Попомни мои слова: я сотру эту девчонку в порошок! Я никаких сил не пожалею для этого! Перед тобой открывается блестящая карьера, и если ты добровольно готов ее похерить, тем самым ты обрываешь все связи со своей семьей, то есть со мной. Я не позволю тебе разрушить мою жизнь!
– Но почему же карьера не совместима с Франческой?
– С Франческой? – Леди Маргарет злобно расхохоталась. – С этой малолетней шлюшкой? Девчонкой, которая явилась невесть откуда, вся в синяках и шрамах? Девицей с темным прошлым! Весьма темным, это каждому ясно, Патрик. Неужели ты настолько наивен, что думаешь, это сойдет тебе с рук? Люди все раскопают, до всего донюхаются! Желтая пресса не откажет себе в удовольствии покопаться в этом дерьме!
А Чарльз Хьюит? Ты что же, надеешься, что он по-прежнему будет оказывать тебе поддержку после того, как ты навлечешь на правительство очередной скандал?
Она выхватила из сумочки бумажный носовой платок, чтобы промокнуть слезы гнева, обильно заструившиеся по ее щекам.
– Маргарет, прошу тебя, – мягко сказал Патрик, положив ладонь ей на плечо.
– Нет. – Она решительно стряхнула его руку. – Не желаю ничего слушать! Делай свой дурацкий выбор! – Она опять промокнула лицо. – Но если ты предпочтешь Франческу, Патрик, советую очень серьезно подумать о последствиях. Я первая постараюсь узнать, что там у нее в прошлом, и запомни мои слова, я заставлю ее за все расплатиться сполна! Я не дам ей покоя! Никогда!
Маргарет сунула пачку платков назад в сумку и обернулась к Патрику.
– Твоя жизнь принадлежит не только тебе. Слишком много людей вложили в нее свои силы и средства. Подумай об этом!
Она подошла к двери.
– Думай, на что ты обрекаешь ее и себя, делая этот выбор, и молись, чтобы вам хватило сил это выдержать!
Бросив ему в лицо эти слова, она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Патрик встал и подошел к окну. Над городом занималась заря, фонари светились неярким желтым светом и кое-где уже погасли. Он окинул глазами тяжелое небо, с которого сыпался мелкий дождь, и взгляд его упал на мостовую, где стоял чей-то автомобиль, в котором сидели двое мужчин. Они находились здесь всю эту ночь.
Он отошел от окна, взял несколько листков исписанной бумаги и положил их в большую стеклянную пепельницу. Ему под руку попалась зажигалка леди Маргарет. Он чиркнул ею и поднес пламя к краешку листка. Огонь легко схватил бумагу, и через несколько секунд от записок осталась горстка пепла. Вот и все, что осталось от бесполезных и жалких слов объяснений, которые он готовил для Франчески.
Он поднялся наверх, в спальню для гостей. Леди Маргарет еще не спала.
– Маргарет, – сказал он. – Обещай мне, что, если я откажусь от Франчески, ты оставишь ее в покое.
Эти слова были сказаны мертвым голосом.
Она обернулась.
– Если женишься на Пенни Брэчен – да.
Он схватился за дверную ручку. Все его тело наполнилось болью, тупой болью потери. Такова, значит, его судьба, такова плата, которую он должен отдать за право любить Франческу, плата за ее прошлое и будущее.
Он взглянул на сестру. Она была невероятно далека от него, далека, как никогда.
– Дай слово, что никогда не причинишь ей зла, – сказал он. – Ни ей, ни ее фирме; и тогда я сделаю, что ты хочешь.
По лицу Маргарет пробежала тень улыбки, которую она постаралась не показать брату.
– Даю слово, – ответила она. – Но попробуй только с ней встретиться, и я ее с лица земли сотру.
Она повернулась на бок и закрыла глаза. Патрик молча вышел из комнаты.
Ровно три недели спустя Джон стоял в гостиной небольшого дома на Марстон-авеню, изучая открытку, исписанную от руки. Она была адресована ему, но слова предназначались Франческе. Он не знал, как поступить.
Он посмотрел в сад, свежевскопанный и засаженный растениями. Франческа трудилась на этой земле до изнеможения, чтобы справиться с унижением и болью. Ей хотелось притупить чувствительность своего организма, чтобы справиться с душевными страданиями. Это Джон очень хорошо понимал.
Ожидая ее возвращения домой, он с тревогой думал о ее здоровье. В чем только душа держится, думал он, совсем в тень превратилась, в бесплотного ангела.
Хлопнула входная дверь.
– Франческа?
Она вошла в комнату. Лицо ее было белым как мел, только на щеках горели два горячечных пятна, и глаза горели ненатуральным блеском.
– Где ты была? Я так волновался!
Он незаметно сунул открытку в карман.
