Поняла? Пока не высохнут моря.
Она бессильно припала к его груди. Он почувствовал, как ее бьет дрожь, и крепко прижал к себе. Сняв с себя пальто, он накинул его ей на плечи и, нежно поддерживая Франческу за плечи, медленно повел к дому.
21
Весь следующий день Франческа не выходила из своей комнаты. Она была обессилена и физически, и душевно. Джон не пытался с ней поговорить. Ему казалось, что, если оставить ее наедине со своими мыслями, она обязательно придет к решению пойти к Дейву и рассказать ему все, что она сказала ему, Джону. Но Франческа лежала в постели, глядя на кипы рисунков, которые она сделала за последние месяцы, видя в них причину конца своей так хорошо начинавшейся новой жизни. Она беззвучно плакала слезами горького сожаления.
Одну попытку добиться от Франчески разумного решения Джон все-таки сделал. Он хотел, чтобы она доверила ему побеседовать с Дейвом Йейтсом и рассказать о том, что Мэтт Бейкер в тот вечер рыскал по шкафам и тоже убегал в спешке. Франческа твердо отказалась разрешить ему это сделать. Она воспринимала случившееся как наказание, и даже когда к ней пришла со своими сомнениями Тилли, не пожелала ее разубеждать и упорно молчала. Джону такое поведение было непонятно. Он не знал, что предпринять, и всю ночь после четверга не сомкнул глаз; а к утру у него созрело решение.
Он рано поднялся, тщательно умылся и оделся. Джон все более и более укреплялся в своем решении. Вот сейчас он с ней поговорит и, даже если не добьется разрешения вести переговоры от ее имени, все равно раз и навсегда покончит с этими дурацкими обвинениями.
На лестничной площадке он раздвинул оконные занавески, посмотрел на серое холодное небо и услышал подозрительный шум, доносящийся из комнаты Франчески.
Подойдя к ее комнате, Джон приложил ухо к замочной скважине. Это был шум разрываемой в клочья бумаги. Из спальни тянуло гарью. Да, там что-то горело.
Джон попробовал открыть дверь, но она была заперта изнутри.
– Франческа!
Он опять подергал за ручку.
– Франческа! Что ты там делаешь?
Запах гари усиливался. Видно, Франческа решила разжечь камин.
– Франческа! Там дымоход не прочищен! Франческа! Открой мне!
Джона охватила тревога. Дымоходы в обеих спальнях были забиты, их не чистили много лет. Того и гляди вспыхнет пожар. Как пить дать, вспыхнет.
– Франческа, Бога ради, открой эту чертову дверь! – Теряя терпение, охваченный тревогой Джон навалился плечом на дверь, пытаясь высадить ее, но с первой попытки это не удалось. Тогда он взял разбег и сильнее, всей тяжестью, навалился на дверь, которая на этот раз подалась.
– Фу, черт! – Джон ввалился в комнату, едва устояв на ногах.
– Боже мой, Франческа!
Она стояла на коленях перед камином с пачкой своих прелестных рисунков, и, разрывая их на мелкие кусочки, бросала в огонь.
– Прекрати немедленно! Франческа! – Он выхватил у нее из рук рисунки. – Не дури, оставь это, – скомандовал он.
Она взглянула на него, будто выведенная из транса, и отрицательно покачала головой. Джон швырнул рисунки на постель и кинулся в ванную за водой. Ему сразу же удалось загасить огонь, который, зашипев, тут же превратился в облако черного дыма, наполнившего комнату. Вокруг летали хлопья сажи. Франческа закашлялась. Она брызнула себе в лицо водой, и тут же слезы обильно потекли у нее из глаз. Франческе стало стыдно за то, что она натворила. Джон за руку вывел ее на лестничную площадку, откуда она, всхлипывая, наблюдала, во что превращается бело-голубая комната, которую засыпала жирная черная сажа.
Он раскрыл окна по всему дому, устроив сквозняк. Понемногу запах гари стал не таким удушливым и резким. Но Джон никак не мог успокоиться – ведь дом чуть-чуть не сгинул в пламени.
Наконец он заговорил с Франческой.
– Сейчас ступай в ванную и оденься, а я пока подожду здесь. Ладно?
Она кивнула. Конечно, она полная идиотка, теперь-то это ей ясно, но ей не удалось сладить со своими чувствами. Когда она смотрела в утреннем сумеречном свете на свои дорогие рисунки, в которые было вложено столько любви, ее охватил внезапный гнев, и захотелось тут же все уничтожить. Чтобы они не напоминали о том счастье, которое было так близко и которое теперь утеряно навсегда.
Прошлепав босыми ногами в спальню, она покосилась на рисунки, которые валялись на кровати, взяла одежду и закрылась в ванной. Через несколько минут она вышла умытая и одетая. Джон отвел ее вниз.
