вероятно, на конце ее была какая-то присоска, потому что травянисто-зеленый зверь как будто прилип к ней. Паучище, не сбиваясь с дороги, поднес жертву к устрашающим своим жвалам и захряпал ими по прутьям намордника – нет, полакомиться по ходу движения ему не улыбалось. Тогда он подкинул оглушенную тушку вверх, и она шлепнулась точно к отверстию наспинной сумки.
Полусонный Ких, не ожидавший такого подарка, заорал от неожиданности и омерзения. Сибилло выпутался из длиннющей шерсти, устилавшей изнутри ездовую полость, и они вместе скинули вниз нежелательный Груз.
– Дай-ка меч, – сказал шаман, позевывая.
Ких вытащил боевой кинжал, протянул старцу. Тот с безразличным видом потыркал своего скакуна прямо в загривок – кинжал позеленел, лезвие уходило по рукоятку в кожистый панцирь, видневшийся между толстыми, как кошачий хвост, шерстинами. Результата не последовало – паук или не почувствовал, или проигнорировал наказание.
– Короток, – флегматично констатировал сибилло, обтирая лезвие и возвращая оружие юноше. – Негодный меч.
– У тебя что, нет своего?
– Пачкать не хотелось, – сказал сибилло и снова задремал.
Между тем из болота начали выступать каменистые пригорки; многие из них были увенчаны какими-то странными конструкциями, напоминающими исполинские кости. Белые и причудливые, они предостерегающе указывали вверх заостренными концами. То ли это каменные остовы каких-то разоренных сооружений, то ли причуды выветривания… Киху припомнилась старинная легенда о том, как из косточки убитой для забавы ящерки выросли кости дракона, которые потом стали обрастать плотью бессмысленно загубленного зверья.
Он протер глаза, чтобы не уснуть под собственные воспоминания. Их живой экипаж чуть покачивался, как на рессорах; в забитой шерстью полости пахло медом и травами – видно, шаман держал ее в чистоте. Интересно, есть у него свой дом, или он прямо здесь и ночует? Ких покрепче намотал на левую руку гибкую волосину – если неосторожно высунуться, то ведь сдует, скорость бешеная, и время от времени поворачивал голову то налево, то направо, опасаясь пропустить обещанную башню. Вперед, между паучьих глаз, он глядеть не решался – встречный ветер сек по глазам, застилая их слезами.
Синюю Каланчу он все-таки чуть не пропустил. Это было невзрачное строение без окоп и дверей, торчащее на болоте, как фиалка. Ких потянул старца за ногу:
– Приехали, уважаемый. Нам сходить?
Шаман выпростал нечесаную голову из полости, равнодушно проследил за убегающей назад башенкой и, позевывая, велел:
– Ну, теперь дым карауль.
– А нам разве не сюда?
– Сказал! Это – трупарня, чтобы мертвяков даром в город не тащить. Последний обоз пойдет – сожгут. Сибилло однажды само тут чуть не сгорело… С тех пор завязало.
Он принялся сладострастно чесать себя под левой грудью, потом под правой. Совершив таким образом утренний туалет, он вздохнул и сказал:
– Проголодалось. Зря гуку лапчатого выкинули.
– Вон же дым! Ты ж уважаемый, тебя в городе накормят.
– Это как пить дать. Но не сразу.
Город вставал из болотного марева неохотно Ощетинившийся бесчисленными башенками, как и Орешник, он походил издалека на распяленную ежовую шкурку. Сигнальный дым не торчал вздернутым кошачьим хвостом, а сразу же расплывался, смешиваясь с набухшими влагой облаками. Солнце проглядывало сквозь них едва заметным бледным пятнышком, наводя невыразимую тоску.
– Нам прямо в тюрьму? – спросил Ких.
– В тюрьму не бывает прямо, – возразил шаман и взялся за привязанные к поясу вожжи.
Повинуясь его движениям, паук замедлил ход и свернул с дороги, огибая окраины Ракушечника слева.
– Послушай, достопочтенный, – Ких решил задать вопрос, мучивший его всю дорогу. – Вот мы едем освобождать этого… как его? А может, его за дело посадили?
– Имени он лишен. А сидит в темнице не за дело. Когда наш Полуденный Князь еще малышом был, они его похитили.
– Древние боги! Это у вас что, виной не считается?
– Не тебе судить, вьюнош. Может, ни дороги, ни городов на ней уже не было бы, если б они этого не сделали. О, темница. Сейчас въедем.
Ких покрутил головой, но ожидаемых крепостных стен с зарешеченными окнами не обнаружил. Вместо этого они очутились перед просторным навесом, опирающимся на многочисленные и, как тут повелось, беспорядочно разбросанные там и сям каменные столбы. Ближе к углам располагались четыре больших колодца с воротами и дремавшими в упряжи единорогами. В самой середине на кошме вповалку валялось человек двадцать; судя по тому, что к ближайшей колонне были прислонены здоровенные копья, это были стражи. Один дремал, по-птичьи сидя на краешке колодезного сруба.
