Сад, в котором Кривуш оставил Маргариту, теперь был опоясан огненным кольцом пылавшего забора. Деревья горели, как огромные факелы, протягивая скрюченные ветви к черному небу. На месте садовой беседки высился столб огня. Георгий стоял, закрыв руками лицо.
– Их нет здесь, – сказал Кривуш, дрожа от волнения. – Я приказал слугам, если пожар усилится, увести Маргариту…
– Куда? – спросил Георгий.
– В тайную друкарню, – ответил ничего еще не знающий Кривуш.
Георгий застонал. Черные хлопья сажи падали на его непокрытые волосы. Огонь перебрасывался с одного дома на другой. Загорались все новые и новые строения, заборы, улицы. Уже били в набат колокольни всех виленских церквей и костелов.
* * *
Стоящий у двери слуга сделал знак, и друкарь Войтех осторожно шагнул в обширный полутемный кабинет. Барон Иоганн фон Рейхенберг стоял у высокого стрельчатого окна, глядя на багровое зарево, нависшее над городом.
– Приказ вашей мосци исполнен, – сказал почтительно Войтех, – иудей схвачен и брошен в колоду. Обе друкарни и дом схизматика горят.
Барон не обернулся. Вынув из-за пояса кошелек, он швырнул его через плечо. Войтех на лету поймал кошелек.
– Ступай! – молвил барон.
Друкарь на цыпочках вышел. Рейхенберг быстро обернулся и хлопнул в ладоши.
– Этот человек, – сказал он вбежавшему камердинеру, – не должен выйти из замка. Пусть его схватят и запрут в подземелье.
Камердинер замешкался: видимо, он был озадачен.
– Он виновен в поджогах и заслуживает строгого наказания, – пояснил барон. – Беги же и помни: он не должен выйти из замка.
Камердинер мгновенно исчез за портьерой. Рейхенберг снова повернулся к окну. Пожар все разрастался. Набат, не переставая, гудел над пылающим городом. Якуб Бабич, давно уже покинувший сгоревший дотла двор свой, носился с гурьбой братчиков и приставших к ним добровольцев, пытаясь остановить бедствие. Увидев, что все их старания тщетны, бурмистр приказал выводить из города стариков, женщин и детей. Свою семью он отправил с провожатыми к реке, в рыбачью слободу.
Но выполнить бурмистрово распоряжение было нелегко. Толпы обезумевших людей устремились ко всем пяти городским воротам. На узких улицах началась страшная давка. Там и сям раздавались вопли, проклятия, мольбы о помощи. Кто-то крикнул, что воевода закрыл Медницкие ворота и поставил там стражу, что Трокские ворота горят и подойти к ним невозможно. Бурный человеческий поток повернул назад к Рудницким воротам. Люди задыхались в дыму. У иных от жары лопалась кожа на лице и руках.
– К замку! – раздался чей-то отчаянный призыв. – К замку воеводскому!
Тут многие сообразили, что обширный пустырь перед замком может оказаться надежным убежищем от огня.
– В замке – сам Гаштольд. Пусть спасает воевода виленчан, пусть держит ответ! – И толпа ринулась к замку.
Пану Гаштольду доложили о приближении огромной толпы. Воевода, и так уже насмерть перепуганный грозным бедствием, вовсе впал в уныние.
Дверь отворилась, и на пороге появился Рейхенберг. За поясом его торчал большой охотничий нож, на левом боку висела длинная итальянская шпага. Воевода был настолько растерян, что не удивился этому внезапному появлению. Волнуясь, он сообщил немцу о приближении толпы.
– Вся стража и рейтары разосланы к городским воротам или для охраны присутственных зданий, костелов, панских имений. В замке осталась лишь горсточка солдат. Бог знает, чем может это кончиться…
– Чего вы опасаетесь? – спросил холодно Рейхенберг.
– Они станут требовать, чтобы я выдал им виновников.
– А почему бы вам не выдать виновников, пан воевода? – спокойно спросил немец.
– Но я не знаю их… – пробормотал воевода.
– Зато я знаю, – сказал Рейхенберг. – Повинно в злодействе православное братство, а главный зачинщик всему Францишек…
Воевода вздрогнул.
– Это… невероятно… Где доказательства?
– Пожар начался от друкарни Скорины и от его дома. На месте пожара был схвачен мастер, служивший у Францишка, по имени Войтех. Он сознался в том, что был подкуплен братством. Каких еще нужно вам доказательств, пан воевода?
Через окно доносился гул прибывающей на площадь толпы. Рейхенберг продолжал:
– Вот к чему привело ваше милостивое отношение к схизматикам! Разве я не предостерегал вас?
Воевода вздрогнул.
– Мое милостивое отношение? Но ведь вам хорошо известно, как ревностно я стоял на страже престола и церкви. Я никогда не был их другом. Я всегда ждал от этих людей и… и от самого Скорины…
– Воеводу! – ревела толпа.