– Присядь, Франческа, – сказал он, включив свет и зажигая электрический обогреватель – сквозняки выстудили весь дом. За окном неохотно занималось осеннее утро, ветер гнал вдоль дороги последние листья с деревьев.
Франческа села на диван, уткнувшись глазами в вышитую подушку. Она избегала взгляда Джона.
– А теперь ты должна меня выслушать, Франческа. Мне, наверно, давно надо было это сказать, и, во всяком случае, повторяться я не намерен. Мне не хотелось вмешиваться в твои сугубо личные дела. Но, по-моему, наступил момент, когда без этого не обойтись.
Она сидела, опустив голову.
– Может, все-таки посмотришь на меня, а, Франческа?
Она с трудом подняла глаза.
– Благодарю. – Джон набрал в легкие воздух. – Франческа, так больше продолжаться не может. Я пытался быть терпимым, пытался тебя понять, но, прости меня, я перестаю тебе сочувствовать. Я знаю, что с тобой поступили грубо и бесцеремонно, что тебя оскорбили, но тебе не следует прятаться. Ведь тем самым ты берешь на себя чужую вину, заставляешь всех поверить в то, что у тебя рыльце в пушку! И вот ты запираешься в спальне и рыдаешь сама над собой.
Джон сделал паузу. Он понимал, что слова его звучат слишком жестко, и надо дать ей передышку.
Франческа закусила губу, но молчала.
– Знаешь, Франческа, мир жесток и всегда будет таким. Но ты сильная женщина, и ты умеешь выживать. Так что ответь, пожалуйста: когда ты перестанешь жалеть себя и начнешь действовать? А? Когда ты приучишься влиять на обстоятельства, если они тебе неугодны? Нельзя же всегда плыть по течению и покорно принимать все, что с тобой происходит. Нельзя молчать, если тебя несправедливо обвиняют. Так ведь и свихнуться недолго. – Джон присел на ручку кресла рядом с Франческой. – Посмотри на себя, Франческа. Ну что у тебя за вид! Нервная, изможденная, издерганная. – Он взял ее за руку. – Поверь, мне тяжело говорить об этом. Но надо уметь постоять за себя. Пойти к Дейву Йейтсу и рассказать ему всю правду. Нельзя все время подставлять под удар вторую щеку. – Он погладил ладонью ее длинные узкие пальцы. – У меня создается впечатление, – тихо сказал он, – будто ты воспринимаешь все случившееся как какое-то наказание Божье, как нечто, что должно было произойти.
Она отняла свою руку и медленно повернула к нему лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Она бессильно припала к его груди. Он почувствовал, как ее бьет дрожь, и крепко прижал к себе. Сняв с себя пальто, он накинул его ей на плечи и, нежно поддерживая Франческу за плечи, медленно повел к дому.
21
Весь следующий день Франческа не выходила из своей комнаты. Она была обессилена и физически, и душевно. Джон не пытался с ней поговорить. Ему казалось, что, если оставить ее наедине со своими мыслями, она обязательно придет к решению пойти к Дейву и рассказать ему все, что она сказала ему, Джону. Но Франческа лежала в постели, глядя на кипы рисунков, которые она сделала за последние месяцы, видя в них причину конца своей так хорошо начинавшейся новой жизни. Она беззвучно плакала слезами горького сожаления.
Одну попытку добиться от Франчески разумного решения Джон все-таки сделал. Он хотел, чтобы она доверила ему побеседовать с Дейвом Йейтсом и рассказать о том, что Мэтт Бейкер в тот вечер рыскал по шкафам и тоже убегал в спешке. Франческа твердо отказалась разрешить ему это сделать. Она воспринимала случившееся как наказание, и даже когда к ней пришла со своими сомнениями Тилли, не пожелала ее разубеждать и упорно молчала. Джону такое поведение было непонятно. Он не знал, что предпринять, и всю ночь после четверга не сомкнул глаз; а к утру у него созрело решение.
Он рано поднялся, тщательно умылся и оделся. Джон все более и более укреплялся в своем решении. Вот сейчас он с ней поговорит и, даже если не добьется разрешения вести переговоры от ее имени, все равно раз и навсегда покончит с этими дурацкими обвинениями.
На лестничной площадке он раздвинул оконные занавески, посмотрел на серое холодное небо и услышал подозрительный шум, доносящийся из комнаты Франчески.
Подойдя к ее комнате, Джон приложил ухо к замочной скважине. Это был шум разрываемой в клочья бумаги. Из спальни тянуло гарью. Да, там что-то горело.
Джон попробовал открыть дверь, но она была заперта изнутри.
– Франческа!
Он опять подергал за ручку.
– Франческа! Что ты там делаешь?
Запах гари усиливался. Видно, Франческа решила разжечь камин.
– Франческа! Там дымоход не прочищен! Франческа! Открой мне!
Джона охватила тревога. Дымоходы в обеих спальнях были забиты, их не чистили много лет. Того и гляди вспыхнет пожар. Как пить дать, вспыхнет.
