– Сир… – Уолтеф поклонился и вошел в комнату. Вильгельм сидел в кресле перед огнем, который разожгли из-за вечерней прохлады. У его ног лежали две гончих. Они дремали, но при появлении Уолтефа подняли голову.
Напротив Вильгельма сидела Матильда. Круглый живот обтягивало платье.
– Садитесь. – Вильгельм показал на складной стул.
Уолтеф послушался. Стул был слишком хлипким, и Уолтеф чувствовал себя неуютно. Матильда посмотрела на него, и ему показалось, что в ее взгляде промелькнуло сочувствие.
– Вина. – Хлопок в ладоши – и в комнате появился парнишка, который до этого сидел в углу и полировал шлем короля.
– Сир… – С большим достоинством Симон де Санли налил вина в два больших рога, а королеве предложил кубок поменьше. Уолтеф успел ободряюще подмигнуть мальчику.
Вильгельм выжидающе смотрел на него. Уолтеф знал, насколько он нетерпелив с теми просителями, которые не переходят сразу к делу.
– Сир, – начал он, отпил глоток вина и едва не задохнулся, когда оно обожгло его пересохшее горло. – Я понимаю, вы проявили большую благосклонность, вернув мне мои земли и разрешив управлять ими…
– Но вы хотите большего, – перебил его Вильгельм. Взгляд из-под опущенных век был бесстрастным.
– Сир, я… – Заикание ему не поможет, Вильгельм сочтет это слабостью. – Сир, я прошу вашего соизволения взять в жены вашу племянницу Джудит.
Вильгельм молчал, только разглядывал его, подобно орлу. Под этим взглядом Уолтеф почувствовал себя дичью в траве.
Тишину нарушила Матильда.
– Моя племянница поддерживает ваше предложение, сеньор Уолтеф? – спросила она.
– Да, мадам… но в рамках приличий, – поспешно добавил он, увидев выражение ее лица.
– Одно противоречит другому, – сурово заявила Матильда. – Если моя племянница поощряла вас, то это большая глупость с ее стороны.
– Она всего лишь посоветовала мне спросить вашего соизволения, если я хочу за ней ухаживать.
– И почему вы хотите за ней ухаживать? – Голос Вильгельма был тих, но ужасен. – Потому что ее вид вызывает в вас похоть или потому что женитьба на моей родственнице тешит ваше тщеславие?
Лицо Уолтефа потемнело.
– Тут речь не идет ни о похоти, ни о честолюбии, – заявил он, придя в ярость от того, что Вильгельм счел его намерения неприличными или тщеславными.
– Тогда вам следовало стать монахом, – усмехнулся Вильгельм. – Всеми мужчинами движут похоть и тщеславие. Всеми, – повторил он, ударив себя в грудь для пущей убедительности. – Тут не может быть любви, ведь вы почти не знаете девушку… если, конечно, вы мне не лжете и вы не скрывали от всех вашу связь.
– Я не лгу, сир! – с жаром воскликнул Уолтеф, чувствуя себя оскорбленным и униженным. – У меня честные намерения.
Вильгельм сощурил глаза.
– Я и так много вам дал, Уолтеф. Не стоит злоупотреблять моей щедростью.
– Значит, вы мне отказываете? – Уолтефа затрясло, его глаза налились кровью.
– Отказываю, – коротко ответил Вильгельм. – Можете идти.
– Вы не объясните мне, почему вы отказываетесь дать согласие? – хрипло, стараясь сдержаться, спросил Уолтеф.
– С вашей стороны было бы разумно не давить на меня, – прорычал Вильгельм. – Я и так был чересчур щедр, милорд. Вы слишком многого хотите.
– Просить руки вашей племянницы – слишком много? Или моя английская кровь вам не по вкусу?
Вильгельм холодно оглядел его с головы до ног.
– Дело не в крови. Вы ей не подходите. Это мое последнее слово. Надеюсь, мне не придется вызывать охрану.
