Цветы и слезы. Любовь и ревность. И кровь твоя на голой земле.
– Что за бред? О какой дочери ты говоришь? Старуха улыбнулась своим морщинистым лицом, собирая на ощупь колоду карт.
– Это не бред, – сказала она, покачав головой. – Я говорю о ребенке, которого ты вытолкнул из материнского чрева прежде времени.
Чезаре почувствовал, как у него сдавило в груди.
– Если девочка родилась, – сказал он, – это дочь женщины, которая обманула меня. Это ее дочь, не моя.
– Она не могла обмануть тебя раньше, чем ты любил ее. И эта дочь – твоя. Карты не лгут, а мои глаза, хоть и без света, но видят далеко. Бог накажет тебя за то, что ты совершил. Пройдут годы, прежде чем ты сможешь увидеть свою дочь. И ты будешь страдать. Таково твое наказание.
– Если это моя дочь, я увижу ее, – решил он.
– Нет, прежде пройдут годы. Вот цена, которую тебе придется заплатить за ревность, что привела тебя к тяжкому оскорблению. Теперь уходи. Мы больше никогда не встретимся с тобой.
Машина Чезаре неслышно подъехала и остановилась на площадке перед виллой. Аузония вышла ему навстречу.
– Как она? – спросил Чезаре. Он имел в виду Марию.
– Хорошо, я думаю, – ответила женщина. Ее широкое крестьянское лицо выражало глубокую печаль.
Хозяин посмотрел на нее с удивлением.
– Как это – думаю? – спросил он. – Если хорошо, так хорошо.
– Когда она уезжала, она чувствовала себя хорошо. – Глаза служанки наполнились слезами.
– Уезжала?
– Она уехала с девочкой.
– С девочкой, говоришь? – Он сразу вспомнил слова старой Сибилии, и сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди.
– С хорошенькой девочкой, – уточнила Аузония.
– А доктор приходил? – осведомился Чезаре.
– Да, приходил вместе с акушеркой. Но они не успели перенести ее домой. Так девочка и родилась на лугу среди нарциссов.
– На чем она уехала? – спросил он.
– На такси.
– Но разве не опасно было отпускать ее в таком состоянии? И почему доктор позволил ей уехать?
– Доктора не было, когда она уезжала. – Аузония говорила с ним, как виноватая.
– А ты, – набросился он на нее, – ты что, не могла остановить ее? Не могла помешать ей уехать?
– Я служанка. Служанка не может помешать никому, – возразила она. – И потом, если женщина решила уехать в таком состоянии, у нее для этого должны быть веские основания.
– Наверное, она поехала к матери, – попытался преуменьшить беду Чезаре. – Куда же ей еще деваться?
Выражение лица Аузонии не обещало ничего хорошего.
– Нет, синьор Чезаре, – печально сказала она, – я не думаю, что Мария поехала к матери. Я уверена, что она уехала туда, где вы не сможете ее найти.
– Почему ты так уверена?
– Потому что Мария велела мне передать, чтобы вы не искали ее. Она сказала, что это будет пустая трата времени.
– Я понял. – Он постарался взять себя в руки, сознавая, что не оставалось ничего другого, как сохранять спокойствие.
Он поднялся в синюю комнату. Она еще была полна воспоминаний. Мария оставила все: платья, шубы, деньги, драгоценности. Из маленького футляра Чезаре достал колье из сапфиров, которое подарил ей в их первую ночь в Караваджо. Даже этот залог их любви она не захотела взять с собой, уезжая. Он спустился в гостиную и позвонил Пациенце.
– Вернувшись из Рима, я тебя повсюду разыскивал, – сообщил адвокат обеспокоенным и в то же время укоряющим тоном. – Куда ты запропастился?
Чезаре не ответил на вопрос.
– Когда ты вернулся? – вместо ответа спросил он.
– Несколько часов назад. И отчет уже готов. – Он говорил о работе, но чувствовал, что Чезаре его не слушает.
– Я должен поговорить с тобой о Марии. – У Больдрани был какой-то странный, отчужденный тон.
– А что случилось?
– У Марии родилась девочка, – сказал он безрадостным тоном.
– Ты стал отцом, а говоришь об этом, как о несчастье?
– Я тебе потом объясню, как обстоят дела, – снова начал Чезаре решительным голосом. – Теперь же могу только сказать, что Мария уехала.
– Вы поссорились? – Пациенца встревожился.
– Оставь, Миммо. Потом объясню тебе. Ты должен только найти ее, – приказал он. – Найми сыщиков, свяжись с полицейскими службами, с военными. Найди ее, Миммо, иначе я сойду с ума.
Больдрани бросил трубку и откинулся на спинку кресла.
С ним впервые случилось то, с чем он не мог смириться. Да, он мог потерять дочь, которая могла быть и дочерью другого, но он не мог потерять единственную женщину на свете, которую любил и которая нужна была ему как воздух. Он вытащил из кармана пиджака копию письма, переданного ему чиновником секретной службы. Да, циркач писал в нем о жарком июльском дне, когда они встретились с Марией. Прошло ровно девять месяцев с того дня. С чего взяла эта колдунья Сибилия, что девочка родилась на месяц раньше по его вине? А если все же ясновидящая была права? Но теперь это было для него и не так уж важно. Он хотел только одного – во что бы то ни стало вернуть Марию.

АННА. 1980
Анна с наслаждением отпивала ароматный кофе из чашки английского фарфора, поданный Аузонией.
– Тебя расстроил этот тип, который все появляется в теленовостях? – Она говорила о бывшем президенте совета, который только ушел.
– День был тяжелый, – уклончиво ответила Анна.
– Однако до встречи с ним ты выглядела лучше, – возразила Аузония.
– Возможно. – Анна чувствовала себя усталой, измученной. Она еще не оправилась от смерти отца, а тут эта угроза министра. «Вы, – сказал он ей, уходя, – дочь служанки и ярмарочного плясуна». Ей следовало ожидать от министра подобного «откровения»: ведь она первая угрожала ему скандалом Пеннизи. Она объявила войну от лица старика, которого уже не было в живых.
– Знаешь, что говорил твой отец? – сказала Аузония, словно угадав ее мысли.
– Он много чего говорил, – заметила Анна.
– Он говорил: когда у тебя есть проблема, не волнуйся. На скользком льду чем больше суетишься, тем больше рискуешь упасть. А сохраняя спокойствие, скорее сохранишь и равновесие.
– У него был ответ на любой вопрос. – Анна выпила кофе до последней капли и потушила сигарету в хрустальной пепельнице.
– Я думаю, тебе надо отдохнуть, – посоветовала Аузония.
– Да, конечно. – Анна приняла этот добрый совет. В конце концов, если министр держал наготове кинжал, то она набросила ему петлю на шею, и достаточно только ее затянуть. Вся эта история зависела от нее.
Она охотно пошла спать, чувствуя себя уставшей. Вилла Караваджо была погружена в глубокую тишину. Анна поднялась по лестнице, устланной мягким голубым ковром, прошла длинный коридор и вошла в синюю комнату, которая некогда принадлежала Марии. Включила телевизор, просто так, по привычке. Наскучивший тележурналист передавал в ночном выпуске главные новости: красными бригадами убит директор крупного промышленного предприятия;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123