А все остались. Мучаться с телятиной. И восставшей плотью.
У флигелечка мы закурили. Позволили себе такую вольность, пока отсутствовала молодежь, берущая лишь дурные примеры. С положительных героев. Потом поговорили о Третьей Мировой, которая подбиралась к нашим границам.
— Странная у нас личка, — сказал я. — Подбор, как у диверсионной группы. Может, Кремль будем брать?
— Или Белый дом.
— Какой? — решил уточнить.
— А, любой, — отмахнулся Никитин.
— Свой уже брали, — заметил я. — Пора и янки поставить в рабоче-крестьянскую позу.
— Рачком-с, что ли?
— Именно.
Мы посмеялись: весело живем, надо, чтобы и другие так жили, не тужили. Потом решили пойти спать. А где мальчики, вспомнил я и увидел среди деревьев светящуюся тарелочку праздничного кафе, напоминающую НЛО.
— Гуляют мальчики, — хмыкнул Никитин. — Не пережевай, командир. Дело молодое.
— Ну-ну, — сказал я. — Завтра проверим силу духа молодости.
— Ты о чем, Алекс?
— Так, — отмахнулся, — домашняя заготовка.
… Я люблю бег. По пересеченной местности. В автомобильчике. А все остальные чтоб тянулись в пыльном облачке. Такой бег укрепляет нервную систему. Мозги прочищаются до кристального целомудрия. И весь окружающий мир лопается перед глазами радужными красками. На третьем часу оздоровительного похода.
Бойцы, задержавшиеся на ужине с местными барышнями и местным винцом не до конца понимали, что их ждет. А ждала их напряженная работа — я не хотел, чтобы первый дохлый был из нашего подразделения.
Телохранитель, как и сапер, ошибается только один раз. Пулю получить в собственный храпок — это удовольствие, все равно, что хлебнуть ледяного кваска с хренком в бане; дело в другом: если что-то случится с Телом, то никто из прочих клиентов не пожелает иметь с тобой дело. Это все равно, что влепить клеймо на лоб: профнепригоден.
Так что думал я исключительно о счастливом будущем своих мальчиков. И о своем, само собой. Подъем был скор. Сноровку и активную позицию занял Хулио:
— Мальчики, веселее! И бодрее! Да, Александр Владимирович?
— Да, — покачивал головой. — Боюсь, полтинник до завтрака…
— В смысле пять кэмэ?
— Пятьдесят, родной, — и указал на план культурно-массовых мероприятий. — Мальчики проявили инициативу. А инициатива наказуема, так?
— Вах! — взялся за голову мой друг. — Утрамбуйте лучше меня.
— У нас самообслуживание, — ответил я.
И был прав: каждый выживает в экстремальных условиях, как может. И проявляет лучшие свои кондиции. Физические. И морально-нравственные.
Поначалу бойцы решили, что это шутка — пятьдесят километров. Не очень удачная с моей стороны. И поэтому, выпустив из себя переработанное за ночь шнапс, с легкой душой и таким же мочевым пузырем потрусили по росистой дороге.
Я возглавлял группу. Первые пять километров. Что такое для спецбойца пять тысяч метров? Ничего. Прогулка в зоне отдыха Лосиный остров. Даже приятно ощутить себя частичкой просыпающейся природы. Пташки звонко и весело чеканили песенки в чистое, подсвеченное юным багрянцем восхода пространство полей. Дышалось вольно. Как только может дышаться в отечественных пенатах.
Потом выкатилось солнышко и вместе с ним — джип. Я, закончив свою утреннюю норму, запрыгнул в него и сообщил группе, что будем работать по спидометру, то есть они могут не волноваться: больше не пробегут.
Это заявление не порадовало коллектив. Странно? Мальчики засмущались, но, похрипывая, продолжили движение. Их просветленные утренней свежестью лица несколько скисли.
И то верно: винные пары, пыль столбом, пот едок, да солнце жарко… И дорога жизни в сорок пять тысяч метров.
Как говорится, умеешь на свадьбе гулять, умей и на поминках здравствовать. И потом, что для спецбойца эти пятьдесят километров? Ничего. Прогулка, напомню, в зоне отдыха Лосиный остров. Современный воин тот же лось, только без ветвистых рогов. И что им, человеку и животине, стоит прогарцевать по буеракам островного рая? Одно удовольствие.
Первым полное удовлетворение испытал Резо. Он, как великий Охлопков, картинно хлопнулся на обочину и принялся жаловаться на здоровье. Мол, все, пришел его последний смертный час. Играл он безобразно и неубедительно. Покрылся лиловым цветом, точно его ошпарили кипятком. Я даже хотел крикнуть вслед за великим Станиславским: не верю, сукин ты сын, но махнул рукой на бездаря. Меня ждали другие актеры.
