руки изящные, красивой формы, без колец – она сняла обручальное кольцо Заера.
Симон встал. Сердце его бешено колотилось. Слова, которые всегда давались ему так легко, забылись. Он проглотил комок в горле.
– Почему ты не послала за мной раньше? – спросил он.
Она смело взглянула на него.
– Не было смысла. Чем ты мог помочь – смотреть, как растет мой живот? К тому же я не сразу поняла, что беременна. Никаких признаков не было. Месячные первые месяцы продолжались. Когда же я поняла, в чем дело, пришло время подумать. – Она взглянула на ребенка и нежно погладила его по щеке.
– Тебе не надо от него отказываться, – произнес Симон. – Ты же знаешь, я найду тебе жилье.
Сабина печально улыбнулась и покачала головой.
– В первые годы его жизни этого будет достаточно. Но наступит время, когда тебе придется взять его к себе, чтобы сделать из него рыцаря, и я останусь одна. Лучше расстаться сейчас, чем позже. Здесь у меня есть вера, да и мать настоятельница и сестры поддержат меня. – Она подняла ребенка ближе к глазам. – Я сама могу отказаться от мира, но хочу, чтобы он вцепился в него обеими руками. Он меня вылечил, – добавила она, – он – дар Господний. Я не думала, что у меня могут быть дети после того, как я потеряла троих. Дай ему возможность уйти отсюда и жить своей жизнью. – Она хорошо держалась, но при последних словах ее подбородок задрожал. – Возьми его. Я назвала его Симон, в твою честь. – Она нежно поцеловала младенца и положила его на руки отцу.
Симон взглянул на крошечное личико – глазки закрыты, из-под чепчика выбиваются темные волосы. Ему хотелось сказать, что, знай он, к чему приведет мгновение слабости в Дюраззо, он бы сдержался, но слова застряли в горле, а вскоре и вовсе забылись от ощущения теплой тяжести в руках. Сын Сабины действительно был даром – чудесным, но и беспокойным.
– У меня есть корзинка, в которой его можно везти. – В ее голосе слышалось отчаяние. – Тебе понадобится кормилица…
– Их в замке хватает, – сказал Симон. – Кое у кого из солдат есть жены, да и у графа Честерского есть в доме женщина с грудным ребенком.
– Сестра Сабина проводит вас до ворот, – объявила настоятельница, давая им возможность поговорить наедине.
Симону удалось вежливо попрощаться, хотя он все еще не мог осознать, что у него новорожденный сын на руках, а рядом идет Сабина с корзинкой.
– Он спокойный ребенок, – поясняла она. – Он не будет беспокоить тебя в дороге. – На первый взгляд она была спокойна, но ее состояние выдавали бледное лицо и плотно сжатые губы. – Как поступит твоя жена? – спросила она.
Симон поморщился. Дул сильный ветер, и он тщательно прикрывал ребенка полой плаща.
– Надеюсь, ей достанет доброты, чтобы понять.
– А если нет?
– Обещаю, что бы ни было между нами, ребенок не пострадает. Грех ведь наш с тобой, не его.
Она кивнула, как будто его слова облегчили ей душу.
– Так тяжело его отпускать… – прошептала она. – Если я сейчас держусь, то только потому, что разрешила себе горевать после твоего отъезда.
– Сабина…
– Молчи. Бери его и уходи. Все будет хорошо… Так лучше…
У дверей им пришлось подождать, пока привратница не откроет дверь. Сабина наклонилась и в последний раз поцеловала сына в лоб.
– Счастья тебе, малыш, – прошептала она.
Симон не удостоился объятия, только долгого взгляда, в котором выразилось все. Потом она повернулась и пошла к монастырю. Привратница выпустила Симона и передала ему корзинку.
– Ты заботься о малыше, – сурово велела она. – Господь все видит. – Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за ним, и он услышал, как скрипнул засов.
Солдаты из его сопровождения поднялись и встали по стойке смирно, подозрительно косясь на него.
– Это ребенок, – с раздражением пояснил Симон. – Никогда раньше не видели? Привяжите эту корзинку на вьючную лошадь и накройте как следует, чтобы не намокла. – Он передал ребенка Тюрстану, вскочил на лошадь и снова забрал у него сына, спрятав его под плащом.
Никто не задал ни одного вопроса, но все переглядывались, стараясь не смотреть на Симона.
Несмотря на скверную погоду, Сабина ушла в самый отдаленный уголок аббатства, где она могла обнять свою горечь вместо теплого тельца сына. Она медленно раскачивалась и стонала. Горе было слишком велико, она даже не могла плакать. Там ее и нашла мать настоятельница и увела в келью.
– Ребенок? – Хью Честерский подозрительно покраснел. Его глаза смеялись. Внезапно на него напал приступ кашля. Он быстро потянулся к кувшину с вином, каковой всегда находился под рукой, сделал несколько торопливых глотков прямо из горлышка. – Даже я не спал с монахиней, а ведь считается, что у меня нет ни одного морального устоя! – произнес он, когда прокашлялся.
