Кувырком из машины — и в лес.
— А помповик?
— Помповик я с собой взял. Прямо как сжимал, так с ним и побежал. Тоже, конечно, дурень, лучше бы я пистолет у бандита взял. Бегу и ору как резаный. Слышу — стреляют. Я оглянулся, вижу — Сережка тоже ребят пошвырял и за мной скачет. А у них у троих пистолеты были. И у этого, соседа, в том числе. Они стреляют, только попасть не могут. А сосед рядом стоит, ничего не делает. Потом как заорет: «Мать вашу, уйдут!» Выскочил к канаве и стреляет. Сережка сразу носом навернулся и в болото… Тут я бросил все, прыгаю по кочкам, а они за мной. Один раз попали, я ружье бросил и, как заяц, — в ельник, потом опять в болото… Час, наверное, в салки гонялись. Потом они как-то отстали, Я уж и забрел неведомо куда. У нас тут леса до самой границы, можно три дня ходить и никуда не выйти. У меня в деревне неподалеку бабка родилась, Семякино деревня называется. Они, наверно, решили, что я сдох. Потом уже я шел, не помню сколько. Помню только, что совсем стемнело. Слава богу, ночь лунная была. Я по деревьям шел, смотрел, какой стороной мох растет. Я так думал, что шоссе на севере. Вышел, в канаву возле дороги лег. А машины мимо едут, и ни одна не останавливается. Наверное, думают, что пьяный. Я тогда куртку снял, на дорогу бросил и опять рядом лег. И рукой машу. Несколько машин проехало, я сознание потерял, очнулся уже в автобусе. Совхозный такой «пазик», в нем всего двое. Один — водитель, другой надо мной хлопочет. «Сейчас, — говорит, — в больницу довезем, в Семякино». А я говорю: «Не надо в больницу, меня там убьют, отвезите к тетке. К Инне Львовне». Она мне не тетка, а бабка двоюродная, но я ее всегда тетей звал. Если бы это не семякинские были, мне бы, наверное, конец. Мало ли что бы подумали, если раненый, значит, бандит какой… А они вдруг спрашивают: «А ты не Маринкин ли внук?» Ну я говорю, что да. И они меня к тетке отвезли.
— Это когда было?
— Да давно уже. Недели две назад. У меня рана стала гноиться, тетка говорит: «Давай отвезем тебя в больницу», а я говорю, что мне нельзя в больницу. «Помрешь», — говорит, а я отвечаю, что так, может, и не помру, а в больнице точно убьют. Она к матери поехала, приезжает обратно, глаза вот такие: «Ваня, тебя милиция ищет, к матери домой приходили, и мент точно такой, как ты описывал. Говорят — за грабеж трейлера…»
Ваня помолчал.
— Ну тут уж и она поняла, что мне нельзя в больницу. Я уже совсем загибался. Все. Из раны воняло… Потом очнулся, смотрю: я здесь, а около кровати мент сидит. Все, думаю. Сейчас убьют. А он мне фотографию этого Лесько показывает. «Узнаешь?» — говорит. «Узнаю». — «Лежи, — говорит, — спокойно, поправляйся, тут тебя никто не тронет, тебя круглосуточный пост будет охранять». А этого мента поганого мы судить будем показательным судом…
Ваня замолк и с интересом оглядел своего собеседника.
— А вы из Москвы будете, да? Небось полковник?
Валерий пожал плечами.
— Нет, я не полковник. Значит, ты видел, как Лесько стрелял?
Ваня чуть заметно поколебался.
— Да. Я видел, как он стрелял. Другие стреляли и не попали, а он попал.
— Но ведь ты в это время бежал в лес. А стреляли за твоей спиной.
— Я оглянулся.
— И видел, что Сергея убил именно Лесько?
— Да.
— И ты готов это подтвердить на суде?
Опять чуть заметное колебание.
— Да. Он гад. Он хуже бандитов. Если бы не он, мы бы никогда не остановились. Его… его поставили закон защищать, а он соседа… Серега ему забор чинил, я знаю, ко мне мать Серегина приходила, рассказывала…
В коридоре началось какое-то шебуршение. Опер подошел к двери и распахнул ее. В палату вошли двое парней Сазана. У одного в руке был пластиковый пакет, у другого — большая плетеная корзина с фруктами. Глаза Ивана удивленно расширились при виде свежей черешни размером с голубиное яйцо — был конец февраля, черешня нигде не поспела и наверняка была привозной и невообразимо дорогой.
— Это мне? — недоверчиво сказал Иван.
— Тебе, — кивнул Валерий. — Вот познакомься. Это Серега, а это Сашок. Они тоже тебя будут охранять. Вместе с милицией. Если у тебя какие желания, телевизор, там, в палату или еще что, ты им скажи. Поправляйся и не забудь того, что ты видел, как Лесько стрелял в Сережку.
Иван растерянно переводил глаза с черешни на плотных, крепких ребят, которые уже не напоминали залетного московского «полковника», зато точно смахивали на братков сродни тем, что тормозили его трейлер.
— Не дрейфь, Ваня, — сказал опер. — Все будет хорошо.
