Я тогда была совсем девчонкой. Боже мой… А сейчас… Я чувствую себя какой-то потерянной. Словно большая часть меня канула в бездну. И исчезла без следа. Я уже не знаю, кто я, Шон.
– О, Мерседес…
– Только с тобой… – Она взяла его за руку. – Только с тобой я вновь обрела себя. Как будто тебе удалось склеить мою разбитую на куски жизнь. В ту ночь, когда ты уехал на фронт, мне стало ясно, что я есть без тебя. Дерево без листвы. Птица без крыльев. Не покидай меня больше, Шон. Моя душа принадлежит тебе. Не отнимай у меня душу.
Почувствовав, как невыносимо заныло сердце, он привлек ее к себе и крепко стиснул в объятиях.
Август, 1938
Майорка – Севилья
Джерард Массагуэр взял принесенный стюардом бокал с шампанским и устремил взгляд в иллюминатор на синеющую внизу безбрежную гладь Средиземного моря. Он находился на борту великолепно оснащенного высокоскоростного гидросамолета. Они вылетели из Рима на рассвете, тремя часами позже дозаправились на Майорке и к обеду должны были совершить посадку в Севилье. Любезно предоставленный Франко военно-воздушными силами гитлеровской Германии, этот самолет идеально подходил для быстрых сообщений между городами Средиземноморского побережья.
Сегодня его пассажирами были только Джерард и Лизль Бауэр, если не считать стюарда и трех членов экипажа.
Джерард задумчиво потягивал игристое вино – испанское cava, которое было лучше, чем итальянское spumante, но с настоящим французским шампанским, разумеется, не шло ни в какое сравнение. Однако на высоте пятнадцати тысяч футов и его было приятно выпить.
Массагуэр бросил взгляд на Лизль, свою молоденькую секретаршу, мирно спавшую в соседнем кресле и совершенно не интересовавшуюся ни шампанским, ни синеющим внизу морем. Она была уроженкой Берлина и прекрасно владела несколькими иностранными языками. Джерарду ее рекомендовал Йоханнес Бернхардт, влиятельный нацистский промышленник.
Золотистые волосы немки рассыпались по плечам строгого, сшитого по индивидуальному заказу черного костюма. Ее рот выглядел несколько помятым, веки припухли. Должно быть, прошлой ночью Джерард ее вконец измотал. Она, казалось, не переставала изумляться сексуальной изобретательности своего шефа, однако с готовностью выполняла все его прихоти. Он улыбнулся. Ему было приятно осознавать, что в свои почти сорок лет он все еще способен так измочалить двадцатидвухлетнюю девчонку.
Его поездка в Италию оказалась успешной со всех точек зрения. Беседа с Муссолини прошла прекрасно.
Джерард вызвал стюарда и попросил еще бокал шампанского. Он почувствовал, что в нем просыпается голод.
– У вас есть что-нибудь из еды?
– Жареные куропатки, сеньор Массагуэр. И еще икра. А также холодное консоме.
– Принесите куропатку. И хлеба побольше.
– Хорошо, сеньор.
Джерард вытянул ноги и поправил накинутое на плечи дорогое пальто из верблюжьей шерсти – подарок Чиано, зятя Муссолини. Это пальто идеально подходило для полета на самолете, так как на такой высоте в салоне было довольно прохладно. Погода стояла чудесная, и гидроплан летел уверенно и ровно.
Война близилась к концу, что было весьма печально, ибо чем дольше она продолжалась бы, тем богаче становился бы Джерард Массагуэр.
Однако и сейчас уже он был очень богатым человеком. И, коль скоро война закончится, для него начнется новая игра, игра во власть, власть, за которую они дрались. Придет время, и он займет свое место в правительстве. Получит министерский портфель, что даст ему одновременно и политический вес, и материальные выгоды.
Может быть, станет министром финансов. Или, скажем, министром иностранных дел. Он был еще молод, и его ждала долгая блестящая карьера. Джерард почувствовал приятное, почти сексуальное томление. Он взглянул на сидящую рядом девушку и подумал, что, возможно, она была бы не прочь заняться любовью прямо на борту самолета.
Стюард принес заказ, и Джерард принялся за куропатку. Он уже устал от Севильи с ее жарким климатом. Ему до смерти надоели назойливые ритмы фламенко и оглушительная дробь каблуков исполнителей sevillanas. Его тянуло к прохладным зимам и буйной зелени Каталонии. Его тянуло к Мерседес.
Проснулась Лизль. Заспанными глазами она посмотрела на Джерарда. Он оторвал от куропатки кусочек, положил его на хлеб и сунул ей в рот.
– Привет, соня, – сказал Массагуэр. – Ты спишь с тех пор, как мы вылетели с Майорки.
Она проглотила пищу.
– Я очень устала.
– Тебе пришлось изрядно потрудиться.
– Должно быть, я ужасно выгляжу.