– Она тогда не была монахиней, – уточнил Симон.
Держа кувшин в руке, Честер наклонился над корзинкой – младенец смотрел на него голубыми, как у всех новорожденных, глазами.
– Ты уверен, что он твой? Не боишься, что она подсунула тебе кукушонка?
– Нет, он мой. – Симон старался сдерживать раздражение. Он выхватил кувшин у Честера и основательно приложился. – Мне нужно найти ему кормилицу.
– Есть Алаиз, – предложил Честер. – Она кормит сына, но у нее достаточно молока, чтобы затопить галеру. Она с удовольствием возьмется его кормить. По крайней мере, она угомонится. Кормящие женщины животов не отращивают.
– Спасибо.
Приятель раздражал Симона, но одновременно Симон был ему благодарен за помощь. Честер был неисправимым бабником. Алаиз была одной из его нескольких любовниц, но он всегда к ней возвращался, и вместе они родили троих сыновей, последнему из которых было около года.
– Что скажет твоя жена? – Честер продолжал смеяться, даже его плечи ходили ходуном.
Симону об этом даже думать не хотелось.
– Я надеюсь, что она проявит доброту. Ребенок ведь не виноват.
– Ну да! – фыркнул Честер. – Она его возьмет, а тебя вышвырнет.
Младенец открыл рот и несмело пискнул. Честер щелкнул пальцами, подзывая слугу.
– Отнеси этого ребенка к госпоже Алаиз и скажи, что господин Хью просил ее отнестись к нему как к одному из своих собственных.
– Слушаюсь, милорд. – Юноша поднял корзинку так, будто там был клубок извивающихся змей, а не один хныкающий ребенок, и осторожно понес ее через зал в личные покои графа.
– Приятно узнать, что ты можешь грешить, как и все мы! – Хью хлопнул Симона по плечу. – Ты не волнуйся. Алаиз – хорошая мать, она все сделает. – Он решительно сменил тему. – Я рад, что ты здесь. Я послал отряд за фуражом, и они до сих пор не вернулись…
– Кто во главе?
– Угадай? – сказал Честер уже без всякого смеха. – Жерар де Сериньи.
Симон выругался. Возможно, при людях де Беллем и отчитал Жерара. Но Симон подозревал, что один на один он сказал ему совсем другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Симон встал. Сердце его бешено колотилось. Слова, которые всегда давались ему так легко, забылись. Он проглотил комок в горле.
– Почему ты не послала за мной раньше? – спросил он.
Она смело взглянула на него.
– Не было смысла. Чем ты мог помочь – смотреть, как растет мой живот? К тому же я не сразу поняла, что беременна. Никаких признаков не было. Месячные первые месяцы продолжались. Когда же я поняла, в чем дело, пришло время подумать. – Она взглянула на ребенка и нежно погладила его по щеке.
– Тебе не надо от него отказываться, – произнес Симон. – Ты же знаешь, я найду тебе жилье.
Сабина печально улыбнулась и покачала головой.
– В первые годы его жизни этого будет достаточно. Но наступит время, когда тебе придется взять его к себе, чтобы сделать из него рыцаря, и я останусь одна. Лучше расстаться сейчас, чем позже. Здесь у меня есть вера, да и мать настоятельница и сестры поддержат меня. – Она подняла ребенка ближе к глазам. – Я сама могу отказаться от мира, но хочу, чтобы он вцепился в него обеими руками. Он меня вылечил, – добавила она, – он – дар Господний. Я не думала, что у меня могут быть дети после того, как я потеряла троих. Дай ему возможность уйти отсюда и жить своей жизнью. – Она хорошо держалась, но при последних словах ее подбородок задрожал. – Возьми его. Я назвала его Симон, в твою честь. – Она нежно поцеловала младенца и положила его на руки отцу.
Симон взглянул на крошечное личико – глазки закрыты, из-под чепчика выбиваются темные волосы. Ему хотелось сказать, что, знай он, к чему приведет мгновение слабости в Дюраззо, он бы сдержался, но слова застряли в горле, а вскоре и вовсе забылись от ощущения теплой тяжести в руках. Сын Сабины действительно был даром – чудесным, но и беспокойным.
– У меня есть корзинка, в которой его можно везти. – В ее голосе слышалось отчаяние. – Тебе понадобится кормилица…
– Их в замке хватает, – сказал Симон. – Кое у кого из солдат есть жены, да и у графа Честерского есть в доме женщина с грудным ребенком.
– Сестра Сабина проводит вас до ворот, – объявила настоятельница, давая им возможность поговорить наедине.
Симону удалось вежливо попрощаться, хотя он все еще не мог осознать, что у него новорожденный сын на руках, а рядом идет Сабина с корзинкой.
