Такое было всегда. И это делает вечным вопрос о том, что же должно произойти с человеком, чтобы он это смог.
Какое все это имеет значение, ведь Костю это не оживит, а это единственное и главное. Кости нет и никогда больше не будет. Но если бы я все же могла вымолвить хоть слово, чтобы попытаться вымолить за всех взрослых прощение у того, другого, шестилетнего, который все видел, - тогда я бы сказала о ничтожестве, в которое человек всегда впадает постепенно. И никогда - без участия других.
В человеческой жизни, оказывается, нет ничего малозначительного. Важно все и всегда. Все, что человек делает или не делает, все это остается в нем, копится и, если делается не то, гниет.
Кто-то когда-то позволил отцу убийцы поднять на него руку. Кто-то быстро с этим смирился. Кто-то его недолюбил, а он всех в детстве убил уже заранее, чтобы больше не делали ему больно. Говорю это не в оправдание Павлова - оправдания нет, потому что нет Кости. Говорю это тем, кто живет взаймы, без усилий.
Я писала не для того, чтобы разобраться в уголовном деле или повлиять на приговор. Я писала в память об убитом ребенке Косте Павлове четырех лет. Изменить ничего уже нельзя, это может и должно теперь просто запомниться и впиться в память непроходящим ужасом.
А приговор - да, я хотела поговорить с Юрием Ивановичем Луканкиным о смертной казни. Следователь всегда знает больше остальных, я хотела знать именно его мнение. Впервые в жизни я, кажется, готова была сказать "да" убийству за убийство. А Юрий Иванович сказал:
- Вы не видели ребенка в морге.
Смертная казнь для Павлова просто подарок.
Пожизненное заключение. Чтобы он всю жизнь вспоминал его лицо, его голос, его кровь.
...Жене Павлов все время говорил: я - волк-одиночка. Видимо, это важно, что себе он представлялся, во-первых, никем не понятым и, во-вторых, волком, все же волком, а не зайцем.
Но он ошибся.
Волки, как говорят ученые, очень хорошие родители. Особенно отцы. Расшалившимся малышам они позволяют делать с собой все, что им заблагорассудится. Волчата в пылу игры не только кувыркаются и шумят, они больно кусаются. А папа-волк, чуть что, рычит на маму: пусть малыши балуются.
А если мама не поймет, папа сам возьмет да укусит.
А малыши возятся, визжат и всем мешают...
Убить, чтобы любить
Последнее слово
Она была старше на двадцать лет. И все говорят: он не мог её любить.
Говорят, не задумываясь.
Но если бы задумались - что было бы тогда?
Тогда нашлись бы другие слова.
Все закричат, и закричат хором: ну что такое слова?!
Слово - это опасный вид плохо изученной энергии. И это хорошо видно даже из того, что все нижеследующее случилось после слов.
После нескольких слов, произнесенных, скорее всего, безразличным полушепотом.
Полушепот я придумала сама - потому что все происходило на лестничной площадке обыкновенного жилого дома, и один из говоривших для громких слов был слишком взволнован, а другой - слишком безразличен.
И ещё я выбираю полушепот потому, что сама опасаюсь громкого слова. Ведь эти строки тогда мог прочитать один из тех двоих, что разговаривали на лестничной площадке. Я пишу о том, о чем и подумать-то страшно - а он бы подумал, что так страшно писать...
Из протокола допроса подозреваемого Виктора Силиванова 12 марта 1985 года:
"Я познакомился с Л.Н. 6 ноября 1983 года у телефонной будки, находящейся у дома 26 на улице Бирюзова. К будке подошла женщина, попросила у парня сигарету, закурила и зашла звонить. Потом она вышла, я спросил: "Что, не можете дозвониться?.." Я предложил ей зайти домой к моим родителям и позвонить оттуда. Мы пришли, она сразу дозвонилась, мы обменялись адресами и телефонами, и она ушла, сказав, что, может быть, позвонит часа через два.
Через два часа она позвонила и сказала, что хочет со мной встретиться.
Она была выпивши, так как пришла из гостей, я предложил ей поехать и где-нибудь посидеть, но она сказала, что лучше взять бутылку и пойти к ней... домой. Дома у неё никого не было, мы сели за стол в кухне и стали пить шампанское. Я спросил, сколько ей лет, она сказала, что тридцать. Она начала жаловаться на свою жизнь, что её все обижают, никто не жалеет. За столом мы просидели около получаса... В это время Л. расстегнула пуговицы на кофте и попросила её поцеловать...
Потом мы с ней допили шампанское и она сказала, чтобы я шел домой, так как должна прийти её дочь, которой 12 лет. Я ещё спросил, что же такая маленькая дочка так долго гуляет, время было где-то около 10 часов вечера, но Л. мне ничего не ответила".
