Галина Николаевна тоже тяжело болела. Так, едва миновав сорокалетний рубеж, эти люди оказались нищими и больными. Но как они всю жизнь всюду ходили вдвоем, так и в тот день вдвоем пошли за "чебурашками".
Могли ли Москвин и Карамнов пройти мимо?
Уже нет. Для разбоя больше всего подходили именно эти безобидные люди. Когда Галина Николаевна поняла, куда их ведут, она все повторяла: ребята, делайте со мной что хотите, только не трожьте Сашу, он очень болен...
Пришли на пустырь.
Карамнов держал Речкина, а Москвин достал нож и приказал женщине встать на колени. Она встала, и он знал, что сопротивляться она не будет. Она все смотрела туда, где был её муж, который умолял не издеваться над женой. Да, она встала на колени и сделала все, что требовал насильник, а он покрикивал: "Слабо работаешь, слабо работаешь!".
Потом он приказал ей раздеться и голой лечь на снег.
Она разделась и легла. Москвин, воткнув нож поблизости, изнасиловал её на снегу.
Карамнов в это время бил Речкина руками и ногами. Речкин упал.
Галина Николаевна слышала, что и тогда он все продолжал просить своего мучителя не издеваться над женой. Она молила за него, а он за нее.
Потом подошел Карамнов, и все повторилось.
Он поставил её на колени.
Потом приказал лечь на снег.
На какую-то долю секунды у неё появилась надежда, что они насытятся издевательствами и бросят их. Когда Москвин насиловал её, она взяла нож, который он воткнул рядом, в снег, и спрятала под себя. Но Москвин встал и велел отдать нож. С этим ножом он и пошел туда, где лежал её муж. Пока Карамнов делал свое дело, Москвин убил Речкина.
А потом Москвин вернулся. Он сказал Карамнову, что "убил мужика" и надо "убить бабу", чтобы не оставлять свидетеля. Как убить? "Вспороть живот". Она слышала, что муж убит. То есть слова, наверное, слышала, но они не дошли до её сознания, и этим облегчились её муки. Можно ли произносить тут это слово - облегчение? В другом случае, может, было бы нельзя. Но эти люди так любили друг друга, что можно.
Они ножом срезали цепочку с крестиком и стали её бить. По голове, по лицу - ногами. Из показаний Галины Николаевны Речкиной в суде: "Потом я помню два удара ножом в живот. Я сказала: "Что ты делаешь, сынок?" А потом потеряла сознание... Я им поверила, что это милиция, потому что месяц назад к нам подходили и спросили, что мы делаем, они проверили у нас документы, но сразу оба показали свои... Муж видел, что меня насиловали".
Когда Речкина рассказала, что помнила, судья Чудова спросила у подсудимых, подтверждают ли они то, что услышали.
Подсудимый Карамнов: "Показания подтверждаю".
Подсудимый Москвин: "Показания правильные".
Убедившись в том, что женщина перестала подавать признаки жизни, они выгребли из карманов все, что там было, и ушли.
Вещи потерпевших: крестик с цепочкой, две зажигалки и две пачки сигарет "Ява" и "Пегас" - обе начатые, перочинный ножик, электрический фонарик и наручные часы "Электроника", а всего на сумму 61 рубль. То есть денег-то у них не было вовсе. Так экспертиза оценила стоимость наживы.
Чудова спросила: "Вы считали, что женщина убита?"
Да, они думали так.
Что было дальше?
Пошли домой к Москвину и легли спать. Наутро стали стирать одежду. Тут пришел приятель Хромов, и Москвин сказал ему: я сегодня двух человек завалил, но Хромов ему не поверил.
А потом Москвин с Карамновым пошли на пустырь поглядеть, как увозят трупы. Галина Николаевна была без сознания. Почему она осталась жива после этой ночи на снегу, без одежды, истекшая кровью? Убийцы не знали, что женщину повезли в больницу.
А дома у Речкиных всю ночь ждал родителей их сын Максим.
"Еще не рассвело, когда приехала милиция, и я увидел, что в кузове машины лежал мой отец. Сказали, что отца убили, а мать в реанимации без сознания и пока к ней нельзя. Мать с отцом никуда не ходили друг без друга, даже в булочную. Мои родители отличались спокойным и дружным характером и были очень законопослушными, поэтому они, наверное, сразу согласились на предложение этих людей пойти в милицию".
Максим Речкин в суде говорил очень мало. Он и в обычной-то жизни многословием не отличается, а тут каждое слово буквально отдавалось кровью. Помочь родителям он не мог, ему самому помогать надо было. Он учится. Все, что он не сумел сказать, было в его глазах.
