Она не навязывалась сама, но когда Моржов предложил, она сразу легла с ним в постель. «Что я, девочка, что ли? - удивилась она в ответ на моржовское удивление. - Если никто не знает, так что такого? А тебе и мне хорошо. С кем попало я не сплю; вообще - кроме мужа, только с тобой. А на верность эту плюнь. Верной надо было первому быть, а Андрюха у меня не первый. И нечего тут сопли размазывать, жить надо».
– Какие у тебя житейские планы? - спросил Моржов у Анны.
Анна задумчиво поглядела в синее окошко на огород, за которым где-то вдали пламенела последняя щель заката.
– Думаю, кур, что ли, завести… Но возни с ними…
Анна была некрасивой, но со здоровой бабьей привлекательностью. Особенно в работе. Разнообразная работа то и дело выявляла то одну бабью сторону Анны, то другую, а потому хотелось увидеть главную.
– Зато, опять же, яйца свои… Мясо. Перо. Ковыряловка жила всё-таки как город. Готовила на газу, ходила на службу в Ковязин, почти не держала скотины, а продукты брала в магазине. Из своего - только картошка, смородина и георгины.
– Картошку всю доедай, не выбрасывать же, - решительно распорядилась Анна, вставая. - Пойду лягу. Устала я сегодня.
Тяжело дыша, Моржов доедал картошку. Анна налила Моржову чай, сходила в уборную и прошла в спальню, не задёрнув за собой портьеру. В проём двери Моржов видел, как Анна расправляет постель, раздевается до ночной рубашки, распускает волосы и укладывается.
– Курить будешь - пепел в блюдечко стряхивай, - крикнула Анна. - Оно на серванте стоит, жёлтое. И не тяни, а то я усну.
Моржов расправился с картошкой и огурцами, извлёк облатку с виагрой, запил таблетку чаем и закурил. В спальне Анна вдруг всхрапнула, но заворочалась в постели, не давая себе спать.
Поначалу Моржов думал, что в школе Анна ведёт какой-нибудь сухой предмет вроде математики. Оказалось - русский и литературу. Ага, ну да: «Тема урока - „Преступление и наказание". Убивать нельзя, потому что совесть замучит. Вот вам, дети, пример. Жил-был Раскольников, крепкий парень. Убил старуху - и превратился в размазню. Сам сдался, и его посадили».
Моржов затушил окурок, поднялся и пошёл к спальне.
– Свет погаси за собой, - напомнила Анна. Моржов вернулся и щёлкнул выключателем. «Подействовала ли виагра? - озабоченно подумал Моржов в спальне. - Времени-то мало прошло…»
– Ну чего ты там? - недовольно спросила Анна.
– Стесняюсь.
– Будешь стесняться - ничего не получишь. Моржов понял.
Он разделся и лёг рядом с Анной. Анна сразу полезла его щупать, будто проверяла у ребёнка, не мокрые ли штанишки. Штанишки были в порядке.
– Хороший ты, Борька, - сказала Анна. - Я по тебе скучала.
Анна закинула руки за голову и держалась за прутья кровати, чтобы не тюкаться в них макушкой. Моржов трудился мерно и мощно, как культиватор. Анна дышала глубоко и сильно. Наверное, всё это походило на работу двуручной пилой.
– Погоди, - наконец сказала Анна. - Я перевернусь, поясница затекла.
Анна перевернулась на живот, а Моржов взгромоздился над её ягодицами. Но он не любовался наготой Анны, а закрыл глаза. Заниматься любовью вот так, без изысков психологии и без тонкостей чувственности, было не менее приятно - будто плотно пожрать после крепкой пахоты. Анна не отдавалась Моржову как женщина мужчине, а вместе с Моржовым толчками ныряла сквозь горячую тьму. У Моржова было ощущение, что они с Анной вдвоём трахают кого-то третьего.
Дружно кончив, словно допилив бревно, они улеглись, успокаивая дыхание. Анна молча обняла Моржова и положила голову ему на плечо. Не от нежности, не от благодарности, а потому что так было удобнее. У Моржова уже созревал план встать покурить, выйти на улицу, чтобы посмотреть на Орион и Млечный Путь, но Анна мгновенно заснула. Моржов полежал, размышляя, как бы ему высвободиться, - и тоже заснул.
Утром Анна поспешно накормила Моржова завтраком и выгнала из дому - чтобы не застала мать, которая вот-вот вернётся с дежурства. Моржов укатил к школе и ждал Анну у крыльца.
Ковыряловская школа была длинным одноэтажным бревенчатым зданием с низким рядом одинаковых окон. Моржов ждал Анну, не слезая с велосипеда. Он сидел на седле, курил и держался за забор. Анна без сантиментов прошла мимо Моржова, только попутно бросила: «Я быстро!» - и скрылась в школе.
Моржов ждал Анну целый час.
Она вышла в рабочем халате и с ведром, полным мусора. Похоже, что в школе бушевала уборка.
