Меня не особенно мучило отсутствие друзей, потому что в каком-то смысле я всегда была одинока и привыкла к этому. В самом деле, я редко вспоминала о Тоби, когда его не было рядом, потому что мы были всего лишь добрыми соседями, но я также понимала, что когда он приезжал, жить мне становилось намного веселее.
Мы возвратились в десять часов, и, зная, что мадам Бриан всегда подсматривает из-за двери, когда мы проходим мимо, я взяла Тоби под руку, чтобы еще раз убедить ее в том, что я его женщина. Чем больше людей будет знать о моем защитнике, огромном сумасшедшем англичанине, тем спокойнее для меня. Когда мы добрались до нашего этажа, я поблагодарила Тоби за замечательный вечер и отправилась спать.
Утром, в самом начале восьмого, пришел старый Дюпюи измерить картину Тоби для черной с золотом рамы.
Незадолго до полдня я попрощалась с Тоби и пожелала ему всего доброго, потому что он вечером уезжал в Гавр. В «Раковине» поначалу было тихо, как всегда во время ленча, а к девяти часам все столики были заняты и четыре из них англичанами, которые пришли пообедать прежде, чем отправиться в Мулен Руж или какое-нибудь другое кабаре.
В десять часов я была в кухне и уставляла поднос всевозможной едой, когда туда чуть ли не ворвался папаша Шабрье, красный от злости.
– Два господина за угловым столиком. Один англичанин и второй – француз, – пролаял он. – Вы с ними говорили?
– Нет еще, – ответила я, не прекращая работы, потому что в это время мы с Арманом были обыкновенно очень заняты. – Я приму у них заказ, как только обслужу столик у окна.
– Я уже принял у них заказ, – сердито сказал он, насаживая листок бумаги на гвоздь для Луизы. – Англичанин кое-как говорит по-французски. Вы его знаете? Он не из тех, кто любит всякие глупые розыгрыши? Он мне сказал, что скоро придется нанимать другую официантку, потому что полиция вас завтра арестует.
Я чуть не задохнулась и ужасно покраснела.
– Полиция? – переспросила я. У меня сразу пересохло во рту. – Почему он так сказал?
– Откуда мне знать? – Папаша Шабрье не сводил с меня тревожного взгляда. – Господи, неужели это правда? Что же вы натворили?
– Ничего. Ничего. Это какая-то ошибка, уверяю вас. – Я была рада, что в субботу, когда мы открывали ресторан, я рассказала Луизе о том, как помогла молодому джентльмену, на которого напали апаши, и как меня обругала молодая леди, которая приехала за ним на другое утро. Папаша Шабрье был тогда с нами, так что слышал мою историю. – Наверно, это из-за того английского господина, которого я приютила у себя. Но я у него ничего не украла, честное слово.
Его это не убедило, и он махнул мне головой на дверь.
– Идите и поговорите с ними. Я отнесу ваш поднос.
Два господина сидели у стены, попивая вино в ожидании, когда им принесут заказ. Один был светлый, лет тридцати пяти, как мне показалось, с длинным носом и надменным выражением лица. Другой, наверно, лет на десять старше, темноволосый, с узким лицом, козлиной бородкой и в очках. Когда я подошла к ним, светловолосый рассмеялся и заговорил по-английски:
– Вот и она, Жак. Черт побери, вы оказались правы. Я-то думал, она удерет через заднюю дверь.
Другой пожал плечами и сказал по-французски:
– Куда ей бежать? Мы ее все равно найдем.
– Это еще вопрос. – Англичанин посмотрел на меня: – Вы Ханна Маклиод? Живете на улице Лабарр?
– Да, сэр. Могу я поговорить с вами?
Он взглянул на меня через стол и наморщил лоб.
– Жак, это вы полицейский. Я всего лишь служу в посольстве. Могу я ее выслушать?
Второй ответил ему по-французски:
– Это не имеет значения.
Каждый говорил на своем языке, но в этом не было ничего странного, потому что понимать чужой язык всегда легче, чем говорить на нем. Светловолосый опять взглянул на меня:
– Хорошо, девочка. В чем дело?
– Хозяин сказал, будто вы его предупредили, что меня завтра заберут. – Я слышала, как у меня от волнения дрожит голос. – Это правда, сэр? Клянусь, я не сделала ничего плохого.
– Это будут решать другие люди, – с важностью проговорил он. – Я тут ни при чем. Мои дела в английском посольстве, а этот джентльмен – инспектор Лекур. Он мой друг. Когда ему на стол лег сегодня иск к вам от некоего мистера Дойла, инспектор счел необходимым поставить в известность посольство, поскольку вы все-таки британская подданная. Мы, конечно, обратили на вас внимание, но пока вы сами не попросите, мы не имеем права вмешиваться.
