– Скажи мне только, – взмолилась она, – что ты понимаешь, как сильно я раскаиваюсь.
– Я понимаю, – проговорил он устало. – А теперь, ради Бога, хватит об этом.
Он отправился в клинику, чтобы, как он ей сказал, «привести там все в порядок», очевидно, подразумевая под этим отмену приема и передачу своих пациентов кому-нибудь другому. Вернувшись домой, он сразу же прошел на террасу. Какое-то время сидел там, листая левой рукой газету, но вскоре газета скользнула на пол, и взгляд его устремился через лужайку к бассейну. Между бассейном со все еще бирюзовой водой и розовым зданием купальни по-прежнему стояли, словно застыв в ожидании обычного веселья, шезлонги и грибки – неизменный фон и атрибуты жизненного успеха и уверенности в завтрашнем дне.
Муж выглядел таким несчастным, сидя там в одиночестве, что Айрис не выдержала и, схватив первую попавшуюся ей на глаза книгу, вышла на террасу. Какое-то время спустя она осмелилась нарушить гнетущее молчание.
– Тео, скажи мне, что я могу для тебя сделать?
– Сделать?
– Может, – проговорила она робко, – ты хочешь поговорить со мной, сказать мне, о чем ты думаешь?
– Думаю? О том, как бы не сойти с ума.
К горлу ее подкатил комок, и больше она ничего не сказала.
Однако позже, в столовой, она вновь попыталась вызвать его на разговор. Прочла ему письмо от Лауры, а также от матери, которая, не зная, что произошло в действительности, уже больше не настаивала на своем возвращении.
– Мама пишет, что Бернстайн в Танглвуде как всегда великолепен.
Тео в ответ лишь кивнул. Он почти не притрагивался к еде. Айрис старалась не смотреть на его лежащую на столе забинтованную руку, которая притягивала ее как магнит. Один раз, не выдержав, она все же взглянула на руку и на несколько секунд застыла, чувствуя в этот момент боль в своих собственных пальцах.
Вновь и вновь перебирала она в памяти последние события. Казалось, в мозгу кто-то без конца прокручивает одну и ту же пленку. Все началось с ареста Стива, а потом эта женщина… При мысли о ней Айрис ощутила в душе жгучую ненависть; она готова была убить сейчас эту суку, которая одна только и была виновата в том, что случилось с Тео, в том, что он никогда теперь не будет любить ее, Айрис. Да и как он мог любить ее после всего, что произошло? Ведь именно она и сделала его на всю жизнь калекой.
Она бродила из комнаты в комнату, успевая забыть к тому времени, когда входила, что ее туда привело. А ночью спала одна в их широкой постели, так как Тео перебрался в комнату Джимми, и ей снились одни лишь утраты.
… Собака выскакивает из дома прямо на мостовую, где с бешеной скоростью мчатся машины, ее дети кричат от страха, и она видит все это и ничем не может помочь. Или они с Тео едут куда-то на поезде, который вдруг из-за каких-то неполадок останавливается; она сходит, желая немного прогуляться, и тут состав трогается; она бежит, пытаясь его догнать, но поезд все убыстряет ход и вскоре пропадает за горизонтом, а вместе с ним и Тео…
Она просыпалась вся в холодном поту. В зеркале глаза ее с темными кругами под ними и набухшими веками смотрели на нее с откровенным осуждением. И каждый вечер во время ужина, когда они, словно отбывая наказание, сидели, уставясь в свои тарелки и едва притрагиваясь к еде, за столом царило гробовое молчание, лишь изредка нарушаемое пустыми, ничего не значащими фразами. Безысходность была полной. Они с Тео находились в лодке, плывущей по воле волн в никуда. Внутри у Айрис все словно онемело.
И вот однажды в мозгу ее вспыхнула вдруг мысль, удивительная и леденящая в своей ясности: если ее не станет, всем от этого будет только лучше. Джимми уже твердо стоит на ногах, Стив, что бы она не предпринимала, или выплывет, или пойдет ко дну, Лауре, одной из немногих счастливиц на этом свете, во всем всегда сопутствует удача, а Филипп… Ну, Тео как-нибудь возьмет себя в руки и позаботится о нем – один ребенок не требует таких уж больших забот.
Немедленно вслед за этой мыслью пришла другая: ты не должна так думать, это дурно; а ну-ка, встряхнись, съезди куда-нибудь, и все пройдет…
Она стояла в магазине у прилавка, за кучкой старых дам, пытаясь вспомнить, что ее сюда привело. Дамы, вероятно, вдовы, оживленно обсуждали свои планы, собираясь пройтись по магазинам и потом где-нибудь вместе позавтракать. После этого они, должно быть, возвратятся домой, в чистенькие уютные квартирки со старыми семейными фотографиями на телевизоре, приготовят на крохотных кухоньках чай и накормят кошек, счастливые своей независимостью и сами себе хозяйки.
Так и не вспомнив, зачем она приехала в магазин, Айрис отправилась на мойку автомашин. Обслуживанием там сегодня занималась молодая девушка, на вид стопроцентная американка, крепкая, стройная и знающая свое дело. Работая, она весело что-то насвистывала. Никаких тебе комплексов или забот, подумала Айрис. Моя Лаура точно такая же, слава Богу, и мама тоже. Счастливая Лаура, счастливая мама.
В нижнем холле, когда она возвратилась домой, ее ждали, сложенные аккуратно у стены, свертки с платьями от Леа. Вид этой груды, возвышавшейся почти на метр от пола, был просто неприличен. О чем она только думала, когда их заказывала? Но теперь сожалеть об этом поздно. Итак, что же ей с ними делать? Все платья были переделаны – рукава для Айрис всегда приходилось слегка укорачивать – так что вернуть она их не сможет. Ничего не оставалось, как только нести их все наверх и распаковывать.
Один за другим она разворачивала пакеты из тонкой оберточной бумаги, и на свет с легким шелестом появлялись наряды из хлопка, шелка, кашемира – их элегантность, даже экстравагантность, выглядела сейчас как насмешка. Развешивая наряды в стенном шкафу, она ломала себе голову над тем, как они смогут сейчас за них расплатиться. Последним она достала черное гипюровое платье с разбросанными по всему подолу крошечными голубыми бантиками и атласный голубой шарф к нему. Несколько мгновений стояла, глядя на платье с ненавистью, как на врага, потом оторвала ярлык с указанием цены и позвала снизу Пирл.
– Поднимись ко мне. Я хочу тебе кое-что подарить.
Пирл была потрясена.
– Вы уверены, что хотите его отдать, миссис Штерн? Оно ведь совсем новое.
– Уверена. Если оно тебе не подойдет, подари его своей племяннице. Она ведь ходит на танцы, не так ли? Это сумочка к нему. Из кожи ящерицы, с подкладкой из атласа. А застежка, взгляни, в форме лебедя. Правда, красиво? И качество отличное.
Айрис говорила без умолку, расхваливая наряд, словно пыталась убедить Пирл его купить. Она видела, как та украдкой разглядывает ее, вероятно, чувствуя, что что-то здесь не так, но не смея спросить об этом впрямую.
– Если хочешь, можешь прямо сейчас пойти и показать его своей племяннице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113