Айрис поспешила вмешаться:
– Стив, не спорь с отцом. Сейчас не время для этого.
– Ты права. Да и в любом случае они хотят, чтобы я кончал разговаривать, эти фашисты. Так будет залог или нет?
– Фашисты? Ты, должно быть, совсем рехнулся, – заорал Тео.
Где-то вдалеке Айрис слышала голоса, телефонные звонки и звук, похожий на звук передвигаемого по полу стула. Теперь она представила Джимми, стоящего в этом участке. Как несправедливо, что его впутали в эту историю, что на его еще детские плечи легла такая ответственность.
– Стив, – умоляюще проговорила она, – не говори того, о чем потом пожалеешь. Образумься и разберись во всем.
– Я же сказал, они требуют, чтобы я освободил телефон.
– Очень хорошо, – вновь вступил в разговор Тео, – я еще раз прошу тебя. Обещай мне бросить все это. Тогда я поговорю с сержантом и выясню, что делать. Только дай мне честное слово.
– Не могу, – ответил Стив.
Айрис охватила паника. Неужели Тео бросит мальчика на произвол судьбы?
– Позвони, когда передумаешь. А сейчас передай трубку брату.
Раздался голос Джимми:
– Па, нам больше не разрешают занимать телефон. Здесь полно народу и…
Послышался щелчок.
Айрис бросилась назад в гостиную. У телевизора был выключен звук, но на экране по-прежнему мелькали какие-то фигуры. Тео стоял, держа в руке телефонную трубку, уставясь на экран.
– Ну вот, дожили, – сказал он.
– Ты не собираешься помочь ему? Не собираешься?
– Знаешь что? Я делал все, что мог. Я старался быть хорошим человеком, хорошим отцом, старался изо всех сил. Но я не святой, и моему терпению есть предел. Я дошел до предела. Здесь. Сейчас. В эту самую минуту.
– Но ты не можешь! Что с ним станет? Ты не можешь!
Тео вглядывался сквозь стеклянную стену в жаркую, светлую летнюю ночь.
– Я помню день его бар-мицвы, о, я очень хорошо его помню. Все происходило в этой же комнате. Я тогда не смог его понять и сейчас не могу.
– Не вспоминай об этом, Тео. Это давно прошло и забыто.
– Я не забыл.
– Но он же арестован. Арестован!
– Вместе с такими же, как он, Айрис. Сошедшими с ума молокососами.
Тео выглядел больным. Айрис смотрела, как он пошел на кухню, затем услышала шум льющейся воды и звяканье стакана. Спокойствие, сказала она себе, сохраняй спокойствие. И ему дай успокоиться. Он наверняка перезвонит в Чикаго и выяснит, что надо делать.
К тому моменту, когда Тео вернулся из кухни со стаканом в руке и сел, она взяла себя в руки и заговорила с ним тихим ровным голосом, таким ровным, словно она только что выгладила его, как гладят мятую юбку.
– Это известная истина. В погоне за идеалами люди подчас отрываются от реальности. – И, так как муж молчал, продолжила: – Мир стал таким сложным. Угроза призыва, проблемы конкуренции, поиска своего места…
Тео поднял руку.
– Пожалуйста, избавь меня от популярной лекции по психологии.
– Это не лекция по психологии. Это правда. Ты вырос в другом, более упорядоченном мире. Да, тогда были войны…
– О да, парочка каких-то там мировых войн и Гитлер впридачу…
– Я говорю о временах до Гитлера. Ты должен признать, что жизнь тогда была другой. Отец – глава семьи, мать отвечала за дом, дети их слушались. Я не говорю, что тогда было лучше, но проще. Сейчас все так неустойчиво, и все эти разводы… – Она говорила довольно бессвязно, она просто умоляла.
– Но мы же не разведены.
– Есть и другие факторы. Он старший сын. Может, он сам к себе предъявляет слишком большие требования, может, он слишком быстро повзрослел. – Айрис говорила быстро, боясь, что муж ее прервет. – Все это очень сложно. Я читала… ну да ты сам врач, мне не нужно объяснять тебе…
– Да, конечно, если очень постараться, можно оправдать все что угодно. Слова. Избитые слова, лишенные смысла.
Пока мы так разговариваем, подумала Айрис, что-то там происходит в Чикаго? И в жаркую летнюю ночь она задрожала, как от холода.
– Со дня бар-мицвы… – начал Тео.
– Ради Бога, не вспоминай про это снова.
– Я могу вспомнить массу других вещей, если тебе так хочется.
– Ну спасибо, спасибо тебе огромное, – ответила она с горьким сарказмом. – Но не утруждай себя и не приводи мне примеры из прошлого, не напоминай, что было в прошлом году, в позапрошлом, в позапозапрошлом. Сделай одолжение и скажи, что ты собираешься сделать сейчас.
– Я уже сказал – ничего. Если ты как следует подумаешь, ты поймешь, что это самое разумное и полезное. У меня осталась слабая надежда, что столкновение с суровой действительностью приведет его в чувство.