– Ой! - увидев Моржова, сказала Анна. - Борька, извини! Закрутилась и забыла про тебя. Не даёт секретарша сертификатов.
– Как не даёт?… - глупо растерялся Моржов. •- Так и не даёт. «Нельзя», и всё. Не положено. Си.чком, что ли, мне их отбирать?
Моржов, опешив, молча смотрел на Анну.
– Ты езжай, а у меня дела, - посоветовала Анна. Моржовская нужда для неё была подобна, скажем, капризу коня в стойле, который может есть из своей кормушки, но полез в соседскую. Если соседний конь недоволен (или если рядом другой конюх), то своего коня нужно шлёпнуть тряпкой по морде и отогнать: «Не балуй!» И всё.
– Езжай, - уговаривая Моржова, повторила Анна. - Нечего тебе тут торчать. Сам знаешь, какие в школе сплетницы.
Моржов оттолкнулся от забора и покатил к Банному логу.
К рыбалке Щёкин готовился - как борец к схватке: размялся на берегу, поприседал, прочно установил раскладной- матерчатый стульчик и зачем-то снял штаны. Рядом трудились упыри - руками копали огромную ямину для отловленной рыбы. Яма заполнялась водой Талки, но отделялась от реки плотиной из гальки и песка.
Дело было после завтрака. Солнце лукаво подглядывало из-за елового клина, и тени истончались, будто развязывались узелочки. Троельга, интеллигентная горожанка, раздевалась до купальника, а Талка - деревенская дура - догола и при этом ещё радостно сияла. Над плавнями висели стрекозы, будто искры.
Моржов вышел на берег с сигаретой и биноклем. На пляжике на коленях стоял Щёкин, словно молился на пластмассовый чемоданчик с китайским набором «Юный рыбак». Чемоданчик был раскрыт - то ли как ноутбук, то ли как полевой алтарь. В нём, точно драгоценности, горели различные рыбацкие блёсны. Рядом со Щёкиным на гальке лежал солидный, сложно-космического вида спиннинг, будто ружьё с оптическим прицелом. Щёкин благоговейно извлёк из чемоданчика одну из блёсен и принялся привязывать к леске спиннинга.
Взрывая коленями галечник, вокруг Щёкина ползали упыри, волоча друг по другу длинные самодельные ивовые удилища. Упыри привязывали к ним лески из щёкинского набора. Артистически-тонкие лески упыри не признавали, потому что рассчитывали на рыбу крупную и очень крупную.
– А-а!… - вдруг страшным голосом заорал Гершен-зон, по лицу которого проскользнула чья-то снасть. - Ты чо, Гонцов, развесил тут!… Я вообще боюсь ниток!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
– Какие у тебя житейские планы? - спросил Моржов у Анны.
Анна задумчиво поглядела в синее окошко на огород, за которым где-то вдали пламенела последняя щель заката.
– Думаю, кур, что ли, завести… Но возни с ними…
Анна была некрасивой, но со здоровой бабьей привлекательностью. Особенно в работе. Разнообразная работа то и дело выявляла то одну бабью сторону Анны, то другую, а потому хотелось увидеть главную.
– Зато, опять же, яйца свои… Мясо. Перо. Ковыряловка жила всё-таки как город. Готовила на газу, ходила на службу в Ковязин, почти не держала скотины, а продукты брала в магазине. Из своего - только картошка, смородина и георгины.
– Картошку всю доедай, не выбрасывать же, - решительно распорядилась Анна, вставая. - Пойду лягу. Устала я сегодня.
Тяжело дыша, Моржов доедал картошку. Анна налила Моржову чай, сходила в уборную и прошла в спальню, не задёрнув за собой портьеру. В проём двери Моржов видел, как Анна расправляет постель, раздевается до ночной рубашки, распускает волосы и укладывается.
– Курить будешь - пепел в блюдечко стряхивай, - крикнула Анна. - Оно на серванте стоит, жёлтое. И не тяни, а то я усну.
Моржов расправился с картошкой и огурцами, извлёк облатку с виагрой, запил таблетку чаем и закурил. В спальне Анна вдруг всхрапнула, но заворочалась в постели, не давая себе спать.
Поначалу Моржов думал, что в школе Анна ведёт какой-нибудь сухой предмет вроде математики. Оказалось - русский и литературу. Ага, ну да: «Тема урока - „Преступление и наказание". Убивать нельзя, потому что совесть замучит. Вот вам, дети, пример. Жил-был Раскольников, крепкий парень. Убил старуху - и превратился в размазню. Сам сдался, и его посадили».
Моржов затушил окурок, поднялся и пошёл к спальне.
– Свет погаси за собой, - напомнила Анна. Моржов вернулся и щёлкнул выключателем. «Подействовала ли виагра? - озабоченно подумал Моржов в спальне. - Времени-то мало прошло…»
– Ну чего ты там? - недовольно спросила Анна.
– Стесняюсь.