– А теперь исчезни, – строго велел сибилло, доставая из мешочка свой бутафорский нос, который делал его сразу на порядок внушительнее. – Двигай, куда и сибилло, не мешкай, но и под ноги никому не угоразди. Соображай.
Ких шумно вздохнул, словно собирался прыгнуть в воду, и выдернул пробку из сосудика со снежинками. Белый буранчик закрутился вокруг него, мягко отпихнул шамана, который недовольно поморщился и потер обожженный холодом локоть. Шурушетр между тем подогнул лапы и, на брюхе въехав под навес, замер.
– Кто посмел?!.. – страж с традиционным для всех миров воплем ринулся к ним, но вовремя продрал глаза и рухнул на колени:
– Сибилло, делло-уэлло!
С кошмы вскакивали, расхватывая копья, по навстречу шаману уже трусил дородный смотритель, кутаясь в ночной балахон. Он поймал гостя за локоть, подвел к кошме и шуганул оттуда еще не проснувшихся.
Но шаман рассиживаться не пожелал.
– У тебя ли безымянный лиходей, коего содержит рыцарь Травяного Плаща Лропогирэхихауд-по-Рахихорд-над-Хумусгигрейтос?
Смотритель замялся – узник был зело выгоден.
– Ответствуй сибилле, как самому Полуденному Князю!
– Кормим, кормим, себе так не варим, как им, – в этом темнилище только стоялые караванники, вот в этом, не изволите ли убедиться сразу после дыма…
Как же, себе так не варят. Объедками со своего стола кормят, и то хорошо. А что касается убеждения, то тут уж бывалый смотритель и не сомневается – ни до угашения Невозможного Огня, ни после празднолюбивый колдун ни в какое темнилище не сунется. Порасспрашивает, и вся недолга. Потом будет хвастать, что облазал тут все вдоль и поперек.
Но на сей раз попечитель тихрианских лиходеев ошибся.
– Сибилло явило себя посреди дыма, чтобы накласть заклятие, в прах обращающее! Веди.
У смотрителя от грудины вниз по животу прошла волна.
– Не вели казнить, великомудрый…
– Сказано – веди! Сибилло оберегает кровь и кость княжескую.
Оно, конечно, сибилле и полагается безусыпно о Полуденном Князе печься, по смотрителю была ближе собственная шкура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Полусонный Ких, не ожидавший такого подарка, заорал от неожиданности и омерзения. Сибилло выпутался из длиннющей шерсти, устилавшей изнутри ездовую полость, и они вместе скинули вниз нежелательный Груз.
– Дай-ка меч, – сказал шаман, позевывая.
Ких вытащил боевой кинжал, протянул старцу. Тот с безразличным видом потыркал своего скакуна прямо в загривок – кинжал позеленел, лезвие уходило по рукоятку в кожистый панцирь, видневшийся между толстыми, как кошачий хвост, шерстинами. Результата не последовало – паук или не почувствовал, или проигнорировал наказание.
– Короток, – флегматично констатировал сибилло, обтирая лезвие и возвращая оружие юноше. – Негодный меч.
– У тебя что, нет своего?
– Пачкать не хотелось, – сказал сибилло и снова задремал.
Между тем из болота начали выступать каменистые пригорки; многие из них были увенчаны какими-то странными конструкциями, напоминающими исполинские кости. Белые и причудливые, они предостерегающе указывали вверх заостренными концами. То ли это каменные остовы каких-то разоренных сооружений, то ли причуды выветривания… Киху припомнилась старинная легенда о том, как из косточки убитой для забавы ящерки выросли кости дракона, которые потом стали обрастать плотью бессмысленно загубленного зверья.
Он протер глаза, чтобы не уснуть под собственные воспоминания. Их живой экипаж чуть покачивался, как на рессорах; в забитой шерстью полости пахло медом и травами – видно, шаман держал ее в чистоте. Интересно, есть у него свой дом, или он прямо здесь и ночует? Ких покрепче намотал на левую руку гибкую волосину – если неосторожно высунуться, то ведь сдует, скорость бешеная, и время от времени поворачивал голову то налево, то направо, опасаясь пропустить обещанную башню. Вперед, между паучьих глаз, он глядеть не решался – встречный ветер сек по глазам, застилая их слезами.
Синюю Каланчу он все-таки чуть не пропустил. Это было невзрачное строение без окоп и дверей, торчащее на болоте, как фиалка. Ких потянул старца за ногу:
– Приехали, уважаемый. Нам сходить?
