Хвалил города, в которых бывал. Рассказывал о тамошних обычаях. Гармаш расчувствовался, доверительно сказал:
– Я теперь тоже на гетманской службе и, так сказать, причастен к делам пана Функе. Генеральный писарь поручил мне новую работу – ставлю завод, будем топить железо. А ядер надо много, ой, как много!
Вальтер Функе напряженно слушал.
Разошлись, когда уже совсем стемнело.
Спал Вальтер Функе крепким, спокойным сном. Встал на рассвете. Пошел к Тясмину. Жадно вдыхал ароматный утренний воздух. Потом купался. Белое тело его, словно груда теста, колыхалось на темной поверхности воды.
Вальтер Функе раздвигал легкие волны и думал о Гамбурге. Подумал: то, что Гармаш будет теперь по пороховым делам, – неплохо. Функе понравилось, что купец не держал рот на замке.
День у негоцианта Функе был хлопотливый. Он надеялся застать в Чигирине многих людей, но повидать их не пришлось. Оказалось, они при гетмане. В гетманской канцелярии сидел Капуста, а с ним десятка два писцов. Функе посетил Капусту. Беседа не получалась. Капуста слушал то, что говорил Функе, а сам молчал. На прощанье сказал:
– Если пан Функе уже договорился с генеральным писарем, все будет хорошо. Если ему нужно ездить и покупать лен – пусть свободно ездит. Если будет строить склады для товаров в Киеве и Чигирине – пусть строит.
Функе благодарил. Функе кланялся. Глаза его скользили поверх острого взгляда Капусты, направленного на него. После этой беседы у негоцианта осталось какое-то неприятное ощущение.
Функе ходил по Чигирину, присматривался, искал места для складов.
Советовался с Гармашем.
Через несколько дней он поехал в Киев. Там встретился с воеводой Адамом Киселем. Воевода пригласил его к себе на обед. Попивая душистое яблочное вино, Кисель жаловался:
– Плохие времена настали, пан Функе, нет теперь покоя на Украине.
Всего два года назад это была уютная и очаровательная королевская провинция, а теперь надумал казак Хмельницкий создать отдельное государство. Все пошло по ветру, паны трясутся от страха за свою жизнь.
Чем это окончится – неведомо!
Вальтер Функе внимательно слушал воеводу. Он хорошо знал, куда клонит хитрый Кисель. Но на лице у купца застыло выражение безграничной почтительности и сочувствия. Да, он сочувствовал пану воеводе. Достойному человеку нет теперь места в этом крае. Святая истина!
Так постепенно они заговорили о другом. Не торопясь, Функе рассказал о своей беседе в Варшаве с канцлером Оссолинским. Говорил не много, но вполне достаточно, чтобы воевода понял значение сказанного.
– Все можно уладить, – сказал он в заключение, потирая руки, – но мы потребуем твердых гарантий. Земли по Днепру, Бугу и под Азовом будут заселены колонистами, мы построим тут большие города, мануфактуры, у нас тут будет свое войско. Рейтары будут охранять Речь Посполитую от татар и запорожцев, а может быть, к тому времени и не будет запорожцев.
Функе замолчал. Вздохнул, покачал головой и допил вино.
– Главное, нельзя терять времени, – добавил он после недолгого молчания. – Если этот огонь не погасить теперь же, скоро будет поздно.
Курфюрст саксонский дал позволение набирать наемное войско в его провинциях, мы дадим оружие и деньги, но если их так же кинут на ветер, как под Желтыми Водами и Корсунем, то Хмельницкий успеет войти в союз с московским царем.
Адам Кисель молча выслушал немца. Наглость купца раздражала воеводу, но он ничем не выразил своего недовольства. Придется выслушать все, что скажет немец, с ним не надо ссориться. «Не надо ссориться», – повторял себе Кисель и в знак согласия то и дело кивал головой.
– Ваша правда, пан Функе, но, поверьте мне, у нас такое положение...
Все смешалось, одна надежда, что Европа придет нам на помощь, и первая надежда – на германских князей. Вы должны знать – Хмельницкий мечтает присоединиться к Москве. Эти замыслы зашли уже слишком далеко. Поверьте мне, надежда только на мудрость короля нашего и на помощь Европы.
– Этого слишком мало, пан воевода! – Функе поднялся и заходил по светлице. – Теперь пора действовать, а не надеяться. В лагере Хмельницкого тоже немало раздоров. Почему не воспользоваться этими раздорами, почему не создать новые?
Вальтер Функе, казалось, стал выше ростом. Он стоял перед воеводой, сложив руки на груди, и, не дождавшись его ответа, сердито проговорил:
– Мне кажется, вы дождетесь того, что Хмельницкий всем вам накинет петлю на шею!