И, повинуясь кивку Валерия, вышел из палаты.
Спускались они молча, гуськом. У самого выхода Валерий обернулся.
— Ты хорошо его натаскал, — сказал Валерий.
— О чем ты?
— Он не мог видеть, как Лесько стрелял в его товарища. Он бежал в это время, как заяц. Если бы он стоял и глазел назад, его бы просто тут же ухлопали…
— В Сергея попало три пули, — ответил опер, — одна, из китайского «ТТ», в руку. И две другие, тоже из китаезы, но в голову. Там было трое со стволами. Двое никогда даже в армии не были, наркоманы паршивые, отморозки. А Лесько стрелял отлично. В этом вы, кажется, сами чуть не убедились… А сейчас, когда Лесько мертвый, эти двое тоже будут показывать на него.
— Ты хорошо натаскал этого парня, — повторил Сазан.
***
В ментовку они вернулись тем же порядком: Царьков на патрульной «канарейке» и следом — Валерий в джипе. На этот раз в кабинете оказалось довольно народу: один пожилой опер сидел на подоконнике и чистил табельное оружие, а еще двое, усевшись на стол, оживленно обсуждали ведомственные новости. В углу мерно всхрапывал неисправный чайник.
При виде Нестеренко, вошедшего в кабинет вслед за Царьковым, они разом замолчали и уставились на посетителя. Худощавый тридцатилетний парень в безупречно сшитом костюме и белой манишке так же разительно отличался от большинства постояльцев кабинета, как новенький шестисотый «мерседес» от ржавеющею на обочине «Запорожца».
— Знакомьтесь, — с брезгливыми нотками в голосе сказал Царьков, — Валерий Игоревич Нестеренко, из Москвы к нам. Уже успел отличиться… А это Санька, он, между прочим, в штаб по раскрытию убийства Нетушкина входит.
— Без охраны ходите, Валерий Игоревич? — с усмешкой спросил Санька — сорокалетний опер с испитым лицом.
— У него охраны целый джип на улице, — ответил Царьков, — если бы Нетушкина так охраняли.
— А какая по поводу Игоря официальная версия? — спокойно спросил Сазан.
— А ты сегодняшних газет не читал? Там очень все интересно написано про происки иностранной разведки.
— А если без газет?
Санька пожал плечами.
— А если без газет, то это уж как начальство договорится с Спиридоном. Оно у нас сговорчивое, начальство-то.
— Значит, по-твоему, Игоря убили по приказанию Спиридона?
Санька с Царьковым очень пристально смотрели на залетного московского гостя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— А помповик?
— Помповик я с собой взял. Прямо как сжимал, так с ним и побежал. Тоже, конечно, дурень, лучше бы я пистолет у бандита взял. Бегу и ору как резаный. Слышу — стреляют. Я оглянулся, вижу — Сережка тоже ребят пошвырял и за мной скачет. А у них у троих пистолеты были. И у этого, соседа, в том числе. Они стреляют, только попасть не могут. А сосед рядом стоит, ничего не делает. Потом как заорет: «Мать вашу, уйдут!» Выскочил к канаве и стреляет. Сережка сразу носом навернулся и в болото… Тут я бросил все, прыгаю по кочкам, а они за мной. Один раз попали, я ружье бросил и, как заяц, — в ельник, потом опять в болото… Час, наверное, в салки гонялись. Потом они как-то отстали, Я уж и забрел неведомо куда. У нас тут леса до самой границы, можно три дня ходить и никуда не выйти. У меня в деревне неподалеку бабка родилась, Семякино деревня называется. Они, наверно, решили, что я сдох. Потом уже я шел, не помню сколько. Помню только, что совсем стемнело. Слава богу, ночь лунная была. Я по деревьям шел, смотрел, какой стороной мох растет. Я так думал, что шоссе на севере. Вышел, в канаву возле дороги лег. А машины мимо едут, и ни одна не останавливается. Наверное, думают, что пьяный. Я тогда куртку снял, на дорогу бросил и опять рядом лег. И рукой машу. Несколько машин проехало, я сознание потерял, очнулся уже в автобусе. Совхозный такой «пазик», в нем всего двое. Один — водитель, другой надо мной хлопочет. «Сейчас, — говорит, — в больницу довезем, в Семякино». А я говорю: «Не надо в больницу, меня там убьют, отвезите к тетке. К Инне Львовне». Она мне не тетка, а бабка двоюродная, но я ее всегда тетей звал. Если бы это не семякинские были, мне бы, наверное, конец. Мало ли что бы подумали, если раненый, значит, бандит какой… А они вдруг спрашивают: «А ты не Маринкин ли внук?» Ну я говорю, что да. И они меня к тетке отвезли.
— Это когда было?
— Да давно уже. Недели две назад. У меня рана стала гноиться, тетка говорит: «Давай отвезем тебя в больницу», а я говорю, что мне нельзя в больницу. «Помрешь», — говорит, а я отвечаю, что так, может, и не помру, а в больнице точно убьют. Она к матери поехала, приезжает обратно, глаза вот такие: «Ваня, тебя милиция ищет, к матери домой приходили, и мент точно такой, как ты описывал. Говорят — за грабеж трейлера…»
Ваня помолчал.