Уолтеф сжал кулаки. Последняя капля благоразумия позволила ему выйти из комнаты, сохранив остатки достоинства. Но сразу же, оказавшись за дверями, он с силой ударил кулаком о стену, в кровь разбив руку.
– Последнее слово! – прорычал он по-английски. – Я вобью ему это слово в глотку, пока он не задохнется!
Он вышел в зал, где все уже готовились ко сну. Его свита уже расстилала плащи и одеяла.
– Бросьте это, – рявкнул Уолтеф. – Мы не останемся.
– Милорд? – Его оруженосец Хакон с удивлением взглянул на него.
– Иди и скажи конюхам, чтобы седлали наших лошадей. Мы уезжаем.
– Но…
– Никаких но, – огрызнулся Уолтеф. – Выполняй!
Поведение Уолтефа было настолько для него необычным, что Хакон продолжал настаивать.
– Милорд, но ведь сейчас комендантский час, и лошадей уже поставили в стойла. Не лучше ли подождать до рассвета?
– У меня есть разрешение Вильгельма, – сказал Уолтеф. – Я не задержусь дольше, чем необходимо.
Пресекая любые возражения, Уолтеф вышел из зала.
Воздух был влажным и теплым. Ночь для любовников. Ночь для дураков. Уолтеф выругался. Возможно, в глубине души он знал, что Вильгельм ему откажет, потому и тянул так долго. Не получив отказа, можно было помечтать. Он сердцем чувствовал, что Джудит не осмелится противиться воле дяди. Его слово было для нее законом.
Облизывая ободранные пальцы, Уолтеф направился к конюшне. Вылезли заспанные грумы и, косясь на него, начали седлать лошадей.
Уолтеф сам оседлал Коппера, своего коня. Все, что угодно, только отвлечься от мрачных мыслей. Он услышал шорох в ближайшем деннике. Заглянув туда, он увидел на соломе горничную Джудит Сибиллу и своего скальда. Ее темные волосы рассыпались по плечам, а губы распухли от поцелуев.
В другое время Уолтеф бы рассмеялся, но сегодня чувство юмора его начисто покинуло.
– Леди Джудит знает, где ты? – мрачно спросил он.
Сибилла смело взглянула ему в лицо.
– Нет, милорд, и не стоит ей говорить, потому что это не ее забота.
– Своим поведением ты чернишь не только свою, но и ее репутацию. – Он грозно взглянул на Торкела, изумленно взирающего на него.
– Я отправляюсь домой, в Хантингдон. Ты можешь ехать или остаться, как пожелаешь. – Он вывел лошадь из конюшни. Господи, как же для них все просто!
Его люди начали собираться во дворе. Все молчали, но выражения лиц говорили сами за себя.
– Значит, Вильгельм вам отказал? – спросил скальд, подходя к нему.
– Это не твое дело.
– Если вы граф, это касается всех, – возразил Торкел. – О том, что вызвало ваш гнев, завтра будет говорить весь Вестминстер.
– Ну, меня здесь уже не будет, – отрезал Уолтеф. – Вильгельм сказал, что уже был достаточно ко мне благосклонен. Он заявил, что у меня не хватает достоинств, и я им не подхожу.
– Вот как… – протянул Торкел.
– Раз он придерживается такого мнения, мне здесь больше нечего делать.
– Вы не считаете, что он со временем может изменить свое мнение?
– Полагаю, за ночь он не передумает. Для нас обоих лучше, если я уеду. А ты оставайся, если хочешь.
Торкел покачал головой и грустно улыбнулся.
– Лучше я поеду с вами в Хантингдон, чем останусь здесь прозябать в роскоши и похоти.
Уолтеф кивнул:
– Как хочешь, – и вскочил в седло.
Симон, о котором все забыли, тихонько сидел в углу, боясь провести промасленной тряпкой по шлему, чтобы шорохом не привлечь к себе внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102