Кисель терпеливо слушал Вальтера Функе, он следил за каждым его движением, словно в самых жестах купца улавливал что-то значительное.
В тот же день, после долгой беседы с немцем. Кисель начал энергично действовать. Через несколько дней Вальтер Функе уже мог с удовлетворением отметить, что эта беседа принесла результаты.
А сам негоциант отдыхал в Киеве, сидел на крылечке, любовался осенним садом, красивыми, переменчивыми видами Днепра. Вечером спускался к Днепру, долго стоял на берегу, наблюдая, как разгружают суда. Губы его шевелились, казалось, он неизвестно для чего пересчитывал мешки, которые сносили на берег. Ночью, достав из шкатулки тетрадь в кожаном переплете, старательно записывал:
"Дома в этом городе великолепны, высоки и построены из бревен, выстроганных изнутри и снаружи. При каждом доме имеется большой сад, где есть все плодовые деревья, какие только у них растут: бессчетное множество больших тутовых деревьев, привозных, из породы аль-хаззас, с белыми и красными листьями; но их ягодами пренебрегают; есть также большие ореховые деревья; очень много в этих садах виноградных лоз. В огородах, среди огуречных гряд, они сеют много руты и гвоздики. Купцы привозят сюда оливковое масло, миндаль, рис, изюм, табак, красный сафьян, шафран, персидские материи и великое множество хлопчатных тканей – преимущественно из турецких земель, на расстоянии сорока дней пути. Но все это очень дорого. В лавках продают все необходимое из материй, мехов, есть и соболя.
Женщины нарядно одеты".
Функе отложил перо. Задумчиво посмотрел на плотно закрытое темной завесой ночи окно, покачал головой, почесал грудь, вздохнул. Была причина вздыхать. Для чего возить все это добро с юга и с севера? Ей-богу, Функе должен позаботиться, чтобы больше этого не было. Сорок дней пути из Турции или Греции. Разве из Германии за тридцать дней не прибудет тот же товар?
Функе вспомнил Днепр. Достал из ящика новое перо, погрыз кончик, опустил в чернильницу и снова начал писать:
«Хлеб в город доставляют возами, а рыбу кинтарами, по причине изобилия всего этого у них. Рыба дешева и обильна на удивление, всяких сортов и видов, ибо великая река Днепр находится вблизи и по ней ходит много кораблей. Что касается вида судов, плавающих по этой реке, то они огромны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
– Я теперь тоже на гетманской службе и, так сказать, причастен к делам пана Функе. Генеральный писарь поручил мне новую работу – ставлю завод, будем топить железо. А ядер надо много, ой, как много!
Вальтер Функе напряженно слушал.
Разошлись, когда уже совсем стемнело.
Спал Вальтер Функе крепким, спокойным сном. Встал на рассвете. Пошел к Тясмину. Жадно вдыхал ароматный утренний воздух. Потом купался. Белое тело его, словно груда теста, колыхалось на темной поверхности воды.
Вальтер Функе раздвигал легкие волны и думал о Гамбурге. Подумал: то, что Гармаш будет теперь по пороховым делам, – неплохо. Функе понравилось, что купец не держал рот на замке.
День у негоцианта Функе был хлопотливый. Он надеялся застать в Чигирине многих людей, но повидать их не пришлось. Оказалось, они при гетмане. В гетманской канцелярии сидел Капуста, а с ним десятка два писцов. Функе посетил Капусту. Беседа не получалась. Капуста слушал то, что говорил Функе, а сам молчал. На прощанье сказал:
– Если пан Функе уже договорился с генеральным писарем, все будет хорошо. Если ему нужно ездить и покупать лен – пусть свободно ездит. Если будет строить склады для товаров в Киеве и Чигирине – пусть строит.
Функе благодарил. Функе кланялся. Глаза его скользили поверх острого взгляда Капусты, направленного на него. После этой беседы у негоцианта осталось какое-то неприятное ощущение.
Функе ходил по Чигирину, присматривался, искал места для складов.
Советовался с Гармашем.
Через несколько дней он поехал в Киев. Там встретился с воеводой Адамом Киселем. Воевода пригласил его к себе на обед. Попивая душистое яблочное вино, Кисель жаловался:
– Плохие времена настали, пан Функе, нет теперь покоя на Украине.
Всего два года назад это была уютная и очаровательная королевская провинция, а теперь надумал казак Хмельницкий создать отдельное государство. Все пошло по ветру, паны трясутся от страха за свою жизнь.
Чем это окончится – неведомо!
Вальтер Функе внимательно слушал воеводу. Он хорошо знал, куда клонит хитрый Кисель. Но на лице у купца застыло выражение безграничной почтительности и сочувствия. Да, он сочувствовал пану воеводе. Достойному человеку нет теперь места в этом крае. Святая истина!