Шаман выпростал нечесаную голову из полости, равнодушно проследил за убегающей назад башенкой и, позевывая, велел:
– Ну, теперь дым карауль.
– А нам разве не сюда?
– Сказал! Это – трупарня, чтобы мертвяков даром в город не тащить. Последний обоз пойдет – сожгут. Сибилло однажды само тут чуть не сгорело… С тех пор завязало.
Он принялся сладострастно чесать себя под левой грудью, потом под правой. Совершив таким образом утренний туалет, он вздохнул и сказал:
– Проголодалось. Зря гуку лапчатого выкинули.
– Вон же дым! Ты ж уважаемый, тебя в городе накормят.
– Это как пить дать. Но не сразу.
Город вставал из болотного марева неохотно Ощетинившийся бесчисленными башенками, как и Орешник, он походил издалека на распяленную ежовую шкурку. Сигнальный дым не торчал вздернутым кошачьим хвостом, а сразу же расплывался, смешиваясь с набухшими влагой облаками. Солнце проглядывало сквозь них едва заметным бледным пятнышком, наводя невыразимую тоску.
– Нам прямо в тюрьму? – спросил Ких.
– В тюрьму не бывает прямо, – возразил шаман и взялся за привязанные к поясу вожжи.
Повинуясь его движениям, паук замедлил ход и свернул с дороги, огибая окраины Ракушечника слева.
– Послушай, достопочтенный, – Ких решил задать вопрос, мучивший его всю дорогу. – Вот мы едем освобождать этого… как его? А может, его за дело посадили?
– Имени он лишен. А сидит в темнице не за дело. Когда наш Полуденный Князь еще малышом был, они его похитили.
– Древние боги! Это у вас что, виной не считается?
– Не тебе судить, вьюнош. Может, ни дороги, ни городов на ней уже не было бы, если б они этого не сделали. О, темница. Сейчас въедем.
Ких покрутил головой, но ожидаемых крепостных стен с зарешеченными окнами не обнаружил. Вместо этого они очутились перед просторным навесом, опирающимся на многочисленные и, как тут повелось, беспорядочно разбросанные там и сям каменные столбы. Ближе к углам располагались четыре больших колодца с воротами и дремавшими в упряжи единорогами. В самой середине на кошме вповалку валялось человек двадцать; судя по тому, что к ближайшей колонне были прислонены здоровенные копья, это были стражи. Один дремал, по-птичьи сидя на краешке колодезного сруба.
– А теперь исчезни, – строго велел сибилло, доставая из мешочка свой бутафорский нос, который делал его сразу на порядок внушительнее. – Двигай, куда и сибилло, не мешкай, но и под ноги никому не угоразди. Соображай.
Ких шумно вздохнул, словно собирался прыгнуть в воду, и выдернул пробку из сосудика со снежинками. Белый буранчик закрутился вокруг него, мягко отпихнул шамана, который недовольно поморщился и потер обожженный холодом локоть. Шурушетр между тем подогнул лапы и, на брюхе въехав под навес, замер.
– Кто посмел?!.. – страж с традиционным для всех миров воплем ринулся к ним, но вовремя продрал глаза и рухнул на колени:
– Сибилло, делло-уэлло!
С кошмы вскакивали, расхватывая копья, по навстречу шаману уже трусил дородный смотритель, кутаясь в ночной балахон. Он поймал гостя за локоть, подвел к кошме и шуганул оттуда еще не проснувшихся.
Но шаман рассиживаться не пожелал.
– У тебя ли безымянный лиходей, коего содержит рыцарь Травяного Плаща Лропогирэхихауд-по-Рахихорд-над-Хумусгигрейтос?
Смотритель замялся – узник был зело выгоден.
– Ответствуй сибилле, как самому Полуденному Князю!
– Кормим, кормим, себе так не варим, как им, – в этом темнилище только стоялые караванники, вот в этом, не изволите ли убедиться сразу после дыма…
Как же, себе так не варят. Объедками со своего стола кормят, и то хорошо. А что касается убеждения, то тут уж бывалый смотритель и не сомневается – ни до угашения Невозможного Огня, ни после празднолюбивый колдун ни в какое темнилище не сунется. Порасспрашивает, и вся недолга. Потом будет хвастать, что облазал тут все вдоль и поперек.
Но на сей раз попечитель тихрианских лиходеев ошибся.
– Сибилло явило себя посреди дыма, чтобы накласть заклятие, в прах обращающее! Веди.
У смотрителя от грудины вниз по животу прошла волна.
– Не вели казнить, великомудрый…
– Сказано – веди! Сибилло оберегает кровь и кость княжескую.
Оно, конечно, сибилле и полагается безусыпно о Полуденном Князе печься, по смотрителю была ближе собственная шкура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85