за что боремся.
Эти банальные слова, как прекрасно понимал Пол, были небольшим утешением для родителя.
– Возможно, – произнес неожиданно резко Штерн. – Но я думаю, что и сейчас мы боремся за то, чтобы не позволить разным негодяям заглотать кусок за куском весь мир… В общем, мы с женой постоянно ссорились из-за сына. Она считает, что он, видите ли, пока просто не нашел себя. Скажите мне, ради Бога, что это такое: «найти себя»? Они что, черт возьми, не знают, кто они такие? Я просто слышать этого не могу.
– Иногда, – мягко проговорил Пол, – они действительно этого не знают.
В голове у него невольно возник вопрос: а я? Я знаю, кто я такой? Банкир, и довольно расчетливый к тому же, который день ото дня множит свое богатство; также и филантроп, находящий удовольствие в том, чтобы тратить это богатство; дилетант в искусстве и музыке, который наслаждается и тем и другим, но сам ничего не создает;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113