Немка стала красить губы и пудриться. Запах косметики всегда заводил Джерарда. В ярком свете, проникавшем в салон через иллюминаторы, ее кожа казалась гладкой, как дрезденский фарфор. Эта девушка была замечательно красива, просто находка. Она обладала безупречным телом. И Джерард это знал, так как изучил его до мельчайших подробностей.
Он приказал стюарду убрать поднос и, когда тот ушел, достал кашемировый плед и накрыл им свои и ее колени.
– Спасибо, – улыбнулась Лизль. – Я немного замерзла.
– Я тебя согрею. – Он просунул под плед руку и погладил ее теплую ляжку в шелковом чулке.
– Ach, du! – Она огляделась по сторонам. – Нас могут увидеть!
– Никому это не интересно, – промурлыкал Массагуэр.
– Джерард, не надо!
– Тс-с. – Его пальцы поползли вверх, добрались до атласных трусиков, сдвинули в сторону тонкую ткань и протиснулись в ее горячее и влажное влагалище. – О-о… Liebchen, – прошептала Лизль. Его ласки были напористыми, грубыми. Она застонала. А через минуту немка уже перестала бояться, что их кто-нибудь увидит, чуть сползла в кресле и раздвинула ноги. Ее губы приоткрылись, на щеках заиграл румянец.
Из-под тяжелых век Джерард следил за ее лицом, видя, как, несмотря на холодный воздух в салоне, у нее на лбу выступили капельки пота. Свободной рукой он расстегнул ширинку и высвободил свой член. Затем притянул к себе руку Лизль. Ее пальцы с готовностью стиснули его твердеющую плоть.
Когда на горизонте появился берег Испании, гидроплан сделал плавный вираж и взял курс на Севилью.
Мариса встречала его в аэропорту. На стоянке ожидал личный автомобиль с шофером. Ее лицо было бледным как полотно. Как только Джерард увидел жену, он понял, что произошло что-то страшное.
Она побежала ему навстречу. Джерард, оставив позади Лизль, поспешил к ней и, взяв ее за локоть, зло спросил:
– В чем дело?
– Наш Альфонсо, – задыхаясь от волнения, сказала она по-итальянски. – Он очень болен. Вчера ему стало совсем плохо. О, Джерард, Джерард…
Он с силой сжал ее руку.
– Что значит, болен?
– Доктора говорят, что у него воспаление мозга. – Глаза Марисы наполнились слезами. – Он может умереть…
– Где он?
– В больнице. Под персональным присмотром Алонсо Гузмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– О, Мерседес…
– Только с тобой… – Она взяла его за руку. – Только с тобой я вновь обрела себя. Как будто тебе удалось склеить мою разбитую на куски жизнь. В ту ночь, когда ты уехал на фронт, мне стало ясно, что я есть без тебя. Дерево без листвы. Птица без крыльев. Не покидай меня больше, Шон. Моя душа принадлежит тебе. Не отнимай у меня душу.
Почувствовав, как невыносимо заныло сердце, он привлек ее к себе и крепко стиснул в объятиях.
Август, 1938
Майорка – Севилья
Джерард Массагуэр взял принесенный стюардом бокал с шампанским и устремил взгляд в иллюминатор на синеющую внизу безбрежную гладь Средиземного моря. Он находился на борту великолепно оснащенного высокоскоростного гидросамолета. Они вылетели из Рима на рассвете, тремя часами позже дозаправились на Майорке и к обеду должны были совершить посадку в Севилье. Любезно предоставленный Франко военно-воздушными силами гитлеровской Германии, этот самолет идеально подходил для быстрых сообщений между городами Средиземноморского побережья.
Сегодня его пассажирами были только Джерард и Лизль Бауэр, если не считать стюарда и трех членов экипажа.
Джерард задумчиво потягивал игристое вино – испанское cava, которое было лучше, чем итальянское spumante, но с настоящим французским шампанским, разумеется, не шло ни в какое сравнение. Однако на высоте пятнадцати тысяч футов и его было приятно выпить.
Массагуэр бросил взгляд на Лизль, свою молоденькую секретаршу, мирно спавшую в соседнем кресле и совершенно не интересовавшуюся ни шампанским, ни синеющим внизу морем. Она была уроженкой Берлина и прекрасно владела несколькими иностранными языками. Джерарду ее рекомендовал Йоханнес Бернхардт, влиятельный нацистский промышленник.
Золотистые волосы немки рассыпались по плечам строгого, сшитого по индивидуальному заказу черного костюма. Ее рот выглядел несколько помятым, веки припухли. Должно быть, прошлой ночью Джерард ее вконец измотал. Она, казалось, не переставала изумляться сексуальной изобретательности своего шефа, однако с готовностью выполняла все его прихоти. Он улыбнулся. Ему было приятно осознавать, что в свои почти сорок лет он все еще способен так измочалить двадцатидвухлетнюю девчонку.
