В доме Дуньяни целовались лишь в особых случаях. Едва дети вставали на собственные ноги, их уже не брали на руки. А родительская ласка напоминала скорее подзатыльник, чем нежное выражение чувств. Но дети росли в довольстве. Достаточно было слушаться родителей, и никакое наказание тебе не угрожало. Роза помнила лишь один случай, когда мать поцеловала ее. Девочка тогда лежала больная, с высокой температурой. Зато очень часто приходилось Розе целовать распятие и край одежд гипсовой Мадонны в маленьком гроте, окруженном садом, по ту сторону дороги. Все работники «Фавориты» принимали участие в постройке этого святилища.
Она ничего не чувствовала, касаясь губами холодных святынь, разве что леденящий страх перед карой небесной. А щека Анджело была теплой, живой и пахла марсельским мылом и солнцем.
Анджело приподнял сестренку сильными руками и посадил ее к себе на колени.
– Поможешь мне достать остальные подарки? – спросил он.
– Нет, мне хочется пойти к Клементе, – ответила девочка и умоляюще посмотрела на брата.
– Ну раз это так важно, беги к Клементе, – согласился он.
Роза соскользнула с колен Анджело, а Алина облегченно вздохнула: ей не очень-то понравились те знаки нежности, которыми обменялись Анджело и девочка. Она подумала, что в далекой стране ее сын приобрел чужестранные привычки и забыл о приличиях.
Клементе ждал их, сидя на земле рядом с хлевом. Он терзал перочинным ножом, своим единственным сокровищем, тополиную веточку. У ног его свернулась Лилин, черно-белая дворняжка, неразлучный спутник и товарищ в играх. Из хлева доносилось протяжное мычание коровы.
– Я вас уже сто лет жду! – недовольно проворчал Клементе.
Это был худой, крепкий мальчишка, смуглый от солнца и грязи, с кроткими, спокойными глазами.
– Анджело вернулся! – объяснил возбужденный Ивецио. – Анджело, наш брат, ты его не знаешь. Он в Англии жил!
Про Англию Клементе никогда не слышал, он припомнил знакомые названия: Крешенцаго, Колоньо, Вимодроне, Монца, Лоди, Бергамо, нет, такого названия он не знал.
– Смотри, что он мне привез из Англии, – похвасталась Роза.
Ей нравилось произносить само слово «Англия», и она с детской непосредственностью продемонстрировала свое сокровище. Клементе, увидев украшение, даже глаза вытаращил.
– Оно что, твое? – спросил он, хотя знал, что у хозяйских детей бывают вещи, недоступные простым смертным.
– Мое, мое собственное, – гордо подтвердила Роза.
– Вот оно как! – проговорил Клементе, повторяя любимое восклицание своего отца.
Отец мальчика был самым высокооплачиваемым работником в поместье. Этому уроженцу Бергамо ферма во многом была обязана своим процветанием, поскольку он великолепно разбирался в молочном производстве и выращивании крупного рогатого скота. В семье его было пятеро детей. Клементе, лишь на год моложе близнецов, всегда оставался их любимым товарищем в играх. Розу он любил без памяти.
Клементе отличался живым умом и наблюдательностью. Ничто из того, что происходило в «Фаворите», не ускользало от его взора. Он заметил появление чужестранца, а теперь был уверен: о возвращении Анджело Дуньяни, старшего сына хозяина, из дальней страны под названием Англия в деревне еще будут вспоминать долгими вечерами.
– Оно серебряное! – сказала Роза и, уперев руки в боки, кокетливо прошлась перед Клементе.
– Покажи, – попросил мальчик, потянувшись к ожерелью.
Роза отскочила назад и инстинктивно прикрыла украшение руками, защищая свое сокровище.
– Ты с ума сошел! – воскликнула она. – У тебя руки грязные, перепачкаешь.
– Оставь ты ее! – сказал Ивецио.
Ему не терпелось показать другу свой подарок.
– Лучше посмотри, что у меня есть. – И он распахнул перед изумленным Клементе деревянную коробку, демонстрируя карандаши.
– Какие красивые! – поразился Клементе, наслаждаясь необычным зрелищем.
– А это не просто карандаши, – с видом знатока объяснил Ивецио. – Если намочить кончик, они рисуют как краски, и можно делать картины вроде тех, что вешают на стену.
Маленький крестьянин, одетый победней и вымытый похуже, чем хозяйские дети, потерял дар речи, увидев перед собой великолепную радугу красок. Так же потряс Клементе дирижабль, пролетевший однажды над «Фаворитой». Разноцветные карандаши и дирижабль – две диковины, недоступные ему. От одного вида этих чудес Клементе испытывал неизъяснимое наслаждение.