– Но я прошу помощи, сэр, – промямлила я, стараясь изо всех сил подавить противный страх.
Набрав в грудь воздуха, я стала рассказывать, что произошло в тот вечер, но джентльмен из посольства оборвал меня, махнув рукой.
– Не тратьте понапрасну свое и мое время, – сказал он, правда, довольно сочувственно. – Я уже вам сказал, ко мне это не имеет отношения. Но я так понял, что вы живете здесь уже несколько лет, так что должны были бы знать, как работает французская юстиция. Когда вам будет предъявлено обвинение, вам придется пойти в полицию, и потом вас допросит судья. Он будет решать, что делать с вами дальше, отпускать на свободу или отправлять в тюрьму.
Я была в отчаянии.
– Да, сэр, я понимаю, но, может быть, вы убедите консьержку дать свидетельские показания? Она знает, как все было, но ужасно боится полицию, поэтому...
На этот раз меня перебил инспектор, но обратился он к своему приятелю, словно бы увещевая его.
– Дорогой Чарльз, вы нарушаете всякие правила. Бестактно было заговорить об этом деле с ее хозяином, но это еще ничего, а вот с обвиняемой вам нечего разговаривать, пока судья не вынес решение.
– Да не бойтесь, Жак, я не буду, – сказал светловолосый и взялся за бутылку. – Прошу прощения, что заговорил здесь об этом. – Он откинулся на спинку стула. – Займитесь своими делами, юная леди. Если вы не виноваты, вам нечего бояться.
Я почти не слышала его, потому что неожиданно новая мысль пришла мне в голову и я одеревенела от страха. Я проследила взглядом за рукой господина, когда он потянулся к бутылке, и увидала, как сверкнули его серебряные запонки.
В голове у меня словно вспыхнул свет, как бывает в ателье у фотографа, и я окончательно осознала свою безысходную глупость и свое отчаянное положение.
Запонки.
Золотые запонки, которые я вытащила из манжет мистера Дойла, все еще были в моей комнате, в маленькой шкатулке под полом, а я-то о них совсем забыла.
Глава 4
Немного погодя я подумала, что моя глупость не была такой уж безысходной, как мне показалось вначале, ведь я вытащила запонки, чтобы смыть кровь с рубашки, и спрятала их в потайное место в своей комнате, чтобы получше сохранить, когда решила не запирать моего неизвестного гостя одного, уходя за покупками.
Вернулась же я, когда его уже тащили по лестнице вниз под предводительством разгневанной американки, обозвавшей меня воровкой и пригрозившей мне полицией, отчего я совсем забыла про запонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Мы возвратились в десять часов, и, зная, что мадам Бриан всегда подсматривает из-за двери, когда мы проходим мимо, я взяла Тоби под руку, чтобы еще раз убедить ее в том, что я его женщина. Чем больше людей будет знать о моем защитнике, огромном сумасшедшем англичанине, тем спокойнее для меня. Когда мы добрались до нашего этажа, я поблагодарила Тоби за замечательный вечер и отправилась спать.
Утром, в самом начале восьмого, пришел старый Дюпюи измерить картину Тоби для черной с золотом рамы.
Незадолго до полдня я попрощалась с Тоби и пожелала ему всего доброго, потому что он вечером уезжал в Гавр. В «Раковине» поначалу было тихо, как всегда во время ленча, а к девяти часам все столики были заняты и четыре из них англичанами, которые пришли пообедать прежде, чем отправиться в Мулен Руж или какое-нибудь другое кабаре.
В десять часов я была в кухне и уставляла поднос всевозможной едой, когда туда чуть ли не ворвался папаша Шабрье, красный от злости.
– Два господина за угловым столиком. Один англичанин и второй – француз, – пролаял он. – Вы с ними говорили?
– Нет еще, – ответила я, не прекращая работы, потому что в это время мы с Арманом были обыкновенно очень заняты. – Я приму у них заказ, как только обслужу столик у окна.
– Я уже принял у них заказ, – сердито сказал он, насаживая листок бумаги на гвоздь для Луизы. – Англичанин кое-как говорит по-французски. Вы его знаете? Он не из тех, кто любит всякие глупые розыгрыши? Он мне сказал, что скоро придется нанимать другую официантку, потому что полиция вас завтра арестует.
Я чуть не задохнулась и ужасно покраснела.
– Полиция? – переспросила я. У меня сразу пересохло во рту. – Почему он так сказал?
– Откуда мне знать? – Папаша Шабрье не сводил с меня тревожного взгляда. – Господи, неужели это правда? Что же вы натворили?
– Ничего. Ничего. Это какая-то ошибка, уверяю вас. – Я была рада, что в субботу, когда мы открывали ресторан, я рассказала Луизе о том, как помогла молодому джентльмену, на которого напали апаши, и как меня обругала молодая леди, которая приехала за ним на другое утро. Папаша Шабрье был тогда с нами, так что слышал мою историю. – Наверно, это из-за того английского господина, которого я приютила у себя. Но я у него ничего не украла, честное слово.