На пятнадцатом километре неторопливого хода принялись за ужимки братья Суриковы. У снайпера Валеры потемнело в караулках, то есть его личный прицел сбился и он начал регулярно заваливаться в придорожные канавы. Олежек, как хороший минер, приостанавливал движение и, хлопаясь на колени, тщательно изучал коровьи сухие шлепки — нет ли там противотанковых фугасов? С Великой Отечественной.
Группе приходилось помогать друзьям в их профессиональных изысках, поскольку есть непреложный Закон спецназа — сколько ушло в боевой поход, столько и должно вернуться. Пусть даже с потемненными, то бишь убитыми. (Хулио выступал с самостоятельной художественной программой, и в расчеты не брался.)
На двадцатом километре личный компьютер Алеши Фадеечева сбился с программы. От перегрузок. И выдал неверную информацию о километраже. Надрываясь, хакер попытался нагнать джип и сообщить об этом. И даже сумел это сделать. На каком-то неестественном энтузиазме. То бишь сто метров он промчался с мировым достижением, обогнав всех невидимых, но чернокожих атлетов.
Я его успокоил, как мог. Мол, перегрелся твой, дружок, писюк. Спидометру надо верить, он не такой уж башковитый, однако куда надежнее. В клубах отечественной пыли и жары.
От такой грустного известия спринтер бездыханно рухнул на дорожку стадиона, если всю нашу планету представить спортивным сооружением имени В.И.Ленина.
Товарищи помогли ему прийти в себя, уложив на могучую холку бодренького ещё Арсенчика, который было заартачился:
— А почему я? Как что так я?.. — но его не слишком слушали, поскольку у каждого внутри преотвратно звонили чугунные колокола. И колокольчики.
На тридцать пятом километре путешествия морпех Коля Болотный увял, как тюлень в пустыни Гоби. Он, человек, начал задыхаться, вникнув, наконец, что находится не в покойном речном царстве, а в бушующем пекле берега. Боец принялся размахивать ручищами, точно пытаясь плыть в огненной реке. Сбивая тем самым товарищей с автопилота.
На сорок втором километре не выдержал диверсант Куралев. Он захохотал, истерически вопя: нолик! Нолик! Что он хотел этим сказать, я не понял. Видно, что-то вспомнил детское. Быть может, игру «крестики-нолики»?
На сорок седьмом километре притомился и Арсенчик. Думаю, что десантники бы осудили товарища за слабость в коленках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
У флигелечка мы закурили. Позволили себе такую вольность, пока отсутствовала молодежь, берущая лишь дурные примеры. С положительных героев. Потом поговорили о Третьей Мировой, которая подбиралась к нашим границам.
— Странная у нас личка, — сказал я. — Подбор, как у диверсионной группы. Может, Кремль будем брать?
— Или Белый дом.
— Какой? — решил уточнить.
— А, любой, — отмахнулся Никитин.
— Свой уже брали, — заметил я. — Пора и янки поставить в рабоче-крестьянскую позу.
— Рачком-с, что ли?
— Именно.
Мы посмеялись: весело живем, надо, чтобы и другие так жили, не тужили. Потом решили пойти спать. А где мальчики, вспомнил я и увидел среди деревьев светящуюся тарелочку праздничного кафе, напоминающую НЛО.
— Гуляют мальчики, — хмыкнул Никитин. — Не пережевай, командир. Дело молодое.
— Ну-ну, — сказал я. — Завтра проверим силу духа молодости.
— Ты о чем, Алекс?
— Так, — отмахнулся, — домашняя заготовка.
… Я люблю бег. По пересеченной местности. В автомобильчике. А все остальные чтоб тянулись в пыльном облачке. Такой бег укрепляет нервную систему. Мозги прочищаются до кристального целомудрия. И весь окружающий мир лопается перед глазами радужными красками. На третьем часу оздоровительного похода.
Бойцы, задержавшиеся на ужине с местными барышнями и местным винцом не до конца понимали, что их ждет. А ждала их напряженная работа — я не хотел, чтобы первый дохлый был из нашего подразделения.
Телохранитель, как и сапер, ошибается только один раз. Пулю получить в собственный храпок — это удовольствие, все равно, что хлебнуть ледяного кваска с хренком в бане; дело в другом: если что-то случится с Телом, то никто из прочих клиентов не пожелает иметь с тобой дело. Это все равно, что влепить клеймо на лоб: профнепригоден.
Так что думал я исключительно о счастливом будущем своих мальчиков. И о своем, само собой. Подъем был скор. Сноровку и активную позицию занял Хулио:
— Мальчики, веселее! И бодрее! Да, Александр Владимирович?
— Да, — покачивал головой. — Боюсь, полтинник до завтрака…
— В смысле пять кэмэ?