Так постепенно они заговорили о другом. Не торопясь, Функе рассказал о своей беседе в Варшаве с канцлером Оссолинским. Говорил не много, но вполне достаточно, чтобы воевода понял значение сказанного.
– Все можно уладить, – сказал он в заключение, потирая руки, – но мы потребуем твердых гарантий. Земли по Днепру, Бугу и под Азовом будут заселены колонистами, мы построим тут большие города, мануфактуры, у нас тут будет свое войско. Рейтары будут охранять Речь Посполитую от татар и запорожцев, а может быть, к тому времени и не будет запорожцев.
Функе замолчал. Вздохнул, покачал головой и допил вино.
– Главное, нельзя терять времени, – добавил он после недолгого молчания. – Если этот огонь не погасить теперь же, скоро будет поздно.
Курфюрст саксонский дал позволение набирать наемное войско в его провинциях, мы дадим оружие и деньги, но если их так же кинут на ветер, как под Желтыми Водами и Корсунем, то Хмельницкий успеет войти в союз с московским царем.
Адам Кисель молча выслушал немца. Наглость купца раздражала воеводу, но он ничем не выразил своего недовольства. Придется выслушать все, что скажет немец, с ним не надо ссориться. «Не надо ссориться», – повторял себе Кисель и в знак согласия то и дело кивал головой.
– Ваша правда, пан Функе, но, поверьте мне, у нас такое положение...
Все смешалось, одна надежда, что Европа придет нам на помощь, и первая надежда – на германских князей. Вы должны знать – Хмельницкий мечтает присоединиться к Москве. Эти замыслы зашли уже слишком далеко. Поверьте мне, надежда только на мудрость короля нашего и на помощь Европы.
– Этого слишком мало, пан воевода! – Функе поднялся и заходил по светлице. – Теперь пора действовать, а не надеяться. В лагере Хмельницкого тоже немало раздоров. Почему не воспользоваться этими раздорами, почему не создать новые?
Вальтер Функе, казалось, стал выше ростом. Он стоял перед воеводой, сложив руки на груди, и, не дождавшись его ответа, сердито проговорил:
– Мне кажется, вы дождетесь того, что Хмельницкий всем вам накинет петлю на шею!
Кисель терпеливо слушал Вальтера Функе, он следил за каждым его движением, словно в самых жестах купца улавливал что-то значительное.
В тот же день, после долгой беседы с немцем. Кисель начал энергично действовать. Через несколько дней Вальтер Функе уже мог с удовлетворением отметить, что эта беседа принесла результаты.
А сам негоциант отдыхал в Киеве, сидел на крылечке, любовался осенним садом, красивыми, переменчивыми видами Днепра. Вечером спускался к Днепру, долго стоял на берегу, наблюдая, как разгружают суда. Губы его шевелились, казалось, он неизвестно для чего пересчитывал мешки, которые сносили на берег. Ночью, достав из шкатулки тетрадь в кожаном переплете, старательно записывал:
"Дома в этом городе великолепны, высоки и построены из бревен, выстроганных изнутри и снаружи. При каждом доме имеется большой сад, где есть все плодовые деревья, какие только у них растут: бессчетное множество больших тутовых деревьев, привозных, из породы аль-хаззас, с белыми и красными листьями; но их ягодами пренебрегают; есть также большие ореховые деревья; очень много в этих садах виноградных лоз. В огородах, среди огуречных гряд, они сеют много руты и гвоздики. Купцы привозят сюда оливковое масло, миндаль, рис, изюм, табак, красный сафьян, шафран, персидские материи и великое множество хлопчатных тканей – преимущественно из турецких земель, на расстоянии сорока дней пути. Но все это очень дорого. В лавках продают все необходимое из материй, мехов, есть и соболя.
Женщины нарядно одеты".
Функе отложил перо. Задумчиво посмотрел на плотно закрытое темной завесой ночи окно, покачал головой, почесал грудь, вздохнул. Была причина вздыхать. Для чего возить все это добро с юга и с севера? Ей-богу, Функе должен позаботиться, чтобы больше этого не было. Сорок дней пути из Турции или Греции. Разве из Германии за тридцать дней не прибудет тот же товар?
Функе вспомнил Днепр. Достал из ящика новое перо, погрыз кончик, опустил в чернильницу и снова начал писать:
«Хлеб в город доставляют возами, а рыбу кинтарами, по причине изобилия всего этого у них. Рыба дешева и обильна на удивление, всяких сортов и видов, ибо великая река Днепр находится вблизи и по ней ходит много кораблей. Что касается вида судов, плавающих по этой реке, то они огромны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171