– Пусть выйдет к нам воевода!
Иоганн схватил воеводу за руку и, потащив к окну, властно сказал:
– Хорошо! Скажите об этом им! Они ждут вас, идите!
В окно было видно, как огромная, волнующаяся, грозная толпа заполняла площадь перед замком. Люди все прибывали и прибывали.
Георгий тоже оказался здесь. Волосы его развевались на ветру, глаза блуждали по сторонам.
Кривуш крепко держал его за руку.
Они медленно продвигались сквозь толпу, сами не зная, куда и зачем. Вдруг площадь затихла. Дверь на балконе замка распахнулась, и двое слуг с зажженными факелами стали по ее сторонам. Еще секунда, и народ, требовавший воеводу, увидел барона Рейхенберга.
– Люди места Виленского! – крикнул он, простирая обе руки к толпе. – Ужасное бедствие постигло ваш славный город! Слуги дьявола обрушили свою злобу на мирных граждан. Но успокойтесь! Злодеи обнаружены!
– Кто они? – раздались яростные крики.
– Имена! Назови имена злодеев!
– Смерть поджигателям!
Иоганн потребовал тишины.
– Хорошо, я назову их, – сказал почти спокойно Рейхенберг, и голос его отозвался многоголосым эхом.
– Он назовет их, назовет… Тише!
Иоганн продолжал:
– Главный зачинщик и поджигатель – еретик, чернокнижник и колдун Францишек Скорина!
В наступившей тишине раздался звенящий женский крик:
– Ты лжешь, презренный!
– Маргарита! – вскрикнул Скорина и, вырвавшись из рук Кривуша, бросился на голос.
Маргарита стояла в толпе в изодранной сорочке, прижимая к груди ребенка.
– Маргарита, жена моя!
Расталкивая людей, Георгий пробивался к жене и сыну. Кривуш едва поспевал за ним.
– Люди! – загремел с балкона Иоганн. – Вот он, ваш злодей! Хватайте и судите его сами! Я разрешаю вам! Хватайте, не то он скроется от возмездия!
Соседние ряды колыхнулись. Послышались гневные возгласы. Вокруг Скорины образовалось свободное пространство. Еще никто не решился дотронуться до этого человека.
– Я никуда не скроюсь! – громко сказал Георгий, обратившись к толпе. Лицо его было гневно и величественно, голос тверд. Он взял Маргариту за руку и двинулся к замку.
Люди расступались перед ним и замолкали.
Так они дошли до середины площади, где возвышалось лобное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
– Их нет здесь, – сказал Кривуш, дрожа от волнения. – Я приказал слугам, если пожар усилится, увести Маргариту…
– Куда? – спросил Георгий.
– В тайную друкарню, – ответил ничего еще не знающий Кривуш.
Георгий застонал. Черные хлопья сажи падали на его непокрытые волосы. Огонь перебрасывался с одного дома на другой. Загорались все новые и новые строения, заборы, улицы. Уже били в набат колокольни всех виленских церквей и костелов.
* * *
Стоящий у двери слуга сделал знак, и друкарь Войтех осторожно шагнул в обширный полутемный кабинет. Барон Иоганн фон Рейхенберг стоял у высокого стрельчатого окна, глядя на багровое зарево, нависшее над городом.
– Приказ вашей мосци исполнен, – сказал почтительно Войтех, – иудей схвачен и брошен в колоду. Обе друкарни и дом схизматика горят.
Барон не обернулся. Вынув из-за пояса кошелек, он швырнул его через плечо. Войтех на лету поймал кошелек.
– Ступай! – молвил барон.
Друкарь на цыпочках вышел. Рейхенберг быстро обернулся и хлопнул в ладоши.
– Этот человек, – сказал он вбежавшему камердинеру, – не должен выйти из замка. Пусть его схватят и запрут в подземелье.
Камердинер замешкался: видимо, он был озадачен.
– Он виновен в поджогах и заслуживает строгого наказания, – пояснил барон. – Беги же и помни: он не должен выйти из замка.
Камердинер мгновенно исчез за портьерой. Рейхенберг снова повернулся к окну. Пожар все разрастался. Набат, не переставая, гудел над пылающим городом. Якуб Бабич, давно уже покинувший сгоревший дотла двор свой, носился с гурьбой братчиков и приставших к ним добровольцев, пытаясь остановить бедствие. Увидев, что все их старания тщетны, бурмистр приказал выводить из города стариков, женщин и детей. Свою семью он отправил с провожатыми к реке, в рыбачью слободу.
Но выполнить бурмистрово распоряжение было нелегко. Толпы обезумевших людей устремились ко всем пяти городским воротам. На узких улицах началась страшная давка. Там и сям раздавались вопли, проклятия, мольбы о помощи. Кто-то крикнул, что воевода закрыл Медницкие ворота и поставил там стражу, что Трокские ворота горят и подойти к ним невозможно. Бурный человеческий поток повернул назад к Рудницким воротам. Люди задыхались в дыму. У иных от жары лопалась кожа на лице и руках.