– Не могу поверить, что ты оставляешь его без помощи. Какой же ты жестокий. Жестокий!
– Вот как, Айрис? Я, значит, жестокий. Думай, что ты говоришь.
– В настоящий момент – да, жестокий. Ты даже не хочешь понять, что, в принципе, эти ребята правы, хотя действуют они не самыми похвальными методами.
– Выражать свои взгляды нужно голосованием, незачем швырять дерьмо в лицо другим людям. Своей тактикой они доведут страну до взрыва. А когда не будет закона и порядка, тогда что? Я тебе скажу что: распоясавшаяся толпа, угроза личной безопасности любого гражданина. Не защищай их. Я видел такие толпы в Австрии, ты – нет.
– Но это же совсем другое дело. Как ты не понимаешь? – Она уже кричала. – Я сама поеду в Чикаго. Если ты не хочешь, поеду я.
Почувствовав вдруг прилив энергии, она бросилась было наверх за сумкой и жакетом. Она поедет в аэропорт, дождется первого утреннего рейса. Черт с ним, с Тео. Что он за отец? Затем, вспомнив кое о чем, остановилась.
– Мне нужны деньги. Своих мне не хватит. Вместо ответа он вывернул карманы и вытряхнул на стол содержимое бумажника.
– Две десятки, пятерка и три доллара. Если хочешь, возьми их, – холодно проговорил он.
– И это все, что у тебя есть? В этом доме никогда нет денег.
– Верно. Не успеваю я их заработать, как они тут же исчезают.
– Это не моя вина. Не я швыряюсь деньгами, как пьяный матрос. Я хожу в юбке, купленной пять лет назад.
– Не изображай из себя мученицу. Никто не просит тебя ходить в старой юбке.
Идиотским образом они затеяли какой-то бессмысленный, не имеющий отношения к делу спор.
– Тогда я возьму машину и поеду к маме. До Беркшира я доберусь за три часа, возьму у нее денег и утром вылечу из Бостона.
– Ничего подобного ты не сделаешь. Не втягивай в это свою мать. О чем ты только думаешь? Хочешь напугать ее до смерти и испортить ей первый после смерти отца отдых?
Тео схватил Айрис за руку, она вырвалась, задев при этом локтем вазу с цветами. Вода, осколки, мокрые цветы – все оказалось на светлом ковре. Айрис расплакалась. Не то чтобы ей было жалко ковра, она вообще не слишком дорожила вещами, просто это стало последней каплей. Она рухнула в кресло.
– О Господи, о Господи, что же с нами будет?
Тео принялся за уборку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Стив, не спорь с отцом. Сейчас не время для этого.
– Ты права. Да и в любом случае они хотят, чтобы я кончал разговаривать, эти фашисты. Так будет залог или нет?
– Фашисты? Ты, должно быть, совсем рехнулся, – заорал Тео.
Где-то вдалеке Айрис слышала голоса, телефонные звонки и звук, похожий на звук передвигаемого по полу стула. Теперь она представила Джимми, стоящего в этом участке. Как несправедливо, что его впутали в эту историю, что на его еще детские плечи легла такая ответственность.
– Стив, – умоляюще проговорила она, – не говори того, о чем потом пожалеешь. Образумься и разберись во всем.
– Я же сказал, они требуют, чтобы я освободил телефон.
– Очень хорошо, – вновь вступил в разговор Тео, – я еще раз прошу тебя. Обещай мне бросить все это. Тогда я поговорю с сержантом и выясню, что делать. Только дай мне честное слово.
– Не могу, – ответил Стив.
Айрис охватила паника. Неужели Тео бросит мальчика на произвол судьбы?
– Позвони, когда передумаешь. А сейчас передай трубку брату.
Раздался голос Джимми:
– Па, нам больше не разрешают занимать телефон. Здесь полно народу и…
Послышался щелчок.
Айрис бросилась назад в гостиную. У телевизора был выключен звук, но на экране по-прежнему мелькали какие-то фигуры. Тео стоял, держа в руке телефонную трубку, уставясь на экран.
– Ну вот, дожили, – сказал он.
– Ты не собираешься помочь ему? Не собираешься?
– Знаешь что? Я делал все, что мог. Я старался быть хорошим человеком, хорошим отцом, старался изо всех сил. Но я не святой, и моему терпению есть предел. Я дошел до предела. Здесь. Сейчас. В эту самую минуту.
– Но ты не можешь! Что с ним станет? Ты не можешь!
Тео вглядывался сквозь стеклянную стену в жаркую, светлую летнюю ночь.
– Я помню день его бар-мицвы, о, я очень хорошо его помню. Все происходило в этой же комнате. Я тогда не смог его понять и сейчас не могу.
– Не вспоминай об этом, Тео. Это давно прошло и забыто.
– Я не забыл.
– Но он же арестован. Арестован!
– Вместе с такими же, как он, Айрис. Сошедшими с ума молокососами.