– У доктора, – ответила она. И потом, расстегнув пуговицы на пальто, тихо добавила: – Джон, я беременна.
Его тронула обезоруживающая искренность ее слов. Их смысл дошел до него не сразу, и он стоял, глядя на нее пустыми глазами, не зная, что сказать или сделать. А потом подошел и обнял. Она прильнула к нему, впервые за много дней забыв о своих бедах и тревогах.
– Что думаешь делать?
Она покачала головой. Этот ребенок зачат в любви, это плод страсти, и никакая ложь, никакой обман не могут пересилить память о той любви.
– Я сохраню ребенка, – прошептала она.
Он погладил ее по волосам. Его жизнь, пустая и бесполезная, подходящая к закату, внезапно обретала новый смысл, начиналась сызнова. Она даровала ему ребенка. Пусть это не его дитя, но он – частица ее, а раз он ее любит, значит, и его частица будет в этом ребенке.
– Делай так, как считаешь правильным. А я тебя поддержу.
Он вспомнил об открытке, которая лежала у него в кармане, и о словах Патрика, отчаянных и безыскусных. Моя любовь неизбежно принесет ей боль, писал он, и потому я отказываюсь от своей любви, чтобы не причинять ей больше боли. Если она спросит обо мне, напомните ей слова из «Послания к Коринфянам»: «Все покрывает, всему верит, все переносит любовь. Любовь никогда не перестает…»
Часть вторая
ЭНЦО – РИМ 1990
27
Опять тот же кошмар. Густая, почти черная мгла, наполненная какими-то жуткими ночными звуками, и он бредет по полям, слыша за собой чьи-то шаги. Его обволакивает липкий страх. Он знает, что произойдет дальше. Внезапный крик совы, нож, приставленный к его горлу и навалившееся на него всей тяжестью тело брата. Сердце бешено бьется и, кажется, вот-вот разорвется в груди. Он открывает рот, чтобы крикнуть, но крика не получается. Он глядит на себя и видит, как его заливает густой горячей кровью, его собственной кровью.
– Джованни… Нет! – Он пытается дотянуться до рук брата, но силы изменяют ему. – Нет! – кричит он. – Господи, нет… Франческа… спаси меня!
Энцо проснулся.
В спертом воздухе стоял гул голосов. Энцо повернулся на бок, свернулся, прижав колени к подбородку. Его заливал холодный пот и пронимала дрожь. Заболел, должно быть, подумал он. Прислушиваясь к тяжелому дыханию соседей по ночлежке, он лежал, уставившись в темноту, и боялся прикрыть веки, чтобы кошмар не повторился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Но почему же карьера не совместима с Франческой?
– С Франческой? – Леди Маргарет злобно расхохоталась. – С этой малолетней шлюшкой? Девчонкой, которая явилась невесть откуда, вся в синяках и шрамах? Девицей с темным прошлым! Весьма темным, это каждому ясно, Патрик. Неужели ты настолько наивен, что думаешь, это сойдет тебе с рук? Люди все раскопают, до всего донюхаются! Желтая пресса не откажет себе в удовольствии покопаться в этом дерьме!
А Чарльз Хьюит? Ты что же, надеешься, что он по-прежнему будет оказывать тебе поддержку после того, как ты навлечешь на правительство очередной скандал?
Она выхватила из сумочки бумажный носовой платок, чтобы промокнуть слезы гнева, обильно заструившиеся по ее щекам.
– Маргарет, прошу тебя, – мягко сказал Патрик, положив ладонь ей на плечо.
– Нет. – Она решительно стряхнула его руку. – Не желаю ничего слушать! Делай свой дурацкий выбор! – Она опять промокнула лицо. – Но если ты предпочтешь Франческу, Патрик, советую очень серьезно подумать о последствиях. Я первая постараюсь узнать, что там у нее в прошлом, и запомни мои слова, я заставлю ее за все расплатиться сполна! Я не дам ей покоя! Никогда!
Маргарет сунула пачку платков назад в сумку и обернулась к Патрику.
– Твоя жизнь принадлежит не только тебе. Слишком много людей вложили в нее свои силы и средства. Подумай об этом!
Она подошла к двери.
– Думай, на что ты обрекаешь ее и себя, делая этот выбор, и молись, чтобы вам хватило сил это выдержать!
Бросив ему в лицо эти слова, она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Патрик встал и подошел к окну. Над городом занималась заря, фонари светились неярким желтым светом и кое-где уже погасли. Он окинул глазами тяжелое небо, с которого сыпался мелкий дождь, и взгляд его упал на мостовую, где стоял чей-то автомобиль, в котором сидели двое мужчин. Они находились здесь всю эту ночь.