– Он спокойный ребенок, – поясняла она. – Он не будет беспокоить тебя в дороге. – На первый взгляд она была спокойна, но ее состояние выдавали бледное лицо и плотно сжатые губы. – Как поступит твоя жена? – спросила она.
Симон поморщился. Дул сильный ветер, и он тщательно прикрывал ребенка полой плаща.
– Надеюсь, ей достанет доброты, чтобы понять.
– А если нет?
– Обещаю, что бы ни было между нами, ребенок не пострадает. Грех ведь наш с тобой, не его.
Она кивнула, как будто его слова облегчили ей душу.
– Так тяжело его отпускать… – прошептала она. – Если я сейчас держусь, то только потому, что разрешила себе горевать после твоего отъезда.
– Сабина…
– Молчи. Бери его и уходи. Все будет хорошо… Так лучше…
У дверей им пришлось подождать, пока привратница не откроет дверь. Сабина наклонилась и в последний раз поцеловала сына в лоб.
– Счастья тебе, малыш, – прошептала она.
Симон не удостоился объятия, только долгого взгляда, в котором выразилось все. Потом она повернулась и пошла к монастырю. Привратница выпустила Симона и передала ему корзинку.
– Ты заботься о малыше, – сурово велела она. – Господь все видит. – Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за ним, и он услышал, как скрипнул засов.
Солдаты из его сопровождения поднялись и встали по стойке смирно, подозрительно косясь на него.
– Это ребенок, – с раздражением пояснил Симон. – Никогда раньше не видели? Привяжите эту корзинку на вьючную лошадь и накройте как следует, чтобы не намокла. – Он передал ребенка Тюрстану, вскочил на лошадь и снова забрал у него сына, спрятав его под плащом.
Никто не задал ни одного вопроса, но все переглядывались, стараясь не смотреть на Симона.
Несмотря на скверную погоду, Сабина ушла в самый отдаленный уголок аббатства, где она могла обнять свою горечь вместо теплого тельца сына. Она медленно раскачивалась и стонала. Горе было слишком велико, она даже не могла плакать. Там ее и нашла мать настоятельница и увела в келью.
– Ребенок? – Хью Честерский подозрительно покраснел. Его глаза смеялись. Внезапно на него напал приступ кашля. Он быстро потянулся к кувшину с вином, каковой всегда находился под рукой, сделал несколько торопливых глотков прямо из горлышка. – Даже я не спал с монахиней, а ведь считается, что у меня нет ни одного морального устоя! – произнес он, когда прокашлялся.
– Она тогда не была монахиней, – уточнил Симон.
Держа кувшин в руке, Честер наклонился над корзинкой – младенец смотрел на него голубыми, как у всех новорожденных, глазами.
– Ты уверен, что он твой? Не боишься, что она подсунула тебе кукушонка?
– Нет, он мой. – Симон старался сдерживать раздражение. Он выхватил кувшин у Честера и основательно приложился. – Мне нужно найти ему кормилицу.
– Есть Алаиз, – предложил Честер. – Она кормит сына, но у нее достаточно молока, чтобы затопить галеру. Она с удовольствием возьмется его кормить. По крайней мере, она угомонится. Кормящие женщины животов не отращивают.
– Спасибо.
Приятель раздражал Симона, но одновременно Симон был ему благодарен за помощь. Честер был неисправимым бабником. Алаиз была одной из его нескольких любовниц, но он всегда к ней возвращался, и вместе они родили троих сыновей, последнему из которых было около года.
– Что скажет твоя жена? – Честер продолжал смеяться, даже его плечи ходили ходуном.
Симону об этом даже думать не хотелось.
– Я надеюсь, что она проявит доброту. Ребенок ведь не виноват.
– Ну да! – фыркнул Честер. – Она его возьмет, а тебя вышвырнет.
Младенец открыл рот и несмело пискнул. Честер щелкнул пальцами, подзывая слугу.
– Отнеси этого ребенка к госпоже Алаиз и скажи, что господин Хью просил ее отнестись к нему как к одному из своих собственных.
– Слушаюсь, милорд. – Юноша поднял корзинку так, будто там был клубок извивающихся змей, а не один хныкающий ребенок, и осторожно понес ее через зал в личные покои графа.
– Приятно узнать, что ты можешь грешить, как и все мы! – Хью хлопнул Симона по плечу. – Ты не волнуйся. Алаиз – хорошая мать, она все сделает. – Он решительно сменил тему. – Я рад, что ты здесь. Я послал отряд за фуражом, и они до сих пор не вернулись…
– Кто во главе?
– Угадай? – сказал Честер уже без всякого смеха. – Жерар де Сериньи.
Симон выругался. Возможно, при людях де Беллем и отчитал Жерара. Но Симон подозревал, что один на один он сказал ему совсем другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102