Дворняжка Лилин прыгала вокруг, высунув на жаре язык и громко дыша. А Клементе любовался подарками без всякой зависти; он искренне радовался счастью маленьких хозяев, почтивших его своей дружбой. Особенно радовался он счастью Розы.
– Оно тебе так идет! – сказал мальчик, держась на почтительном удалении и от девочки, и от ожерелья. – Точно для тебя и делалось…
И в эту минуту Клементе захотелось навсегда остаться рядом с Розой, расти с ней вместе, чтобы ловить в ее глазах отблеск мимолетного счастья.
Глава 2
– Да, красивое ожерелье, красивое… – произнесла Алина, держа украшение большим и указательным пальцем правой руки и взвешивая его ладонью левой.
Окна на верхнем этаже хозяйского дома были открыты, и в комнату проникали золотой свет заката и зеленоватые отблески наступавших сумерек.
– Да, мама, – ответила Роза.
Она настороженно смотрела на мать снизу вверх и теребила пальцами шелковую ленточку в косе. Зачем мама велела снять ожерелье и отдать ей?
– Очень красивое, – повторила женщина.
Холодная улыбка появилась на ярких губах Алины.
– Но оно тебе не подходит! – закончила мать.
Розу словно холодной водой обдали.
– Но Анджело его привез мне! – выкрикнула девочка, забыв и об уважении к матери, и о хороших манерах.
– Конечно, Анджело его привез тебе, – продолжала мать, – но ты его носить не можешь. Понятно?
Алина говорила холодным уверенным тоном.
У девочки даже дыхание перехватило, сердечко ее едва не вырвалось из груди.
– Почему? – чуть слышным голосом спросила Роза и затрясла головой.
Алина повертела в длинных изящных пальцах серебряный бутончик.
– Ты еще ребенок, – произнесла мать, унижая девочку, почувствовавшую себя женщиной, – а приличные дети не носят ожерелий и браслетов… Если бы ты была девушкой… девушка, может, и надела бы такое украшение… А в твоем возрасте не следует и мечтать о подобных глупостях.
Матери хотелось, чтобы дочь почувствовала свою вину. Она подержала ожерелье на ладони, а потом сжала его в кулак, чтобы невинный взгляд ребенка и коснуться не мог этого искушения.
Роза с силой дернула себя за темную густую косу, стараясь причинить боль, но ничего не почувствовала. От слов матери она оцепенела.
– Ожерелье – мое! – решительно заявила девочка.
– Да, конечно, – успокоила ее Алина, – но, пока ты не выросла, надо быть скромной, иначе вырастешь дурной женщиной, и Христос огорчится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Она ничего не чувствовала, касаясь губами холодных святынь, разве что леденящий страх перед карой небесной. А щека Анджело была теплой, живой и пахла марсельским мылом и солнцем.
Анджело приподнял сестренку сильными руками и посадил ее к себе на колени.
– Поможешь мне достать остальные подарки? – спросил он.
– Нет, мне хочется пойти к Клементе, – ответила девочка и умоляюще посмотрела на брата.
– Ну раз это так важно, беги к Клементе, – согласился он.
Роза соскользнула с колен Анджело, а Алина облегченно вздохнула: ей не очень-то понравились те знаки нежности, которыми обменялись Анджело и девочка. Она подумала, что в далекой стране ее сын приобрел чужестранные привычки и забыл о приличиях.
Клементе ждал их, сидя на земле рядом с хлевом. Он терзал перочинным ножом, своим единственным сокровищем, тополиную веточку. У ног его свернулась Лилин, черно-белая дворняжка, неразлучный спутник и товарищ в играх. Из хлева доносилось протяжное мычание коровы.
– Я вас уже сто лет жду! – недовольно проворчал Клементе.
Это был худой, крепкий мальчишка, смуглый от солнца и грязи, с кроткими, спокойными глазами.
– Анджело вернулся! – объяснил возбужденный Ивецио. – Анджело, наш брат, ты его не знаешь. Он в Англии жил!
Про Англию Клементе никогда не слышал, он припомнил знакомые названия: Крешенцаго, Колоньо, Вимодроне, Монца, Лоди, Бергамо, нет, такого названия он не знал.
– Смотри, что он мне привез из Англии, – похвасталась Роза.
Ей нравилось произносить само слово «Англия», и она с детской непосредственностью продемонстрировала свое сокровище. Клементе, увидев украшение, даже глаза вытаращил.
– Оно что, твое? – спросил он, хотя знал, что у хозяйских детей бывают вещи, недоступные простым смертным.
– Мое, мое собственное, – гордо подтвердила Роза.