Наверное, есть и другие мужчины, умудренные жизнью и веселым опытом, вот они сразу поняли бы, сколько лет врачу-наркологу Л.Н.
Но на ноябрьской стылой улице стоял двадцатитрехлетний Виктор, для которого все на свете ещё имело свой первоначальный смысл. Он увидел женщину - она ему понравилась. Она попросила её поцеловать - и он поцеловал её.
Я видела единственную её фотографию - но это была фотография из уголовного дела и на ней был запечатлен не человек, а, скорей, событие. Так что я не знаю даже, каковы были черты её лица. Мать Виктора рассказывала о ней как о своей ровеснице - так оно на самом деле и было, - но вымолвила ненароком, что однажды, стоя в её полутемной прихожей, придя в очередной раз для постылого разговора о том, что же будет с сыном - так вот, стоя в прихожей, она вдруг взглянула на неё и заметила, что она очень хороша собой. Быть может, ей очень хотелось увидеть эту женщину глазами сына, и она увидела, но для чего я вспомнила об этом?..
"Примерно через неделю, когда мы были дома у Л., пришла её дочь. Я увидел, что она взрослая, и спросил у Л., сколько же ей лет. Л. ответила, что сорок три года, и расплакалась, подумав, что, узнав о её возрасте, я её сразу брошу. Я её успокоил, что возраст для меня не имеет никакого значения. Л. сказала мне, что она меня очень любит и что если я её брошу, то она покончит с собой".
Потом в череде событий будет несколько попыток покончить с собой - но не её, а его.
Я разговаривала с психиатрами, и они усмотрели в его поведении черты психопатической личности, как и врачи института Сербского, где Виктор проходил экспертизу.
Может, оно и так, но никто, конечно, не задавался целью понять, что же именно в первую очередь овладело сознанием доверчивого и очень чистого человека ("патологически добр" - так его описала старая знакомая его матери). А может, и стоило бы. И тогда и возраст, и дочь-ровесница, и её нрав, и домашние скандалы - все отошло бы в тень, в небытие, и осталось бы одно, горячее, жгучее: его любит одинокая женщина.
Она не может без него жить.
Теперь об этом можно только рассуждать, но кажется, что все главное произошло именно в первые дни и недели. А главным было то, что он не познакомился на улице с легкомысленной и беспечной женщиной ("сексуальная психопатка" - так её характеризовала ближайшая сотрудница), - а мучительно полюбил, и его любовь была ответом на другую любовь, такую же незаконную и мучительную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Какое все это имеет значение, ведь Костю это не оживит, а это единственное и главное. Кости нет и никогда больше не будет. Но если бы я все же могла вымолвить хоть слово, чтобы попытаться вымолить за всех взрослых прощение у того, другого, шестилетнего, который все видел, - тогда я бы сказала о ничтожестве, в которое человек всегда впадает постепенно. И никогда - без участия других.
В человеческой жизни, оказывается, нет ничего малозначительного. Важно все и всегда. Все, что человек делает или не делает, все это остается в нем, копится и, если делается не то, гниет.
Кто-то когда-то позволил отцу убийцы поднять на него руку. Кто-то быстро с этим смирился. Кто-то его недолюбил, а он всех в детстве убил уже заранее, чтобы больше не делали ему больно. Говорю это не в оправдание Павлова - оправдания нет, потому что нет Кости. Говорю это тем, кто живет взаймы, без усилий.
Я писала не для того, чтобы разобраться в уголовном деле или повлиять на приговор. Я писала в память об убитом ребенке Косте Павлове четырех лет. Изменить ничего уже нельзя, это может и должно теперь просто запомниться и впиться в память непроходящим ужасом.
А приговор - да, я хотела поговорить с Юрием Ивановичем Луканкиным о смертной казни. Следователь всегда знает больше остальных, я хотела знать именно его мнение. Впервые в жизни я, кажется, готова была сказать "да" убийству за убийство. А Юрий Иванович сказал:
- Вы не видели ребенка в морге.
Смертная казнь для Павлова просто подарок.
Пожизненное заключение. Чтобы он всю жизнь вспоминал его лицо, его голос, его кровь.
...Жене Павлов все время говорил: я - волк-одиночка. Видимо, это важно, что себе он представлялся, во-первых, никем не понятым и, во-вторых, волком, все же волком, а не зайцем.
Но он ошибся.
Волки, как говорят ученые, очень хорошие родители. Особенно отцы. Расшалившимся малышам они позволяют делать с собой все, что им заблагорассудится. Волчата в пылу игры не только кувыркаются и шумят, они больно кусаются. А папа-волк, чуть что, рычит на маму: пусть малыши балуются.
А если мама не поймет, папа сам возьмет да укусит.
А малыши возятся, визжат и всем мешают...
Убить, чтобы любить
Последнее слово
Она была старше на двадцать лет. И все говорят: он не мог её любить.