Тео выглядел больным. Айрис смотрела, как он пошел на кухню, затем услышала шум льющейся воды и звяканье стакана. Спокойствие, сказала она себе, сохраняй спокойствие. И ему дай успокоиться. Он наверняка перезвонит в Чикаго и выяснит, что надо делать.
К тому моменту, когда Тео вернулся из кухни со стаканом в руке и сел, она взяла себя в руки и заговорила с ним тихим ровным голосом, таким ровным, словно она только что выгладила его, как гладят мятую юбку.
– Это известная истина. В погоне за идеалами люди подчас отрываются от реальности. – И, так как муж молчал, продолжила: – Мир стал таким сложным. Угроза призыва, проблемы конкуренции, поиска своего места…
Тео поднял руку.
– Пожалуйста, избавь меня от популярной лекции по психологии.
– Это не лекция по психологии. Это правда. Ты вырос в другом, более упорядоченном мире. Да, тогда были войны…
– О да, парочка каких-то там мировых войн и Гитлер впридачу…
– Я говорю о временах до Гитлера. Ты должен признать, что жизнь тогда была другой. Отец – глава семьи, мать отвечала за дом, дети их слушались. Я не говорю, что тогда было лучше, но проще. Сейчас все так неустойчиво, и все эти разводы… – Она говорила довольно бессвязно, она просто умоляла.
– Но мы же не разведены.
– Есть и другие факторы. Он старший сын. Может, он сам к себе предъявляет слишком большие требования, может, он слишком быстро повзрослел. – Айрис говорила быстро, боясь, что муж ее прервет. – Все это очень сложно. Я читала… ну да ты сам врач, мне не нужно объяснять тебе…
– Да, конечно, если очень постараться, можно оправдать все что угодно. Слова. Избитые слова, лишенные смысла.
Пока мы так разговариваем, подумала Айрис, что-то там происходит в Чикаго? И в жаркую летнюю ночь она задрожала, как от холода.
– Со дня бар-мицвы… – начал Тео.
– Ради Бога, не вспоминай про это снова.
– Я могу вспомнить массу других вещей, если тебе так хочется.
– Ну спасибо, спасибо тебе огромное, – ответила она с горьким сарказмом. – Но не утруждай себя и не приводи мне примеры из прошлого, не напоминай, что было в прошлом году, в позапрошлом, в позапозапрошлом. Сделай одолжение и скажи, что ты собираешься сделать сейчас.
– Я уже сказал – ничего. Если ты как следует подумаешь, ты поймешь, что это самое разумное и полезное. У меня осталась слабая надежда, что столкновение с суровой действительностью приведет его в чувство.
– Не могу поверить, что ты оставляешь его без помощи. Какой же ты жестокий. Жестокий!
– Вот как, Айрис? Я, значит, жестокий. Думай, что ты говоришь.
– В настоящий момент – да, жестокий. Ты даже не хочешь понять, что, в принципе, эти ребята правы, хотя действуют они не самыми похвальными методами.
– Выражать свои взгляды нужно голосованием, незачем швырять дерьмо в лицо другим людям. Своей тактикой они доведут страну до взрыва. А когда не будет закона и порядка, тогда что? Я тебе скажу что: распоясавшаяся толпа, угроза личной безопасности любого гражданина. Не защищай их. Я видел такие толпы в Австрии, ты – нет.
– Но это же совсем другое дело. Как ты не понимаешь? – Она уже кричала. – Я сама поеду в Чикаго. Если ты не хочешь, поеду я.
Почувствовав вдруг прилив энергии, она бросилась было наверх за сумкой и жакетом. Она поедет в аэропорт, дождется первого утреннего рейса. Черт с ним, с Тео. Что он за отец? Затем, вспомнив кое о чем, остановилась.
– Мне нужны деньги. Своих мне не хватит. Вместо ответа он вывернул карманы и вытряхнул на стол содержимое бумажника.
– Две десятки, пятерка и три доллара. Если хочешь, возьми их, – холодно проговорил он.
– И это все, что у тебя есть? В этом доме никогда нет денег.
– Верно. Не успеваю я их заработать, как они тут же исчезают.
– Это не моя вина. Не я швыряюсь деньгами, как пьяный матрос. Я хожу в юбке, купленной пять лет назад.
– Не изображай из себя мученицу. Никто не просит тебя ходить в старой юбке.
Идиотским образом они затеяли какой-то бессмысленный, не имеющий отношения к делу спор.
– Тогда я возьму машину и поеду к маме. До Беркшира я доберусь за три часа, возьму у нее денег и утром вылечу из Бостона.
– Ничего подобного ты не сделаешь. Не втягивай в это свою мать. О чем ты только думаешь? Хочешь напугать ее до смерти и испортить ей первый после смерти отца отдых?
Тео схватил Айрис за руку, она вырвалась, задев при этом локтем вазу с цветами. Вода, осколки, мокрые цветы – все оказалось на светлом ковре. Айрис расплакалась. Не то чтобы ей было жалко ковра, она вообще не слишком дорожила вещами, просто это стало последней каплей. Она рухнула в кресло.
– О Господи, о Господи, что же с нами будет?
Тео принялся за уборку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113