– Вот оно как! – проговорил Клементе, повторяя любимое восклицание своего отца.
Отец мальчика был самым высокооплачиваемым работником в поместье. Этому уроженцу Бергамо ферма во многом была обязана своим процветанием, поскольку он великолепно разбирался в молочном производстве и выращивании крупного рогатого скота. В семье его было пятеро детей. Клементе, лишь на год моложе близнецов, всегда оставался их любимым товарищем в играх. Розу он любил без памяти.
Клементе отличался живым умом и наблюдательностью. Ничто из того, что происходило в «Фаворите», не ускользало от его взора. Он заметил появление чужестранца, а теперь был уверен: о возвращении Анджело Дуньяни, старшего сына хозяина, из дальней страны под названием Англия в деревне еще будут вспоминать долгими вечерами.
– Оно серебряное! – сказала Роза и, уперев руки в боки, кокетливо прошлась перед Клементе.
– Покажи, – попросил мальчик, потянувшись к ожерелью.
Роза отскочила назад и инстинктивно прикрыла украшение руками, защищая свое сокровище.
– Ты с ума сошел! – воскликнула она. – У тебя руки грязные, перепачкаешь.
– Оставь ты ее! – сказал Ивецио.
Ему не терпелось показать другу свой подарок.
– Лучше посмотри, что у меня есть. – И он распахнул перед изумленным Клементе деревянную коробку, демонстрируя карандаши.
– Какие красивые! – поразился Клементе, наслаждаясь необычным зрелищем.
– А это не просто карандаши, – с видом знатока объяснил Ивецио. – Если намочить кончик, они рисуют как краски, и можно делать картины вроде тех, что вешают на стену.
Маленький крестьянин, одетый победней и вымытый похуже, чем хозяйские дети, потерял дар речи, увидев перед собой великолепную радугу красок. Так же потряс Клементе дирижабль, пролетевший однажды над «Фаворитой». Разноцветные карандаши и дирижабль – две диковины, недоступные ему. От одного вида этих чудес Клементе испытывал неизъяснимое наслаждение.
Дворняжка Лилин прыгала вокруг, высунув на жаре язык и громко дыша. А Клементе любовался подарками без всякой зависти; он искренне радовался счастью маленьких хозяев, почтивших его своей дружбой. Особенно радовался он счастью Розы.
– Оно тебе так идет! – сказал мальчик, держась на почтительном удалении и от девочки, и от ожерелья. – Точно для тебя и делалось…
И в эту минуту Клементе захотелось навсегда остаться рядом с Розой, расти с ней вместе, чтобы ловить в ее глазах отблеск мимолетного счастья.
Глава 2
– Да, красивое ожерелье, красивое… – произнесла Алина, держа украшение большим и указательным пальцем правой руки и взвешивая его ладонью левой.
Окна на верхнем этаже хозяйского дома были открыты, и в комнату проникали золотой свет заката и зеленоватые отблески наступавших сумерек.
– Да, мама, – ответила Роза.
Она настороженно смотрела на мать снизу вверх и теребила пальцами шелковую ленточку в косе. Зачем мама велела снять ожерелье и отдать ей?
– Очень красивое, – повторила женщина.
Холодная улыбка появилась на ярких губах Алины.
– Но оно тебе не подходит! – закончила мать.
Розу словно холодной водой обдали.
– Но Анджело его привез мне! – выкрикнула девочка, забыв и об уважении к матери, и о хороших манерах.
– Конечно, Анджело его привез тебе, – продолжала мать, – но ты его носить не можешь. Понятно?
Алина говорила холодным уверенным тоном.
У девочки даже дыхание перехватило, сердечко ее едва не вырвалось из груди.
– Почему? – чуть слышным голосом спросила Роза и затрясла головой.
Алина повертела в длинных изящных пальцах серебряный бутончик.
– Ты еще ребенок, – произнесла мать, унижая девочку, почувствовавшую себя женщиной, – а приличные дети не носят ожерелий и браслетов… Если бы ты была девушкой… девушка, может, и надела бы такое украшение… А в твоем возрасте не следует и мечтать о подобных глупостях.
Матери хотелось, чтобы дочь почувствовала свою вину. Она подержала ожерелье на ладони, а потом сжала его в кулак, чтобы невинный взгляд ребенка и коснуться не мог этого искушения.
Роза с силой дернула себя за темную густую косу, стараясь причинить боль, но ничего не почувствовала. От слов матери она оцепенела.
– Ожерелье – мое! – решительно заявила девочка.
– Да, конечно, – успокоила ее Алина, – но, пока ты не выросла, надо быть скромной, иначе вырастешь дурной женщиной, и Христос огорчится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107