Душевное смятение отразилось на лице Розы: сначала она заплакала, потом заулыбалась. Олимпия бросила понимающий взгляд в сторону шофера, который он поймал в зеркальце заднего обзора. «Капризы старухи!» – говорили глаза сиделки. «Голова у нее уже не та», – отвечал взгляд шофера.
Роза уловила этот немой диалог, но ничего не сказала. Что могли знать двое молодых людей о призраках, осаждавших душу Розы? Как могли они узнать тени прошлого, которые, прежде чем стать тенями, населяли молодость Розы? Мужчины и женщины, суетившиеся вокруг мотеля, с улыбкой или со слезами, что знали они о старой женщине, стоявшей у последней черты? А ведь именно здесь, в сарае, на ложе из сена, она увидела, как умирают ее мечты. Роза не сдерживала слез из усталых глаз, пусть текут. Но вот она словно опустила занавес собственной памяти, отодвинула в сторону тревоги тех лет, грехи и несчастья, невинность и нежность; загнала в колодец забвения сокровенные воспоминания. Повернувшись к шоферу, старая женщина приказала: – Марио, едем. Нам пора, нельзя терять времени.
Глава 2
– Чем тебя угостить, Риккардо? – спросил Клементе, распахивая дверцы огромного нового кухонного шкафа.
Риккардо Летициа сидел в кухне, уперев локти в бело-розовый мрамор стола. Он рассеянно огляделся и произнес:
– Пожалуй, ничем.
– Ничем – это слишком мало, – позволил себе пошутить Клементе.
Он знал Риккардо ребенком, был ему вместо няньки, когда у него болел живот, рассказывал малышу об Америке и о «Фаворите».
– Хочешь малиновый сок? Он так тебе нравился когда-то, – настаивал Клементе.
Из множества бутылок он выудил одну, без этикетки.
– Покупной или сама делала? – пробормотал Риккардо.
– Синьора Роза готовила. Она каждый год делает понемногу.
Клементе достал два бокала, графин с холодной водой и поставил все это на стол. Потом старый слуга сел напротив Риккардо.
Риккардо Летициа разглядывал кухню, точно бедный родственник, попавший в богатую семью. Кухня в доме на улицы Джезу была святилищем Клементе. Сюда время от времени допускался тот или иной член семьи для целительной беседы с глазу на глаз со старым слугой.
– Сколько лет ты уже в этом доме? – спросил Риккардо.
– Много, – ответил Клементе, поискав взглядом большие электронные часы, словно по ним можно было проследить бег времени.
– С 1935 года, если мне не изменяет память. В конце марта мы переехали сюда с квартиры на улице Литторио. Я помню точно, потому что как раз в эти дни Гульельмо Маркони передал с яхты, стоявшей в порту Генуи, сигнал, по которому в Сиднее, в Австралии, зажглись фонари.
Клементе налил в стаканы густой малиновый сок и разбавил его водой. Подвинув один стакан Риккардо, старик задумчиво смотрел, как смешивается рубиновый сок с прозрачной водой. Старый слуга умел ждать.
– Черт знает сколько лет! – вздохнул Риккардо.
Домашний напиток напомнил ему вкус детства.
– Много-много лет, – согласился Клементе.
– Ты знаешь о нашей семье все, – сказал Риккардо.
Он постепенно, как коршун, кружащий над своей добычей, подбирался к цели своего визита.
– Я знаю лишь то, что видел, – скромно заметил Клементе.
Риккардо смотрел на старика проницательными светлыми глазами и продолжал:
– Ты видел, как росли дети, как старели мужчины и женщины и как умирали.
– Конечно, повидал и хорошего и плохого.
– А ты знаешь такого бестолкового человека, как я?
Старик вытащил из кармана белый платок, вытер водянистые, покрасневшие глаза и помолчал.
– Знаю, – наконец произнес он. – Только не мужчину, а женщину. Твою мать. При всем моем уважении к ней, она куда бестолковей тебя. Но ее это не очень беспокоит. Она всегда говорит: «Что ни делай, а все равно после зимы придет весна».
Между магнатом авиационной промышленности и старым слугой завязался странный диалог.
– Неужели моя мать так говорит? – удивился Риккардо.
Странно звучала в устах Розы крестьянская мудрость.
– Именно так, – подтвердил старик. – Вы с ней похожи, а как встретитесь, искры летят в разные стороны.
– Роза Летициа никогда не питала ко мне особой любви.
– Да ты дальше собственного носа не видишь, – упрекнул его Клементе.
– Моим братьям досталось больше материнского тепла, – заявил Риккардо.
В голосе его звучала обида заброшенного ребенка. Старому Клементе, словно отцу, открывал Риккардо тайники собственной души. Клементе и вырастил его, как сына. Потому старый слуга позволял себе называть Риккардо на «ты».
Оба смущенно помолчали.
– Хочешь услышать правду? – спросил старик, наклонившись к гостю.
– Хотелось бы.
– Так знай, тебя она любила больше, чем кого-либо. Ты – самый любимый из трех ее сыновей.
– Жаль, но я этого как-то не заметил, – съехидничал Риккардо.
– Ты ведь плод последней, а может, и единственной большой любви в жизни Розы.
– Очень трогательная история, – иронично отозвался Риккардо.
– Все истории о любви трогательны, – с чувством произнес Клементе.
– Она всегда называла меня негодяем.
– Мы сами придаем слову тот или иной смысл. Она так называла тебя любя.
– Но держала меня подальше от семьи.
– Чтобы не выдать себя. Потому что боялась: твои братья заметят, что мать предпочитает младшего.
Риккардо стукнул кулаком по мраморному столу.
– Любишь ты сказки рассказывать!
– Я говорю правду. И говорю потому, что впервые за много лет ты спросил меня. Когда, один за другим, умерли твои братья, Роза решила, что Бог наказал ее: она слишком мало любила сыновей.
– Согласись, странноватая материнская логика.
– Но ведь и ты ничего не делал, чтобы вызвать нежность матери. В удобный момент завладел семейным делом. Ты очень ловко избавился от невесток и племянников. Но ты ведь избавился и от матери. Понимаешь, Риккардо Летициа?
Риккардо взял стакан, пригубил, стараясь не смотреть в глаза старику.
– Я хотел только показать, на что способен. Она должна была узнать, чего я на самом деле стою. Я достоин стать ее преемником, потому что научился всему у нее, хотя она и не хотела меня ничему учить. И я победил.
Губы Риккардо чуть дрожали.
– Вы похожи, вы совсем одинаковые, – настаивал Клементе на своем. – Инстинкт, интуиция, страсть к театральным эффектам. Неужели вы не отдаете себе отчет в том, что и слова имеют вес?
Риккардо обхватил голову руками.
– Может, я все делал неправильно? – спросил он. – Неправильно вел себя со своими детьми, с матерью и еще с…
– С Глорией?
– Да, с Глорией, особенно с ней.
– Знавал я в детстве одного священника, – сказал Клементе. – Он учил меня: людям свойственно ошибаться, но настаивать на ошибке – это от дьявола. Вот я и спрашиваю, зачем ты упорствуешь, зачем ты лишаешь себя и девушку счастья?
– Я сам задаюсь этим вопросом, Клементе, – с горечью ответил Риккардо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107