Его поездка в Италию оказалась успешной со всех точек зрения. Беседа с Муссолини прошла прекрасно.
Джерард вызвал стюарда и попросил еще бокал шампанского. Он почувствовал, что в нем просыпается голод.
– У вас есть что-нибудь из еды?
– Жареные куропатки, сеньор Массагуэр. И еще икра. А также холодное консоме.
– Принесите куропатку. И хлеба побольше.
– Хорошо, сеньор.
Джерард вытянул ноги и поправил накинутое на плечи дорогое пальто из верблюжьей шерсти – подарок Чиано, зятя Муссолини. Это пальто идеально подходило для полета на самолете, так как на такой высоте в салоне было довольно прохладно. Погода стояла чудесная, и гидроплан летел уверенно и ровно.
Война близилась к концу, что было весьма печально, ибо чем дольше она продолжалась бы, тем богаче становился бы Джерард Массагуэр.
Однако и сейчас уже он был очень богатым человеком. И, коль скоро война закончится, для него начнется новая игра, игра во власть, власть, за которую они дрались. Придет время, и он займет свое место в правительстве. Получит министерский портфель, что даст ему одновременно и политический вес, и материальные выгоды.
Может быть, станет министром финансов. Или, скажем, министром иностранных дел. Он был еще молод, и его ждала долгая блестящая карьера. Джерард почувствовал приятное, почти сексуальное томление. Он взглянул на сидящую рядом девушку и подумал, что, возможно, она была бы не прочь заняться любовью прямо на борту самолета.
Стюард принес заказ, и Джерард принялся за куропатку. Он уже устал от Севильи с ее жарким климатом. Ему до смерти надоели назойливые ритмы фламенко и оглушительная дробь каблуков исполнителей sevillanas. Его тянуло к прохладным зимам и буйной зелени Каталонии. Его тянуло к Мерседес.
Проснулась Лизль. Заспанными глазами она посмотрела на Джерарда. Он оторвал от куропатки кусочек, положил его на хлеб и сунул ей в рот.
– Привет, соня, – сказал Массагуэр. – Ты спишь с тех пор, как мы вылетели с Майорки.
Она проглотила пищу.
– Я очень устала.
– Тебе пришлось изрядно потрудиться.
– Должно быть, я ужасно выгляжу.
Немка стала красить губы и пудриться. Запах косметики всегда заводил Джерарда. В ярком свете, проникавшем в салон через иллюминаторы, ее кожа казалась гладкой, как дрезденский фарфор. Эта девушка была замечательно красива, просто находка. Она обладала безупречным телом. И Джерард это знал, так как изучил его до мельчайших подробностей.
Он приказал стюарду убрать поднос и, когда тот ушел, достал кашемировый плед и накрыл им свои и ее колени.
– Спасибо, – улыбнулась Лизль. – Я немного замерзла.
– Я тебя согрею. – Он просунул под плед руку и погладил ее теплую ляжку в шелковом чулке.
– Ach, du! – Она огляделась по сторонам. – Нас могут увидеть!
– Никому это не интересно, – промурлыкал Массагуэр.
– Джерард, не надо!
– Тс-с. – Его пальцы поползли вверх, добрались до атласных трусиков, сдвинули в сторону тонкую ткань и протиснулись в ее горячее и влажное влагалище. – О-о… Liebchen, – прошептала Лизль. Его ласки были напористыми, грубыми. Она застонала. А через минуту немка уже перестала бояться, что их кто-нибудь увидит, чуть сползла в кресле и раздвинула ноги. Ее губы приоткрылись, на щеках заиграл румянец.
Из-под тяжелых век Джерард следил за ее лицом, видя, как, несмотря на холодный воздух в салоне, у нее на лбу выступили капельки пота. Свободной рукой он расстегнул ширинку и высвободил свой член. Затем притянул к себе руку Лизль. Ее пальцы с готовностью стиснули его твердеющую плоть.
Когда на горизонте появился берег Испании, гидроплан сделал плавный вираж и взял курс на Севилью.
Мариса встречала его в аэропорту. На стоянке ожидал личный автомобиль с шофером. Ее лицо было бледным как полотно. Как только Джерард увидел жену, он понял, что произошло что-то страшное.
Она побежала ему навстречу. Джерард, оставив позади Лизль, поспешил к ней и, взяв ее за локоть, зло спросил:
– В чем дело?
– Наш Альфонсо, – задыхаясь от волнения, сказала она по-итальянски. – Он очень болен. Вчера ему стало совсем плохо. О, Джерард, Джерард…
Он с силой сжал ее руку.
– Что значит, болен?
– Доктора говорят, что у него воспаление мозга. – Глаза Марисы наполнились слезами. – Он может умереть…
– Где он?
– В больнице. Под персональным присмотром Алонсо Гузмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102