— Я не собирался этим заниматься, — спокойно сказал Чердынский, — хотя я и бывший кагебешник и вообще, с вашей точки зрения, — «красный». Я вам, кажется, рассказывал, в чем дело. Лекарства — это деньги. Громадные деньги. На избирательную кампанию. На дачу со стульями, инкрустированными самоцветами… Мафия Кремля. Мафия Москвы. Когда ты из года в год лечил в своей больнице самых высокопоставленных чиновников, ты получаешь гигантские права… Мы там на фиг никому не были нужны, на празднике дележки бюджетных денег. А на Западе нас тоже не ждали с распростертыми объятиями…
— И вы решили делать вместо лекарств наркотики?
— А когда в Кремле подписывают контракт на заведомо некачественный инсулин — это что, лучше? — вскрикнул Чердынский. — Когда на строительство завода в Майкопе дают 700 млн долларов и денег нет, — это что, лучше? Когда нам западная фирма впарила устаревшее оборудование для производства медицинских приборов, а в обмен получает нефть и норму прибыли в 4800 процентов, — это как?
— Ты не уточнишь, Леша, кому ты все-таки продавал кокаин? И сколько человек вчера мочили Колуна? И эти люди — они еще работают на Лубянке или уже приватизировались?
— Я ничего не уточню и тебе, Валера, не советую в это дело лезть. Вон господин губернатор и то завод не решился закрыть, а уж губернатор у нас, хотя и завалящий, так покруче московского авторитета будет…
— Я… — с достоинством сказал Жечков, — я… как я мог… четверть областного бюджета…
— Вранье, — осклабился Чердынский. — Дело не в бюджете. Дело в том, что на тебя кое-кто мог серьезно обидеться…
— Кто конкретно? — уточнил Валерий.
— Я уже сказал — не отвечу…
— И так все ясно, — усмехнулся московский авторитет, — ты ведь, Алексей, здешнюю шарашку по линии КГБ курировал. А красные друг друга не бросают… Вот только делать они ничего больше не умеют, кроме как заказывать людей. Даже я или Семка Колун — мы выучились, что есть арбитраж, есть юристы, есть закон купленый, а при тебе осталась только чистая уголовщина. Убитый Варковский, убитый Сыч, убитый Колун. Это даже удивительно, Леша, что под вами ходило полстраны, а вы всего-то и выучились, что мочить, мочить и мочить…
— Это немало, Валера, — холодно бросил Чердынский. — Ты сам с этого начинал.
— Я-то с этого начинал, — усмехнулся Нестеренко, — а вы-то этим кончили.
— А что мне было делать, Валера? — вдруг осипшим голосом сказал Санычев. — Что мне было делать, если мы могли сделать кучу добра, а денег не было, и на рынок нас не пускали? Если бы мой завод не стал делать кокаин, он бы не стал делать и ничего другого. А люди вокруг бы просто сдохли от пьянства, восемь тысяч рабочих… Здесь депрессивный регион, Валерий. Здесь у людей одно будущее — нарваться на нож во время пьяной драки или сесть за то, что кто-то нарвался на твой нож. И я это изменил.
Валерий откинулся в кресле. Н-да. Что и говорить, хорошо герою западного боевика. Он берет штурмом гнездо наркоторговцев, крошит в мелкую щепку всякую упившуюся нечисть, предпочтительно изнасиловавшую пару заложниц или заложников, сжигает кокаин на одном большом костре и пляшет вокруг, размахивая надувным гранатометом и повторяя: «Я самый справедливый!» Легко быть справедливым, когда крошишь в щепку уродов.
А тут кого крошить в щепку?
Людей, которые спасли завод?
— Кто убил Игоря? — спросил Сазан.
Санычев опустил глаза. Губернатор нервно постукивал пальцами по столешнице. Сазан мельком взглянул на него, Жечков смутился и убрал руки.
— Я, — спокойно сказал Чердынский.
Двумя пальцами вынул сигарету изо рта, взмахнул ею в воздухе и неторопливо затушил в стеклянной пепельнице.
— Игорем занимался я, — повторил Чердынский, — точно так же, как и Корзуном. Эти двое, — небрежный кивок в сторону менеджеров, — были поставлены перед фактом. Когда об этом зашел разговор, Демьян Михайлович был категорически против. Просто устроил мне истерику. И до, и после.
— То есть отъезд в Америку был только предлогом? — уточнил Сазан. — Ты убил Игоря, чтобы вернуть себе Яну?
Чердынский брезгливо дернул ртом.
— Я не принимаю деловых решений из-за женщин. Игорь был опасен. Он нам здесь, в России, все сломал — вон Жечков из-за него нам изжогу принялся устраивать. Неужели ты думаешь, что он молчал бы в Америке?
Валерий небрежным жестом сунул руку под пиджак. Чердынский слегка побледнел.
— Валера, я тебя прошу, подумай о Яне. Она не переживет. Она снова колоться начнет, это я тебе гарантирую, я врач… Получится, что у нее убили двух мужчин за три недели…
— Я не принимаю деловых решений из-за женщин, — сказал Сазан.
Выстрел в звуконепроницаемом помещении был оглушителен. Пуля попала Чердынскому точно в переносицу, вдавив внутрь дужку очков. Толстые стекла и ошметки кожи брызнули во все стороны. Чердынский медленно завалился в кресло.
Ствол в руках Валерия плавно качнулся. Теперь дуло глядело прямо в лоб Санычеву.
— Ты меня кинуть хотел, да? — сказал Валерий. — Ты убил Игоря. Ты убил человека, которого сам звал молодым Менделеевым. А потом ты три недели измывался надо мной и тыкал мне в лицо своей честностью…
Директор прерывисто дышал. Гаибов, рядом с ним, сидел совершенно неподвижно. Перед дулом пистолета в обрусевшем таджике вновь проснулся восточный человек: Гаибов слегка улыбался, и его черные, как миндалины, глаза были безразличными и отрешенными, как глаза дервиша, который готовится идти по углям.
— Ты, лох, хотел развести меня — бандита? — продолжал Валерий. — Ты…
Санычев захрипел и медленно стал сползать со взбитых подушек. На этот раз он не прикидывался. Гаибов вскочил.
— Сесть! — заорал Сазан. Ствол дернулся в направлении таджика.
Гаибов, не обращая внимания, хлопотал над старшим товарищем.
— Демьян, Демьянушка, — жарко шептал он, — ничего, мы сейчас укольчик.
Сазан кивнул. Муха молча захватил руки Гаибова и поволок его прочь от свалившегося на пол директора. Гаибов отчаянно забился, но куда там! Его сжимали уже двое — железной хваткой, и пожилой таджик не смог бы справиться ни с одним из этих быков.
Губернатор вскочил со своего стула и кинулся к потерявшему сознание директору.
— Назад, — велел Сазан.
Жечков обернулся. Валерий увидел побелевшее от гнева лицо.
— Убери пушку, бандит, — заорал Жечков. — Демьян, ну прошу тебя, Демьян, о черт, да есть тут кто-нибудь врач…
Но единственный врач, бывший в этой компании, молча сидел в кресле с развороченным затылком. Жечков в отчаянии бросился к Сазану.
— Убирайся, понял? — заорал Жечков. — Я не дам тебе гробить завод, понятно? Это мой завод! То есть — это наш… восемь тысяч рабочих…
— Забыл, как они тебя гробили? — спокойно сказал Сазан. — Статьи в «Тарском вестнике» забыл о себе и своих замах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96