Он отошел от окна, взял несколько листков исписанной бумаги и положил их в большую стеклянную пепельницу. Ему под руку попалась зажигалка леди Маргарет. Он чиркнул ею и поднес пламя к краешку листка. Огонь легко схватил бумагу, и через несколько секунд от записок осталась горстка пепла. Вот и все, что осталось от бесполезных и жалких слов объяснений, которые он готовил для Франчески.
Он поднялся наверх, в спальню для гостей. Леди Маргарет еще не спала.
– Маргарет, – сказал он. – Обещай мне, что, если я откажусь от Франчески, ты оставишь ее в покое.
Эти слова были сказаны мертвым голосом.
Она обернулась.
– Если женишься на Пенни Брэчен – да.
Он схватился за дверную ручку. Все его тело наполнилось болью, тупой болью потери. Такова, значит, его судьба, такова плата, которую он должен отдать за право любить Франческу, плата за ее прошлое и будущее.
Он взглянул на сестру. Она была невероятно далека от него, далека, как никогда.
– Дай слово, что никогда не причинишь ей зла, – сказал он. – Ни ей, ни ее фирме; и тогда я сделаю, что ты хочешь.
По лицу Маргарет пробежала тень улыбки, которую она постаралась не показать брату.
– Даю слово, – ответила она. – Но попробуй только с ней встретиться, и я ее с лица земли сотру.
Она повернулась на бок и закрыла глаза. Патрик молча вышел из комнаты.
Ровно три недели спустя Джон стоял в гостиной небольшого дома на Марстон-авеню, изучая открытку, исписанную от руки. Она была адресована ему, но слова предназначались Франческе. Он не знал, как поступить.
Он посмотрел в сад, свежевскопанный и засаженный растениями. Франческа трудилась на этой земле до изнеможения, чтобы справиться с унижением и болью. Ей хотелось притупить чувствительность своего организма, чтобы справиться с душевными страданиями. Это Джон очень хорошо понимал.
Ожидая ее возвращения домой, он с тревогой думал о ее здоровье. В чем только душа держится, думал он, совсем в тень превратилась, в бесплотного ангела.
Хлопнула входная дверь.
– Франческа?
Она вошла в комнату. Лицо ее было белым как мел, только на щеках горели два горячечных пятна, и глаза горели ненатуральным блеском.
– Где ты была? Я так волновался!
Он незаметно сунул открытку в карман.
– У доктора, – ответила она. И потом, расстегнув пуговицы на пальто, тихо добавила: – Джон, я беременна.
Его тронула обезоруживающая искренность ее слов. Их смысл дошел до него не сразу, и он стоял, глядя на нее пустыми глазами, не зная, что сказать или сделать. А потом подошел и обнял. Она прильнула к нему, впервые за много дней забыв о своих бедах и тревогах.
– Что думаешь делать?
Она покачала головой. Этот ребенок зачат в любви, это плод страсти, и никакая ложь, никакой обман не могут пересилить память о той любви.
– Я сохраню ребенка, – прошептала она.
Он погладил ее по волосам. Его жизнь, пустая и бесполезная, подходящая к закату, внезапно обретала новый смысл, начиналась сызнова. Она даровала ему ребенка. Пусть это не его дитя, но он – частица ее, а раз он ее любит, значит, и его частица будет в этом ребенке.
– Делай так, как считаешь правильным. А я тебя поддержу.
Он вспомнил об открытке, которая лежала у него в кармане, и о словах Патрика, отчаянных и безыскусных. Моя любовь неизбежно принесет ей боль, писал он, и потому я отказываюсь от своей любви, чтобы не причинять ей больше боли. Если она спросит обо мне, напомните ей слова из «Послания к Коринфянам»: «Все покрывает, всему верит, все переносит любовь. Любовь никогда не перестает…»
Часть вторая
ЭНЦО – РИМ 1990
27
Опять тот же кошмар. Густая, почти черная мгла, наполненная какими-то жуткими ночными звуками, и он бредет по полям, слыша за собой чьи-то шаги. Его обволакивает липкий страх. Он знает, что произойдет дальше. Внезапный крик совы, нож, приставленный к его горлу и навалившееся на него всей тяжестью тело брата. Сердце бешено бьется и, кажется, вот-вот разорвется в груди. Он открывает рот, чтобы крикнуть, но крика не получается. Он глядит на себя и видит, как его заливает густой горячей кровью, его собственной кровью.
– Джованни… Нет! – Он пытается дотянуться до рук брата, но силы изменяют ему. – Нет! – кричит он. – Господи, нет… Франческа… спаси меня!
Энцо проснулся.
В спертом воздухе стоял гул голосов. Энцо повернулся на бок, свернулся, прижав колени к подбородку. Его заливал холодный пот и пронимала дрожь. Заболел, должно быть, подумал он. Прислушиваясь к тяжелому дыханию соседей по ночлежке, он лежал, уставившись в темноту, и боялся прикрыть веки, чтобы кошмар не повторился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117