– К замку! – раздался чей-то отчаянный призыв. – К замку воеводскому!
Тут многие сообразили, что обширный пустырь перед замком может оказаться надежным убежищем от огня.
– В замке – сам Гаштольд. Пусть спасает воевода виленчан, пусть держит ответ! – И толпа ринулась к замку.
Пану Гаштольду доложили о приближении огромной толпы. Воевода, и так уже насмерть перепуганный грозным бедствием, вовсе впал в уныние.
Дверь отворилась, и на пороге появился Рейхенберг. За поясом его торчал большой охотничий нож, на левом боку висела длинная итальянская шпага. Воевода был настолько растерян, что не удивился этому внезапному появлению. Волнуясь, он сообщил немцу о приближении толпы.
– Вся стража и рейтары разосланы к городским воротам или для охраны присутственных зданий, костелов, панских имений. В замке осталась лишь горсточка солдат. Бог знает, чем может это кончиться…
– Чего вы опасаетесь? – спросил холодно Рейхенберг.
– Они станут требовать, чтобы я выдал им виновников.
– А почему бы вам не выдать виновников, пан воевода? – спокойно спросил немец.
– Но я не знаю их… – пробормотал воевода.
– Зато я знаю, – сказал Рейхенберг. – Повинно в злодействе православное братство, а главный зачинщик всему Францишек…
Воевода вздрогнул.
– Это… невероятно… Где доказательства?
– Пожар начался от друкарни Скорины и от его дома. На месте пожара был схвачен мастер, служивший у Францишка, по имени Войтех. Он сознался в том, что был подкуплен братством. Каких еще нужно вам доказательств, пан воевода?
Через окно доносился гул прибывающей на площадь толпы. Рейхенберг продолжал:
– Вот к чему привело ваше милостивое отношение к схизматикам! Разве я не предостерегал вас?
Воевода вздрогнул.
– Мое милостивое отношение? Но ведь вам хорошо известно, как ревностно я стоял на страже престола и церкви. Я никогда не был их другом. Я всегда ждал от этих людей и… и от самого Скорины…
– Воеводу! – ревела толпа.
– Пусть выйдет к нам воевода!
Иоганн схватил воеводу за руку и, потащив к окну, властно сказал:
– Хорошо! Скажите об этом им! Они ждут вас, идите!
В окно было видно, как огромная, волнующаяся, грозная толпа заполняла площадь перед замком. Люди все прибывали и прибывали.
Георгий тоже оказался здесь. Волосы его развевались на ветру, глаза блуждали по сторонам.
Кривуш крепко держал его за руку.
Они медленно продвигались сквозь толпу, сами не зная, куда и зачем. Вдруг площадь затихла. Дверь на балконе замка распахнулась, и двое слуг с зажженными факелами стали по ее сторонам. Еще секунда, и народ, требовавший воеводу, увидел барона Рейхенберга.
– Люди места Виленского! – крикнул он, простирая обе руки к толпе. – Ужасное бедствие постигло ваш славный город! Слуги дьявола обрушили свою злобу на мирных граждан. Но успокойтесь! Злодеи обнаружены!
– Кто они? – раздались яростные крики.
– Имена! Назови имена злодеев!
– Смерть поджигателям!
Иоганн потребовал тишины.
– Хорошо, я назову их, – сказал почти спокойно Рейхенберг, и голос его отозвался многоголосым эхом.
– Он назовет их, назовет… Тише!
Иоганн продолжал:
– Главный зачинщик и поджигатель – еретик, чернокнижник и колдун Францишек Скорина!
В наступившей тишине раздался звенящий женский крик:
– Ты лжешь, презренный!
– Маргарита! – вскрикнул Скорина и, вырвавшись из рук Кривуша, бросился на голос.
Маргарита стояла в толпе в изодранной сорочке, прижимая к груди ребенка.
– Маргарита, жена моя!
Расталкивая людей, Георгий пробивался к жене и сыну. Кривуш едва поспевал за ним.
– Люди! – загремел с балкона Иоганн. – Вот он, ваш злодей! Хватайте и судите его сами! Я разрешаю вам! Хватайте, не то он скроется от возмездия!
Соседние ряды колыхнулись. Послышались гневные возгласы. Вокруг Скорины образовалось свободное пространство. Еще никто не решился дотронуться до этого человека.
– Я никуда не скроюсь! – громко сказал Георгий, обратившись к толпе. Лицо его было гневно и величественно, голос тверд. Он взял Маргариту за руку и двинулся к замку.
Люди расступались перед ним и замолкали.
Так они дошли до середины площади, где возвышалось лобное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123