— Ну тут уж и она поняла, что мне нельзя в больницу. Я уже совсем загибался. Все. Из раны воняло… Потом очнулся, смотрю: я здесь, а около кровати мент сидит. Все, думаю. Сейчас убьют. А он мне фотографию этого Лесько показывает. «Узнаешь?» — говорит. «Узнаю». — «Лежи, — говорит, — спокойно, поправляйся, тут тебя никто не тронет, тебя круглосуточный пост будет охранять». А этого мента поганого мы судить будем показательным судом…
Ваня замолк и с интересом оглядел своего собеседника.
— А вы из Москвы будете, да? Небось полковник?
Валерий пожал плечами.
— Нет, я не полковник. Значит, ты видел, как Лесько стрелял?
Ваня чуть заметно поколебался.
— Да. Я видел, как он стрелял. Другие стреляли и не попали, а он попал.
— Но ведь ты в это время бежал в лес. А стреляли за твоей спиной.
— Я оглянулся.
— И видел, что Сергея убил именно Лесько?
— Да.
— И ты готов это подтвердить на суде?
Опять чуть заметное колебание.
— Да. Он гад. Он хуже бандитов. Если бы не он, мы бы никогда не остановились. Его… его поставили закон защищать, а он соседа… Серега ему забор чинил, я знаю, ко мне мать Серегина приходила, рассказывала…
В коридоре началось какое-то шебуршение. Опер подошел к двери и распахнул ее. В палату вошли двое парней Сазана. У одного в руке был пластиковый пакет, у другого — большая плетеная корзина с фруктами. Глаза Ивана удивленно расширились при виде свежей черешни размером с голубиное яйцо — был конец февраля, черешня нигде не поспела и наверняка была привозной и невообразимо дорогой.
— Это мне? — недоверчиво сказал Иван.
— Тебе, — кивнул Валерий. — Вот познакомься. Это Серега, а это Сашок. Они тоже тебя будут охранять. Вместе с милицией. Если у тебя какие желания, телевизор, там, в палату или еще что, ты им скажи. Поправляйся и не забудь того, что ты видел, как Лесько стрелял в Сережку.
Иван растерянно переводил глаза с черешни на плотных, крепких ребят, которые уже не напоминали залетного московского «полковника», зато точно смахивали на братков сродни тем, что тормозили его трейлер.
— Не дрейфь, Ваня, — сказал опер. — Все будет хорошо.
И, повинуясь кивку Валерия, вышел из палаты.
Спускались они молча, гуськом. У самого выхода Валерий обернулся.
— Ты хорошо его натаскал, — сказал Валерий.
— О чем ты?
— Он не мог видеть, как Лесько стрелял в его товарища. Он бежал в это время, как заяц. Если бы он стоял и глазел назад, его бы просто тут же ухлопали…
— В Сергея попало три пули, — ответил опер, — одна, из китайского «ТТ», в руку. И две другие, тоже из китаезы, но в голову. Там было трое со стволами. Двое никогда даже в армии не были, наркоманы паршивые, отморозки. А Лесько стрелял отлично. В этом вы, кажется, сами чуть не убедились… А сейчас, когда Лесько мертвый, эти двое тоже будут показывать на него.
— Ты хорошо натаскал этого парня, — повторил Сазан.
***
В ментовку они вернулись тем же порядком: Царьков на патрульной «канарейке» и следом — Валерий в джипе. На этот раз в кабинете оказалось довольно народу: один пожилой опер сидел на подоконнике и чистил табельное оружие, а еще двое, усевшись на стол, оживленно обсуждали ведомственные новости. В углу мерно всхрапывал неисправный чайник.
При виде Нестеренко, вошедшего в кабинет вслед за Царьковым, они разом замолчали и уставились на посетителя. Худощавый тридцатилетний парень в безупречно сшитом костюме и белой манишке так же разительно отличался от большинства постояльцев кабинета, как новенький шестисотый «мерседес» от ржавеющею на обочине «Запорожца».
— Знакомьтесь, — с брезгливыми нотками в голосе сказал Царьков, — Валерий Игоревич Нестеренко, из Москвы к нам. Уже успел отличиться… А это Санька, он, между прочим, в штаб по раскрытию убийства Нетушкина входит.
— Без охраны ходите, Валерий Игоревич? — с усмешкой спросил Санька — сорокалетний опер с испитым лицом.
— У него охраны целый джип на улице, — ответил Царьков, — если бы Нетушкина так охраняли.
— А какая по поводу Игоря официальная версия? — спокойно спросил Сазан.
— А ты сегодняшних газет не читал? Там очень все интересно написано про происки иностранной разведки.
— А если без газет?
Санька пожал плечами.
— А если без газет, то это уж как начальство договорится с Спиридоном. Оно у нас сговорчивое, начальство-то.
— Значит, по-твоему, Игоря убили по приказанию Спиридона?
Санька с Царьковым очень пристально смотрели на залетного московского гостя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96