— Пятьдесят, родной, — и указал на план культурно-массовых мероприятий. — Мальчики проявили инициативу. А инициатива наказуема, так?
— Вах! — взялся за голову мой друг. — Утрамбуйте лучше меня.
— У нас самообслуживание, — ответил я.
И был прав: каждый выживает в экстремальных условиях, как может. И проявляет лучшие свои кондиции. Физические. И морально-нравственные.
Поначалу бойцы решили, что это шутка — пятьдесят километров. Не очень удачная с моей стороны. И поэтому, выпустив из себя переработанное за ночь шнапс, с легкой душой и таким же мочевым пузырем потрусили по росистой дороге.
Я возглавлял группу. Первые пять километров. Что такое для спецбойца пять тысяч метров? Ничего. Прогулка в зоне отдыха Лосиный остров. Даже приятно ощутить себя частичкой просыпающейся природы. Пташки звонко и весело чеканили песенки в чистое, подсвеченное юным багрянцем восхода пространство полей. Дышалось вольно. Как только может дышаться в отечественных пенатах.
Потом выкатилось солнышко и вместе с ним — джип. Я, закончив свою утреннюю норму, запрыгнул в него и сообщил группе, что будем работать по спидометру, то есть они могут не волноваться: больше не пробегут.
Это заявление не порадовало коллектив. Странно? Мальчики засмущались, но, похрипывая, продолжили движение. Их просветленные утренней свежестью лица несколько скисли.
И то верно: винные пары, пыль столбом, пот едок, да солнце жарко… И дорога жизни в сорок пять тысяч метров.
Как говорится, умеешь на свадьбе гулять, умей и на поминках здравствовать. И потом, что для спецбойца эти пятьдесят километров? Ничего. Прогулка, напомню, в зоне отдыха Лосиный остров. Современный воин тот же лось, только без ветвистых рогов. И что им, человеку и животине, стоит прогарцевать по буеракам островного рая? Одно удовольствие.
Первым полное удовлетворение испытал Резо. Он, как великий Охлопков, картинно хлопнулся на обочину и принялся жаловаться на здоровье. Мол, все, пришел его последний смертный час. Играл он безобразно и неубедительно. Покрылся лиловым цветом, точно его ошпарили кипятком. Я даже хотел крикнуть вслед за великим Станиславским: не верю, сукин ты сын, но махнул рукой на бездаря. Меня ждали другие актеры.
На пятнадцатом километре неторопливого хода принялись за ужимки братья Суриковы. У снайпера Валеры потемнело в караулках, то есть его личный прицел сбился и он начал регулярно заваливаться в придорожные канавы. Олежек, как хороший минер, приостанавливал движение и, хлопаясь на колени, тщательно изучал коровьи сухие шлепки — нет ли там противотанковых фугасов? С Великой Отечественной.
Группе приходилось помогать друзьям в их профессиональных изысках, поскольку есть непреложный Закон спецназа — сколько ушло в боевой поход, столько и должно вернуться. Пусть даже с потемненными, то бишь убитыми. (Хулио выступал с самостоятельной художественной программой, и в расчеты не брался.)
На двадцатом километре личный компьютер Алеши Фадеечева сбился с программы. От перегрузок. И выдал неверную информацию о километраже. Надрываясь, хакер попытался нагнать джип и сообщить об этом. И даже сумел это сделать. На каком-то неестественном энтузиазме. То бишь сто метров он промчался с мировым достижением, обогнав всех невидимых, но чернокожих атлетов.
Я его успокоил, как мог. Мол, перегрелся твой, дружок, писюк. Спидометру надо верить, он не такой уж башковитый, однако куда надежнее. В клубах отечественной пыли и жары.
От такой грустного известия спринтер бездыханно рухнул на дорожку стадиона, если всю нашу планету представить спортивным сооружением имени В.И.Ленина.
Товарищи помогли ему прийти в себя, уложив на могучую холку бодренького ещё Арсенчика, который было заартачился:
— А почему я? Как что так я?.. — но его не слишком слушали, поскольку у каждого внутри преотвратно звонили чугунные колокола. И колокольчики.
На тридцать пятом километре путешествия морпех Коля Болотный увял, как тюлень в пустыни Гоби. Он, человек, начал задыхаться, вникнув, наконец, что находится не в покойном речном царстве, а в бушующем пекле берега. Боец принялся размахивать ручищами, точно пытаясь плыть в огненной реке. Сбивая тем самым товарищей с автопилота.
На сорок втором километре не выдержал диверсант Куралев. Он захохотал, истерически вопя: нолик! Нолик! Что он хотел этим сказать, я не понял. Видно, что-то вспомнил детское. Быть может, игру «крестики-нолики»?
На сорок седьмом километре притомился и Арсенчик. Думаю, что десантники бы осудили товарища за слабость в коленках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102