А вот на третьей картине, величественно опираясь на топкий посох, стояла незнакомая царевна в сияющей короне, осененная крыльями сидящей за ней птицы. Но это уже была не Гуен – птичка размахом своих крыльев могла сравниться со здоровенным птеродактилем.
– Но ведь это не я! – изумилась Таира.
– Нет, не ты, делла-уэлла. И не твое сибилло. Но это был вещий сон, и когда-нибудь эта увенчанная золотом дева встанет на пути одного из нас.
– Ну так, естественно, на твоем! – убежденно сказала Таира. – Это и будет женщина с волосами цвета солнца. А я – это так, прелюдия. У меня свое солнышко…
– Таира! – предостерегающе прошептала мона Сэниа, которая до сих пор следовала за ними покорно и бесшумно, как бесплотная тень.
Действительно, до возвращения Юхани совершенно необязательно было посвящать владетельного князя в свои сердечные тайны. А после возвращения тем более.
– Нет, – с бесконечной печалью проговорил Оцмар. – Ты – моя делла-уэлла. Другой не будет.
Он смотрел на нее с нижней ступеньки влажными оленьими глазами, и ей вдруг стало стыдно за полноту своего счастья. Словно она одна сытая была среди голодных. Вон Сэнни – совершенно высохла от горя по своему Юхани. Этот князюшка, которого кто-то осчастливил бредовым предсказанием. И только ей одной-единственной девчонке на Земле! – выпало черт знает сколько приключений… и голубоглазый Лель в придачу.
На нижней площадке, чуть прихрамывая, появился Кадьян.
– Что там? – не оборачиваясь, спросил князь, хотя шагов горбуна совершенно не было слышно на теплом деревянном пастиле.
– Пора, Великодивный.
Сразу же за воротами их ожидал кукольный домик, весь резной и пахнущий самшитом. Двери и окна походили на большие замочные скважины – ни створок, ни стекол. Внутри – широкие лавки с разложенными на них черно-белыми одеяниями, подозрительно смахивающими на рясы доминиканцев. Оцмар взял одно из них и обратился к Таире:
– Готова ли твоя птица сопровождать нас?
Девушка в замешательстве подняла глаза на принцессу: Гуен была на корабле, а где он – неизвестно.
– Владетельный князь, – проговорила мона Сэниа, чеканя каждое слово, заклинание, вызывающее волшебную птицу, не должно касаться посторонних ушей.
Оцмар поклонился Таире так, словно это требование прозвучало из ее уст, и вышел наружу. Было видно, как он отходит к расписным воротам, чтобы ни один звук, случайно вылетевший из узенького окошечка, не был им нечаянно подслушан.
Мона Сэниа бросилась к Таире и схватила ее за плечи тонкими жесткими пальцами.
– Жди меня, я только на корабль – и обратно, – зашептала она торопливо, и лицо девушки вспыхнуло от неистового жара ее дыхания. – С тобой ничего не случится, с тобой ничего не может случиться!..
И ее уже не было в полумраке игрушечного домика. Девушка пожала плечами, подошла к окошечку, смахивающему на бойницу. Да что с ней может случиться? Она под защитой властелина всего этого необозримого дворцового комплекса и еще какой-то дороги в придачу. Вон он, под аркой явно декоративных – или ритуальных – ворот, исписанных витиеватыми знаками. Отдает приказания кому-то, отсюда невидимому. Уже балахон натянул. Любой другой в таком одеянии был бы уморителен, как пингвин. Только не этот. Собственно говоря, а что на него все взъелись: сибиллу сослал за скудоумие, старика Рахихорда посадил за возможное участие в заговоре. Имел право – средневековый монарх с врожденным синдромом абсолютизма. Кстати, в европейской истории уже был прецедент: Ричард Третий. Во время лихой гражданской резни с умилительным ботаническим названием, когда крошили в капусту за цветочек на шляпе, порешил, может быть и за дело, незадачливого противника. А потомок оного, не будь дураком, навещал на покойного короля таких собак в своих летописях – и придушенные принцы, и отравленные короли, – что до сих пор им впору детей пугать. Мало того, изобразил Ричарда не только уродом, по еще и горбатым, а у того и всего-то одно плечо было выше другого, перетренировался в детстве с одноручным мечом при недостатке в организме кальция.
А этого не зря прозвали Великодивным. Говорят, свел с ума всех местных дам. И мало того, что красив как бог, еще и голос, и врожденное благородство в движениях, и еще одно, на что обычно люди не обращают внимания и что доступно лишь тому, кто, как она, воспитан в охотничьей семье, – запах. Каждое живое существо имеет свой собственный, так сказать, ароматический код – собакам это хорошо известно. Так вот, от Оцмара, от его теплой бархатистой кожи исходил прямо-таки опьяняющий дурман, легкий и неотразимый. Это счастье, что он близко не подходит и, похоже, не имеет намерения дотрагиваться, – иначе она за себя не ручалась бы. И если бы не ее синеглазый, но чересчур уж робкий космический Лель…
Мона Сэниа появилась так же непредсказуемо, как и исчезла.
– Ты еще не одета? – крикнула она. – Да что же ты… Гуен в небе, только кликни, корабль во внутреннем дворе – отсюда не разобрать, в каком именно, но нам это не важно. Быстрее!
Натягивая на бегу пингвиньи балахоны, они вылетели на площадку, мощенную деревянными плитками с выжженным узором. Оцмар посмотрел на них внимательно и печально.
– Ты сгораешь от нетерпения, делла-уэлла, – проговорил он с укором. – Не так я хотел подарить тебе эту сказку. Идем.
Таира думала, что они сейчас спустятся к подножию «лягушачьей» горы, но вместо этого они прошли под античным портиком и свернули на очередной мостик, нависший над маковками и куполами расположенных ниже теремков. И вдруг у девушки перехватило дыхание: мостик упирался в вершину высокого холма, поросшего травой, и там, протягивая ручонки к чудом не облетевшему на ветру одуванчику, сидел светлокожий ребенок.
– Эти нагорные цветы Кадьян доставил мне с Дороги Строфионов… – говорил Полуденный Князь, но его уже никто не слушал.
Оттолкнув их, мона Сэниа мчалась по дощатому настилу, едва касаясь его, и Таира бежала следом, уже вскидывая руки, словно хотела упереться в невидимую стену и остановиться на половине пути.
Потому что на осенней поблекшей траве сидел уродец, макроцефал с неестественно громадной головой и цветом кожи, как у заспиртованных экспонатов Кунсткамеры. И по всему было видно, что он раза в два старше Юхани.
Таира подошла к замершей, как соляной столп, принцессе и взяла ее за руку:
– Не расстраивайся, Сэнни, это просто альбинос, такое бывает. Нашли этого, значит, найдут и твоего. Обязательно. Оцмар, миленький, мы доставим тебе сколько угодно жемчуга, найди другого белого ребенка! Настоящего…
– Не проси меня ни о чем, делла-уэлла, – приказывай. И я благодарен тебе, потому что ты продлила число дней моих, наполнив их смыслом и целью. А что касается перлов – все, какие есть в моей сокровищнице, уже принадлежат тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85