В перерыве между заседаниями Речкина подошла к судье и спросила, можно ли обратиться к подсудимым. Чудова замялась. Что она хочет им сказать? Для чего обращаться? Галина Николаевна сказала ей: я ничего плохого им не сделаю, не бойтесь. Я просто хочу их спросить.
Чудова сказала - подойдите.
И тогда Речкина подошла к клетке, достала из кармана какой-то пакет, завернутый в целлофан, развернула и сказала:
- Сынки, посмотрите, кого вы убили.
У неё в руках была фотография мужа.
А потом к Чудовой подошла другая женщина, мать Москвина. Приятно было посмотреть: красный платок, желтое пальто, ярко накрашенные губы. Человек приехал на торжественное мероприятие. Много ли таких важных событий будет у неё в жизни? Так вот, она подошла к Чудовой и попросила разрешения поцеловать сына.
"Раньше надо было целовать", - обронил кто-то в зале.
Но слушать приговор она не осталась.
После перерыва Чудова в зале её уже не нашла.
* * *
Я много раз замечала, что судьи, завершив заседание, а особенно после приговора, входят в совещательную комнату совсем другими людьми. В зале, в судейском кресле с высокой спинкой - один человек. Он все знает, у него есть ответы на все вопросы. А в совещательной комнате оказывается другой, усталый и опустошенный. Чудова, уходя из зала, все ещё остается в нем. Она пьет чай с заседателями, звонит домой, но она ещё в зале. Или начинает поливать цветы, которые в совещательной комнате стоят везде, где умещается горшок. Особенно хороши у неё герани, таких ярких я больше нигде не видела.
Зачем цветы?
Но надо как-то выдерживать то, что происходит в зале.
Ведь ни Москвин, ни Карамнов не поняли, что сделали. Нет, плакали, каялись, и себя им, наверное, жалко, и от этого тоже плакали. Москвину сидеть десять лет, а Карамнову девять. Но только Чудова понимает, что эти подростки уже никогда не узнают, какая она, настоящая жизнь. Сидеть в тюрьме - дело обычное. Это плохо, но оттуда выходят. Вот убитые уже не оживут, но раз не оживут, что про это и говорить. А может быть, самую главную ведь в зале суда сказала Снегур: сколько ещё таких подростков в воскресенском интернате, и сколько их, этих проклятых интернатов. Машин стало больше, одежды, конфет и колбасы, и интернатов для бездомных - тоже.
Кстати, когда милиция пришла за убийцами, в квартире Москвиных на кухне сидел отец Карамнова. Он даже не вышел. Сидел и пил соседский самогон. А часы с убитого Речкина Карамнов отдал отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Могли ли Москвин и Карамнов пройти мимо?
Уже нет. Для разбоя больше всего подходили именно эти безобидные люди. Когда Галина Николаевна поняла, куда их ведут, она все повторяла: ребята, делайте со мной что хотите, только не трожьте Сашу, он очень болен...
Пришли на пустырь.
Карамнов держал Речкина, а Москвин достал нож и приказал женщине встать на колени. Она встала, и он знал, что сопротивляться она не будет. Она все смотрела туда, где был её муж, который умолял не издеваться над женой. Да, она встала на колени и сделала все, что требовал насильник, а он покрикивал: "Слабо работаешь, слабо работаешь!".
Потом он приказал ей раздеться и голой лечь на снег.
Она разделась и легла. Москвин, воткнув нож поблизости, изнасиловал её на снегу.
Карамнов в это время бил Речкина руками и ногами. Речкин упал.
Галина Николаевна слышала, что и тогда он все продолжал просить своего мучителя не издеваться над женой. Она молила за него, а он за нее.
Потом подошел Карамнов, и все повторилось.
Он поставил её на колени.
Потом приказал лечь на снег.
На какую-то долю секунды у неё появилась надежда, что они насытятся издевательствами и бросят их. Когда Москвин насиловал её, она взяла нож, который он воткнул рядом, в снег, и спрятала под себя. Но Москвин встал и велел отдать нож. С этим ножом он и пошел туда, где лежал её муж. Пока Карамнов делал свое дело, Москвин убил Речкина.
А потом Москвин вернулся. Он сказал Карамнову, что "убил мужика" и надо "убить бабу", чтобы не оставлять свидетеля. Как убить? "Вспороть живот". Она слышала, что муж убит. То есть слова, наверное, слышала, но они не дошли до её сознания, и этим облегчились её муки. Можно ли произносить тут это слово - облегчение? В другом случае, может, было бы нельзя. Но эти люди так любили друг друга, что можно.
Они ножом срезали цепочку с крестиком и стали её бить. По голове, по лицу - ногами. Из показаний Галины Николаевны Речкиной в суде: "Потом я помню два удара ножом в живот. Я сказала: "Что ты делаешь, сынок?" А потом потеряла сознание... Я им поверила, что это милиция, потому что месяц назад к нам подходили и спросили, что мы делаем, они проверили у нас документы, но сразу оба показали свои... Муж видел, что меня насиловали".