Его это не убедило, и он махнул мне головой на дверь.
– Идите и поговорите с ними. Я отнесу ваш поднос.
Два господина сидели у стены, попивая вино в ожидании, когда им принесут заказ. Один был светлый, лет тридцати пяти, как мне показалось, с длинным носом и надменным выражением лица. Другой, наверно, лет на десять старше, темноволосый, с узким лицом, козлиной бородкой и в очках. Когда я подошла к ним, светловолосый рассмеялся и заговорил по-английски:
– Вот и она, Жак. Черт побери, вы оказались правы. Я-то думал, она удерет через заднюю дверь.
Другой пожал плечами и сказал по-французски:
– Куда ей бежать? Мы ее все равно найдем.
– Это еще вопрос. – Англичанин посмотрел на меня: – Вы Ханна Маклиод? Живете на улице Лабарр?
– Да, сэр. Могу я поговорить с вами?
Он взглянул на меня через стол и наморщил лоб.
– Жак, это вы полицейский. Я всего лишь служу в посольстве. Могу я ее выслушать?
Второй ответил ему по-французски:
– Это не имеет значения.
Каждый говорил на своем языке, но в этом не было ничего странного, потому что понимать чужой язык всегда легче, чем говорить на нем. Светловолосый опять взглянул на меня:
– Хорошо, девочка. В чем дело?
– Хозяин сказал, будто вы его предупредили, что меня завтра заберут. – Я слышала, как у меня от волнения дрожит голос. – Это правда, сэр? Клянусь, я не сделала ничего плохого.
– Это будут решать другие люди, – с важностью проговорил он. – Я тут ни при чем. Мои дела в английском посольстве, а этот джентльмен – инспектор Лекур. Он мой друг. Когда ему на стол лег сегодня иск к вам от некоего мистера Дойла, инспектор счел необходимым поставить в известность посольство, поскольку вы все-таки британская подданная. Мы, конечно, обратили на вас внимание, но пока вы сами не попросите, мы не имеем права вмешиваться.
– Но я прошу помощи, сэр, – промямлила я, стараясь изо всех сил подавить противный страх.
Набрав в грудь воздуха, я стала рассказывать, что произошло в тот вечер, но джентльмен из посольства оборвал меня, махнув рукой.
– Не тратьте понапрасну свое и мое время, – сказал он, правда, довольно сочувственно. – Я уже вам сказал, ко мне это не имеет отношения. Но я так понял, что вы живете здесь уже несколько лет, так что должны были бы знать, как работает французская юстиция. Когда вам будет предъявлено обвинение, вам придется пойти в полицию, и потом вас допросит судья. Он будет решать, что делать с вами дальше, отпускать на свободу или отправлять в тюрьму.
Я была в отчаянии.
– Да, сэр, я понимаю, но, может быть, вы убедите консьержку дать свидетельские показания? Она знает, как все было, но ужасно боится полицию, поэтому...
На этот раз меня перебил инспектор, но обратился он к своему приятелю, словно бы увещевая его.
– Дорогой Чарльз, вы нарушаете всякие правила. Бестактно было заговорить об этом деле с ее хозяином, но это еще ничего, а вот с обвиняемой вам нечего разговаривать, пока судья не вынес решение.
– Да не бойтесь, Жак, я не буду, – сказал светловолосый и взялся за бутылку. – Прошу прощения, что заговорил здесь об этом. – Он откинулся на спинку стула. – Займитесь своими делами, юная леди. Если вы не виноваты, вам нечего бояться.
Я почти не слышала его, потому что неожиданно новая мысль пришла мне в голову и я одеревенела от страха. Я проследила взглядом за рукой господина, когда он потянулся к бутылке, и увидала, как сверкнули его серебряные запонки.
В голове у меня словно вспыхнул свет, как бывает в ателье у фотографа, и я окончательно осознала свою безысходную глупость и свое отчаянное положение.
Запонки.
Золотые запонки, которые я вытащила из манжет мистера Дойла, все еще были в моей комнате, в маленькой шкатулке под полом, а я-то о них совсем забыла.
Глава 4
Немного погодя я подумала, что моя глупость не была такой уж безысходной, как мне показалось вначале, ведь я вытащила запонки, чтобы смыть кровь с рубашки, и спрятала их в потайное место в своей комнате, чтобы получше сохранить, когда решила не запирать моего неизвестного гостя одного, уходя за покупками.
Вернулась же я, когда его уже тащили по лестнице вниз под предводительством разгневанной американки, обозвавшей меня воровкой и пригрозившей мне полицией, отчего я совсем забыла про запонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92