– Франческа, Бога ради, открой эту чертову дверь! – Теряя терпение, охваченный тревогой Джон навалился плечом на дверь, пытаясь высадить ее, но с первой попытки это не удалось. Тогда он взял разбег и сильнее, всей тяжестью, навалился на дверь, которая на этот раз подалась.
– Фу, черт! – Джон ввалился в комнату, едва устояв на ногах.
– Боже мой, Франческа!
Она стояла на коленях перед камином с пачкой своих прелестных рисунков, и, разрывая их на мелкие кусочки, бросала в огонь.
– Прекрати немедленно! Франческа! – Он выхватил у нее из рук рисунки. – Не дури, оставь это, – скомандовал он.
Она взглянула на него, будто выведенная из транса, и отрицательно покачала головой. Джон швырнул рисунки на постель и кинулся в ванную за водой. Ему сразу же удалось загасить огонь, который, зашипев, тут же превратился в облако черного дыма, наполнившего комнату. Вокруг летали хлопья сажи. Франческа закашлялась. Она брызнула себе в лицо водой, и тут же слезы обильно потекли у нее из глаз. Франческе стало стыдно за то, что она натворила. Джон за руку вывел ее на лестничную площадку, откуда она, всхлипывая, наблюдала, во что превращается бело-голубая комната, которую засыпала жирная черная сажа.
Он раскрыл окна по всему дому, устроив сквозняк. Понемногу запах гари стал не таким удушливым и резким. Но Джон никак не мог успокоиться – ведь дом чуть-чуть не сгинул в пламени.
Наконец он заговорил с Франческой.
– Сейчас ступай в ванную и оденься, а я пока подожду здесь. Ладно?
Она кивнула. Конечно, она полная идиотка, теперь-то это ей ясно, но ей не удалось сладить со своими чувствами. Когда она смотрела в утреннем сумеречном свете на свои дорогие рисунки, в которые было вложено столько любви, ее охватил внезапный гнев, и захотелось тут же все уничтожить. Чтобы они не напоминали о том счастье, которое было так близко и которое теперь утеряно навсегда.
Прошлепав босыми ногами в спальню, она покосилась на рисунки, которые валялись на кровати, взяла одежду и закрылась в ванной. Через несколько минут она вышла умытая и одетая. Джон отвел ее вниз.
– Присядь, Франческа, – сказал он, включив свет и зажигая электрический обогреватель – сквозняки выстудили весь дом. За окном неохотно занималось осеннее утро, ветер гнал вдоль дороги последние листья с деревьев.
Франческа села на диван, уткнувшись глазами в вышитую подушку. Она избегала взгляда Джона.
– А теперь ты должна меня выслушать, Франческа. Мне, наверно, давно надо было это сказать, и, во всяком случае, повторяться я не намерен. Мне не хотелось вмешиваться в твои сугубо личные дела. Но, по-моему, наступил момент, когда без этого не обойтись.
Она сидела, опустив голову.
– Может, все-таки посмотришь на меня, а, Франческа?
Она с трудом подняла глаза.
– Благодарю. – Джон набрал в легкие воздух. – Франческа, так больше продолжаться не может. Я пытался быть терпимым, пытался тебя понять, но, прости меня, я перестаю тебе сочувствовать. Я знаю, что с тобой поступили грубо и бесцеремонно, что тебя оскорбили, но тебе не следует прятаться. Ведь тем самым ты берешь на себя чужую вину, заставляешь всех поверить в то, что у тебя рыльце в пушку! И вот ты запираешься в спальне и рыдаешь сама над собой.
Джон сделал паузу. Он понимал, что слова его звучат слишком жестко, и надо дать ей передышку.
Франческа закусила губу, но молчала.
– Знаешь, Франческа, мир жесток и всегда будет таким. Но ты сильная женщина, и ты умеешь выживать. Так что ответь, пожалуйста: когда ты перестанешь жалеть себя и начнешь действовать? А? Когда ты приучишься влиять на обстоятельства, если они тебе неугодны? Нельзя же всегда плыть по течению и покорно принимать все, что с тобой происходит. Нельзя молчать, если тебя несправедливо обвиняют. Так ведь и свихнуться недолго. – Джон присел на ручку кресла рядом с Франческой. – Посмотри на себя, Франческа. Ну что у тебя за вид! Нервная, изможденная, издерганная. – Он взял ее за руку. – Поверь, мне тяжело говорить об этом. Но надо уметь постоять за себя. Пойти к Дейву Йейтсу и рассказать ему всю правду. Нельзя все время подставлять под удар вторую щеку. – Он погладил ладонью ее длинные узкие пальцы. – У меня создается впечатление, – тихо сказал он, – будто ты воспринимаешь все случившееся как какое-то наказание Божье, как нечто, что должно было произойти.
Она отняла свою руку и медленно повернула к нему лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117