Когда Речкина рассказала, что помнила, судья Чудова спросила у подсудимых, подтверждают ли они то, что услышали.
Подсудимый Карамнов: "Показания подтверждаю".
Подсудимый Москвин: "Показания правильные".
Убедившись в том, что женщина перестала подавать признаки жизни, они выгребли из карманов все, что там было, и ушли.
Вещи потерпевших: крестик с цепочкой, две зажигалки и две пачки сигарет "Ява" и "Пегас" - обе начатые, перочинный ножик, электрический фонарик и наручные часы "Электроника", а всего на сумму 61 рубль. То есть денег-то у них не было вовсе. Так экспертиза оценила стоимость наживы.
Чудова спросила: "Вы считали, что женщина убита?"
Да, они думали так.
Что было дальше?
Пошли домой к Москвину и легли спать. Наутро стали стирать одежду. Тут пришел приятель Хромов, и Москвин сказал ему: я сегодня двух человек завалил, но Хромов ему не поверил.
А потом Москвин с Карамновым пошли на пустырь поглядеть, как увозят трупы. Галина Николаевна была без сознания. Почему она осталась жива после этой ночи на снегу, без одежды, истекшая кровью? Убийцы не знали, что женщину повезли в больницу.
А дома у Речкиных всю ночь ждал родителей их сын Максим.
"Еще не рассвело, когда приехала милиция, и я увидел, что в кузове машины лежал мой отец. Сказали, что отца убили, а мать в реанимации без сознания и пока к ней нельзя. Мать с отцом никуда не ходили друг без друга, даже в булочную. Мои родители отличались спокойным и дружным характером и были очень законопослушными, поэтому они, наверное, сразу согласились на предложение этих людей пойти в милицию".
Максим Речкин в суде говорил очень мало. Он и в обычной-то жизни многословием не отличается, а тут каждое слово буквально отдавалось кровью. Помочь родителям он не мог, ему самому помогать надо было. Он учится. Все, что он не сумел сказать, было в его глазах.
В перерыве между заседаниями Речкина подошла к судье и спросила, можно ли обратиться к подсудимым. Чудова замялась. Что она хочет им сказать? Для чего обращаться? Галина Николаевна сказала ей: я ничего плохого им не сделаю, не бойтесь. Я просто хочу их спросить.
Чудова сказала - подойдите.
И тогда Речкина подошла к клетке, достала из кармана какой-то пакет, завернутый в целлофан, развернула и сказала:
- Сынки, посмотрите, кого вы убили.
У неё в руках была фотография мужа.
А потом к Чудовой подошла другая женщина, мать Москвина. Приятно было посмотреть: красный платок, желтое пальто, ярко накрашенные губы. Человек приехал на торжественное мероприятие. Много ли таких важных событий будет у неё в жизни? Так вот, она подошла к Чудовой и попросила разрешения поцеловать сына.
"Раньше надо было целовать", - обронил кто-то в зале.
Но слушать приговор она не осталась.
После перерыва Чудова в зале её уже не нашла.
* * *
Я много раз замечала, что судьи, завершив заседание, а особенно после приговора, входят в совещательную комнату совсем другими людьми. В зале, в судейском кресле с высокой спинкой - один человек. Он все знает, у него есть ответы на все вопросы. А в совещательной комнате оказывается другой, усталый и опустошенный. Чудова, уходя из зала, все ещё остается в нем. Она пьет чай с заседателями, звонит домой, но она ещё в зале. Или начинает поливать цветы, которые в совещательной комнате стоят везде, где умещается горшок. Особенно хороши у неё герани, таких ярких я больше нигде не видела.
Зачем цветы?
Но надо как-то выдерживать то, что происходит в зале.
Ведь ни Москвин, ни Карамнов не поняли, что сделали. Нет, плакали, каялись, и себя им, наверное, жалко, и от этого тоже плакали. Москвину сидеть десять лет, а Карамнову девять. Но только Чудова понимает, что эти подростки уже никогда не узнают, какая она, настоящая жизнь. Сидеть в тюрьме - дело обычное. Это плохо, но оттуда выходят. Вот убитые уже не оживут, но раз не оживут, что про это и говорить. А может быть, самую главную ведь в зале суда сказала Снегур: сколько ещё таких подростков в воскресенском интернате, и сколько их, этих проклятых интернатов. Машин стало больше, одежды, конфет и колбасы, и интернатов для бездомных - тоже.
Кстати, когда милиция пришла за убийцами, в квартире Москвиных на кухне сидел отец Карамнова. Он даже не вышел. Сидел и пил соседский самогон. А часы с убитого Речкина Карамнов отдал отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154