– Будешь стесняться - ничего не получишь. Моржов понял.
Он разделся и лёг рядом с Анной. Анна сразу полезла его щупать, будто проверяла у ребёнка, не мокрые ли штанишки. Штанишки были в порядке.
– Хороший ты, Борька, - сказала Анна. - Я по тебе скучала.
Анна закинула руки за голову и держалась за прутья кровати, чтобы не тюкаться в них макушкой. Моржов трудился мерно и мощно, как культиватор. Анна дышала глубоко и сильно. Наверное, всё это походило на работу двуручной пилой.
– Погоди, - наконец сказала Анна. - Я перевернусь, поясница затекла.
Анна перевернулась на живот, а Моржов взгромоздился над её ягодицами. Но он не любовался наготой Анны, а закрыл глаза. Заниматься любовью вот так, без изысков психологии и без тонкостей чувственности, было не менее приятно - будто плотно пожрать после крепкой пахоты. Анна не отдавалась Моржову как женщина мужчине, а вместе с Моржовым толчками ныряла сквозь горячую тьму. У Моржова было ощущение, что они с Анной вдвоём трахают кого-то третьего.
Дружно кончив, словно допилив бревно, они улеглись, успокаивая дыхание. Анна молча обняла Моржова и положила голову ему на плечо. Не от нежности, не от благодарности, а потому что так было удобнее. У Моржова уже созревал план встать покурить, выйти на улицу, чтобы посмотреть на Орион и Млечный Путь, но Анна мгновенно заснула. Моржов полежал, размышляя, как бы ему высвободиться, - и тоже заснул.
Утром Анна поспешно накормила Моржова завтраком и выгнала из дому - чтобы не застала мать, которая вот-вот вернётся с дежурства. Моржов укатил к школе и ждал Анну у крыльца.
Ковыряловская школа была длинным одноэтажным бревенчатым зданием с низким рядом одинаковых окон. Моржов ждал Анну, не слезая с велосипеда. Он сидел на седле, курил и держался за забор. Анна без сантиментов прошла мимо Моржова, только попутно бросила: «Я быстро!» - и скрылась в школе.
Моржов ждал Анну целый час.
Она вышла в рабочем халате и с ведром, полным мусора. Похоже, что в школе бушевала уборка.
– Ой! - увидев Моржова, сказала Анна. - Борька, извини! Закрутилась и забыла про тебя. Не даёт секретарша сертификатов.
– Как не даёт?… - глупо растерялся Моржов. •- Так и не даёт. «Нельзя», и всё. Не положено. Си.чком, что ли, мне их отбирать?
Моржов, опешив, молча смотрел на Анну.
– Ты езжай, а у меня дела, - посоветовала Анна. Моржовская нужда для неё была подобна, скажем, капризу коня в стойле, который может есть из своей кормушки, но полез в соседскую. Если соседний конь недоволен (или если рядом другой конюх), то своего коня нужно шлёпнуть тряпкой по морде и отогнать: «Не балуй!» И всё.
– Езжай, - уговаривая Моржова, повторила Анна. - Нечего тебе тут торчать. Сам знаешь, какие в школе сплетницы.
Моржов оттолкнулся от забора и покатил к Банному логу.
К рыбалке Щёкин готовился - как борец к схватке: размялся на берегу, поприседал, прочно установил раскладной- матерчатый стульчик и зачем-то снял штаны. Рядом трудились упыри - руками копали огромную ямину для отловленной рыбы. Яма заполнялась водой Талки, но отделялась от реки плотиной из гальки и песка.
Дело было после завтрака. Солнце лукаво подглядывало из-за елового клина, и тени истончались, будто развязывались узелочки. Троельга, интеллигентная горожанка, раздевалась до купальника, а Талка - деревенская дура - догола и при этом ещё радостно сияла. Над плавнями висели стрекозы, будто искры.
Моржов вышел на берег с сигаретой и биноклем. На пляжике на коленях стоял Щёкин, словно молился на пластмассовый чемоданчик с китайским набором «Юный рыбак». Чемоданчик был раскрыт - то ли как ноутбук, то ли как полевой алтарь. В нём, точно драгоценности, горели различные рыбацкие блёсны. Рядом со Щёкиным на гальке лежал солидный, сложно-космического вида спиннинг, будто ружьё с оптическим прицелом. Щёкин благоговейно извлёк из чемоданчика одну из блёсен и принялся привязывать к леске спиннинга.
Взрывая коленями галечник, вокруг Щёкина ползали упыри, волоча друг по другу длинные самодельные ивовые удилища. Упыри привязывали к ним лески из щёкинского набора. Артистически-тонкие лески упыри не признавали, потому что рассчитывали на рыбу крупную и очень крупную.
– А-а!… - вдруг страшным голосом заорал Гершен-зон, по лицу которого проскользнула чья-то снасть. - Ты чо, Гонцов, развесил тут!… Я вообще боюсь ниток!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134