Говорят, не задумываясь.
Но если бы задумались - что было бы тогда?
Тогда нашлись бы другие слова.
Все закричат, и закричат хором: ну что такое слова?!
Слово - это опасный вид плохо изученной энергии. И это хорошо видно даже из того, что все нижеследующее случилось после слов.
После нескольких слов, произнесенных, скорее всего, безразличным полушепотом.
Полушепот я придумала сама - потому что все происходило на лестничной площадке обыкновенного жилого дома, и один из говоривших для громких слов был слишком взволнован, а другой - слишком безразличен.
И ещё я выбираю полушепот потому, что сама опасаюсь громкого слова. Ведь эти строки тогда мог прочитать один из тех двоих, что разговаривали на лестничной площадке. Я пишу о том, о чем и подумать-то страшно - а он бы подумал, что так страшно писать...
Из протокола допроса подозреваемого Виктора Силиванова 12 марта 1985 года:
"Я познакомился с Л.Н. 6 ноября 1983 года у телефонной будки, находящейся у дома 26 на улице Бирюзова. К будке подошла женщина, попросила у парня сигарету, закурила и зашла звонить. Потом она вышла, я спросил: "Что, не можете дозвониться?.." Я предложил ей зайти домой к моим родителям и позвонить оттуда. Мы пришли, она сразу дозвонилась, мы обменялись адресами и телефонами, и она ушла, сказав, что, может быть, позвонит часа через два.
Через два часа она позвонила и сказала, что хочет со мной встретиться.
Она была выпивши, так как пришла из гостей, я предложил ей поехать и где-нибудь посидеть, но она сказала, что лучше взять бутылку и пойти к ней... домой. Дома у неё никого не было, мы сели за стол в кухне и стали пить шампанское. Я спросил, сколько ей лет, она сказала, что тридцать. Она начала жаловаться на свою жизнь, что её все обижают, никто не жалеет. За столом мы просидели около получаса... В это время Л. расстегнула пуговицы на кофте и попросила её поцеловать...
Потом мы с ней допили шампанское и она сказала, чтобы я шел домой, так как должна прийти её дочь, которой 12 лет. Я ещё спросил, что же такая маленькая дочка так долго гуляет, время было где-то около 10 часов вечера, но Л. мне ничего не ответила".
Наверное, есть и другие мужчины, умудренные жизнью и веселым опытом, вот они сразу поняли бы, сколько лет врачу-наркологу Л.Н.
Но на ноябрьской стылой улице стоял двадцатитрехлетний Виктор, для которого все на свете ещё имело свой первоначальный смысл. Он увидел женщину - она ему понравилась. Она попросила её поцеловать - и он поцеловал её.
Я видела единственную её фотографию - но это была фотография из уголовного дела и на ней был запечатлен не человек, а, скорей, событие. Так что я не знаю даже, каковы были черты её лица. Мать Виктора рассказывала о ней как о своей ровеснице - так оно на самом деле и было, - но вымолвила ненароком, что однажды, стоя в её полутемной прихожей, придя в очередной раз для постылого разговора о том, что же будет с сыном - так вот, стоя в прихожей, она вдруг взглянула на неё и заметила, что она очень хороша собой. Быть может, ей очень хотелось увидеть эту женщину глазами сына, и она увидела, но для чего я вспомнила об этом?..
"Примерно через неделю, когда мы были дома у Л., пришла её дочь. Я увидел, что она взрослая, и спросил у Л., сколько же ей лет. Л. ответила, что сорок три года, и расплакалась, подумав, что, узнав о её возрасте, я её сразу брошу. Я её успокоил, что возраст для меня не имеет никакого значения. Л. сказала мне, что она меня очень любит и что если я её брошу, то она покончит с собой".
Потом в череде событий будет несколько попыток покончить с собой - но не её, а его.
Я разговаривала с психиатрами, и они усмотрели в его поведении черты психопатической личности, как и врачи института Сербского, где Виктор проходил экспертизу.
Может, оно и так, но никто, конечно, не задавался целью понять, что же именно в первую очередь овладело сознанием доверчивого и очень чистого человека ("патологически добр" - так его описала старая знакомая его матери). А может, и стоило бы. И тогда и возраст, и дочь-ровесница, и её нрав, и домашние скандалы - все отошло бы в тень, в небытие, и осталось бы одно, горячее, жгучее: его любит одинокая женщина.
Она не может без него жить.
Теперь об этом можно только рассуждать, но кажется, что все главное произошло именно в первые дни и недели. А главным было то, что он не познакомился на улице с легкомысленной и беспечной женщиной ("сексуальная психопатка" - так её характеризовала ближайшая сотрудница), - а мучительно полюбил, и его любовь была ответом на другую любовь, такую же незаконную и мучительную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154