ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Наслоение, расслоение и исчезновение значений считали
естественным процессом, семантической эволюцией, пока не
произошло крупнейшее в истории открытие. О, такой отзыв о чем-то
стал теперь заурядным, его подвергли девальвации, теперь любое
новшество так называют, но, однако, прошу мне поверить, хотя бы
ради коньяка. Именно так, прозит!
Он налил. Мы выпили.
- Итак? - сказал Баранн, задумчиво улыбнулся, потом
поправил сбившийся нос.- К чему мы пришли? Да! Десемантизация!
Это вещь весьма тривиальная: изымание смысловых значений.
- Как так? - глуповато спросил я. Затем умолк,
устыдившись. Он этого не заметил.
- Значения нужно изымать! - твердо произнес Баранн.-
Наука уже в изрядной мере запутала нас, заклеив все толстой
скорлупой многозначительности, допустимости различных толкований
- и вот я не расщепляю атомы, не потрошу звезды, но постепенно и
методично, полностью и всесторонне изымаю Смысл.
- Но не является ли это, однако, в некотором смысле
уничтожением?
Он быстро глянул на меня. Остальные зашептались и
умолкли. Офицер у стены все храпел.
- С вами интересно говорить. Уничтожением? Ну что ж,
когда вы что-либо создаете - ракету или вилку - с этим обычно
связана уйма хлопот, сомнений, сложностей! Но когда вы
уничтожаете - я умышленно прибегаю к этому упрощенному
определению, поскольку вы воспользовались им - что бы об этом
потом ни говорили, это является простой и вполне определенной
акцией.
- Значит ли это, что вы одобряете уничтожение? - спросил
я.
Я тщетно боролся с глуповатой усмешкой, которая кривила
мне губы, но они давно уже были будто бы не мои и растягивались
все шире.
- Э-э, это не я, это коньяк,- сказал он.- Э-э...
Он слегка коснулся моей рюмки. Мы выпили.
- А впрочем, нас ведь нет,- добавил он неохотно.
- Как вы сказали?
- Знаете ли вы, чему равна математически вычисленная
вероятность для произвольной массы материи космоса, что она
будет вовлечена в ход жизненных процессов, хотя бы в качестве
листа, колбасы, или воды, которую выпьет живое существо? Как
глоток воздуха, который кто-то вдохнет? Один к квадриллиону!
Космос беспредельно мертв. Лишь одна частица из квадриллиона
может попасть в круговращение жизни, в круговорот рождения и
гниения - какая же это неслыханная редкость! А теперь, я
спрашиваю: какова вероятность быть вовлеченными в жизнь не как
пища, вода, воздух, а как живое существо? Если мы возьмем
отношение всей материи космоса, омертвелых солнц, истлевших
планет, той грязи и пыли, называемой туманностями, этой
гигантской парилки, этой клоаки зловонных газов, называемой
Млечным Путем, огненной ферментации, всего этого мусора, к весу
наших тел, тел всех живущих, и вычислим вероятность, которую
имеет какая-либо кучка материи, эквивалентная телу, стать когда-
нибудь живым человеком, то окажется, что эта вероятность
практически равна нулю!
- Нулю? - повторил я.- Что это значит?
- Это значит, что все мы, те, кто тут сидят, не имели ни
малейшего шанса начать свое существование, эрго - нас нет.
- Как, извините?
Я непонимающе часто заморгал, словно бы что-то застлало
мой взгляд.
- Нету нас,- повторил Баранн. И вместе со всеми своими
товарищами разразился смехом.
Я только теперь понял, что он шутил, утонченно, научно,
математизированно, и потому тоже - из любезности, поскольку не
чувствовал себя веселым,- засмеялся.
Пустые бутылки со стола исчезли, на их местах появились
новые, полные.
Я прислушивался к разговору ученых как прилежный, но все
менее улавливающий что-либо слушатель. К тому же, я и в самом
деле был уже пьян. Кто-то, кажется, крематор, провозгласил стоя
похвалу агонии как испытанию силы. Профессор Глюк дискутировал с
Баранном об опровергательстве и психофагии - а может, это
звучало как-то иначе? - затем речь зашла о каких-то новых
открытиях, о "мистификационной машине". Я пытался привести себя
в чувство, садился преувеличенно прямо, но моя голова все время
подавалась вперед, я впадал в короткое оцепенение, во время
которого как бы отдалялся от говорящих, вдруг переставая их
слышать, пока какая-то отдельная фраза не звучала у меня в ушах
отчетливо, снова приближая к ведущим беседу профессорам.
- Уже готов? - сказал вдруг кто-то.
Я хотел было посмотреть на него, но, поворачивая голову,
почувствовал, как же ужасно на самом деле пьян. Я уже не думал
ни о чем, теперь только мною что-то думало. В облаке мелькающих
искр я придерживался руками за стол, а потом как собака положил
горевшее лицо на его край.
Прямо перед глазами у меня оказалась ножка рюмки,
стеклянная косточка, тонюсенькая, как стебелек. Растроганный до
слез, я тихонько шептал ей, что я был и остаюсь настороже. Надо
мной продолжали петь и рассуждать,- поистине неодолимы мозги
ученых!
Потом все исчезло. Должно быть, я заснул, не знаю только,
надолго ли.
Когда я проснулся, голова моя по-прежнему лежала на
столе. Я отлежал щеку, она горела. Под носом у меня на скатерти
были рассыпаны крошки. Я услышал голоса:
- Космос... весь космос фальсифицирован... моя вина...
признаюсь...
- Перестань, старик...
- Приказано мне было, приказано...
- Перестань, неприятно. Выпей воды.
- Может, не спит? - раздался другой голос.
- Э, спит...
Они притихли, поскольку я пошевелился и открыл глаза.
Сидели все в тех же позах, что и раньше.
Из угла доносились завывания вибрировавшего крана. У меня
в глазах плавали огоньки, рюмки и лица.
- Молчание! Господа!
- Теперь лучшее время пития!
Я словно бы тонул в доносящихся издалека криках.
"Какая разница,- подумал я.- Такое же низкопробное
пьянство, только по-латыни..."
- Ну, смелей, господа! - приказывал Баранн.- Заниматься
этим приятно и положено по положению... Исследователь должен
быть изящным, проницательным и умелым. Да здравствуют все
девушки, господа! Что принадлежит Зданию, то наше! Прозит!
Все передо мной кружилось, красное, потное, худое,
толстое, снова становясь похожим на то, что было в самом начале
этого застолья.
"Девчонка!" - пьяно орали они и ржали. "Эх, белянка!
Титьки - класс!" И еще: "Так легко всегда с тобой, Венера
Неспящая". Почему все время то же самое? Я пытался спросить, но
никто меня не слушал. Они вскакивали на ноги, выкрикивали тосты,
снова садились, пели, вдруг кто-то предложил хоровод и пляски.
- Уже было,- сказал я.
Они, не обращая на мои слова внимания, потащили меня за
собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65