Из этого списка Кейти выбрала «Баттс», так как эта гостиница была упомянута в романе мисс Эджуортnote 102 «Покровительство». «Это то самое место, — объясняла она миссис Эш, — где не остановился Годфри Перси, когда лорд Олдборо прислал ему письмо». Пожалуй, это было довольно странно — ехать куда-то по той причине, что там не остановился герой какого-то романа. Но миссис Эш совсем не знала Лондона и не имела собственных соображений относительно предпочтительности выбора той или иной гостиницы, а потому была вполне согласна позволить Кейти руководствоваться ее соображениями, и был выбран «Баттс».
— Это совсем как во сне или в сказке, — сказала Кейти, когда они отъехали от лондонского вокзала в четырехколесной наемной карете. — Это действительно мы и это действительно Лондон. Подумать только!
Она выглянула в окошко экипажа. На глаза ей не попалось ничего, кроме серого неба, покрытых слякотью тротуаров и длинных рядов самых обыкновенных кирпичных и каменных домов. Это мог бы быть с тем же успехом Нью-Йорк или Бостон в туманный день, но, на ее взгляд, имелось тонкое отличие, делавшее все предметы здесь непохожими на подобные предметы дома, в Америке.
— Уимпол-стрит! — вдруг воскликнула она, заметив вывеску с названием улицы на углу. — В «Мэнсфилд-парке»note 103 это улица, на которой «поселилась и открыла для гостей один из лучших домов» Мария Бертрам, после того как вышла замуж за мистера Рашуэрта. Подумать только — увидеть Уимпол-стрит! Как это забавно!
И она с любопытством выглянула, чтобы увидеть эти «лучшие дома», но все постройки на улице оказались неинтересными и старыми. Кейти подумала, что даже лучший дом, какой здесь можно увидеть, не из тех, что может примирить честолюбивую молодую женщину с присутствием скучного мужа. Кейти пришлось напомнить себе, что мисс Остин писала свои романы почти сто лет назад, что Лондон — «растущий» город и что все, вероятно, очень изменилось с тех давних пор.
Еще большая «забава» ждала их, когда они прибыли в «Баттс» и навстречу им медленно и плавно вышла хозяйка гостиницы, точно такая, с какими они часто встречались в книжках, — старая, улыбающаяся и румяная, с высоким кружевным чепчиком на голове, в шелковом платье в цветочек, с золотой цепочкой и скромно сложенными на черном парчовом переднике толстыми руками в митенках. Уже только ради того, чтобы взглянуть на нее, стоило пересечь океан, — так объявили они в один голос. Их отправленная заранее телеграмма была получена, и в гостинице для них были готовы комнаты с ярким огнем в дымящихся каминах. Стол был накрыт к обеду, и приятный, церемонный старый официант с белым галстуком, вышедший, казалось, из той же книжки, что и хозяйка гостиницы, ждал, когда прикажут подавать блюда. Все было выцветшим и старомодным, но очень чистым и удобным, и Кейти пришла к выводу, что в целом Годфри Перси поступил бы вполне разумно, если бы отправился в «Баттс», и что ему не было лучше в той гостинице, где он остановился.
Первая из «достопримечательностей Лондона», какую увидела Кейти, явилась к ней на следующее утро, еще прежде чем она вышла из своей спальни. До нее донесся звон колокольчика и странный, писклявый голосок, произносивший речь, в которой она не могла разобрать ни единого слова; за этим последовал смех и громкий крик, как будто что-то очень позабавило нескольких мальчиков. Все это возбудило ее любопытство, и, постаравшись как можно скорее кончить одеваться, она подбежала к окну гостиной, откуда видна была улица. Под окном собралась довольно большая толпа, а в центре ее был высоко поднятый на шестах странный ящик с красными занавесочками, раздвинутыми в стороны и перевязанными ленточками так, чтобы образовалась миниатюрная сцена. На этой сцене двигались и горланили марионетки. Кейти в один миг поняла, что видит первое в своей жизни уличное представление «Панч и Джуди»!note 104
Ящик и толпа начали удаляться. Кейти в отчаянии бросилась к Уилкинсу, старому официанту, который в это время накрывал стол к завтраку.
— Пожалуйста, верните этого человека! — сказала она. — Я хочу посмотреть, что он показывает.
— Какого человека, мисс? — удивился Уилкинс.
Когда он подошел к окну и понял, что имеет в виду Кейти, его чувству приличия был, похоже, нанесен тяжкий удар. Он даже решился на увещевания.
— Я не стал бы делать этого, мисс, на вашем месте. Эти Панчи — вульгарный сброд, мисс. Их следовало бы вообще запретить — право же, следовало бы. Благородные люди, как правило, не обращают на них внимания.
Но Кейти не заботило, что делают или чего не делают благородные люди, и она настояла на том, чтобы Панча позвали обратно к гостинице. Уилкинсон был принужден отказаться от своих возражений и, поступившись чувством собственного достоинства, пуститься в погоню за предметом своего отвращения. Эми, с развевающимися волосами и держа в руках Мейбл, тоже выскочила из своей комнаты; и они с Кейти получили истинное наслаждение от представления, со всеми его хорошо известными сценками — а возможно, и с несколькими новыми, так как хозяин вертепа был, кажется, вдохновлен бурными восторгами трех новых зрительниц, смотревших на него из окон первого этажа. Панч поколотил Джуди и украл младенца, а Джуди в отместку стукнула Панча, и пришел констебль, и Панч обманул его, и палач, и дьявол появились в надлежащее время, и все это было замечательно, и, по словам Кейти, «именно так, как она и надеялась, это будет, и вполне возместило обманутые надежды на оладьи».
Затем, когда Панч ушел, встал вопрос о том, какое из множества интересных мест Лондона им следует выбрать для посещения в это первое утро.
Как девяносто девять американцев из ста, они остановили свой выбор на Вестминстерском аббатствеnote 105, и действительно, на свежий взгляд тех, кто приезжает в Европу с континента, все еще именующего себя Новым Светом, нет в Англии, среди всех ее потемневших от времени великолепных древностей, ничего более заслуживающего внимания и более впечатляющего. В аббатство они и направились и бродили там до тех пор, пока миссис Эш не объявила, что падает от усталости.
— Если вы не отведете меня домой и не дадите мне поесть, — сказала она, — я упаду на одну из этих каменных тумб и так на ней и останусь. И потом меня будут демонстрировать посетителям как «хизображение» кого-то, имеющего отношение к древнейшей истории Англии.
Так что Кейти пришлось оторваться от созерцания капеллы Генриха VII и Уголка Поэтовnote 106 и оторвать Эми от созерцания необычного маленького надгробия в виде колыбели с мраморной фигуркой младенца в ней. Это надгробие очень понравилось Эми, и ее удалось утешить, лишь пообещав, что скоро они снова придут к нему и она сможет рассматривать его сколько захочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Это совсем как во сне или в сказке, — сказала Кейти, когда они отъехали от лондонского вокзала в четырехколесной наемной карете. — Это действительно мы и это действительно Лондон. Подумать только!
Она выглянула в окошко экипажа. На глаза ей не попалось ничего, кроме серого неба, покрытых слякотью тротуаров и длинных рядов самых обыкновенных кирпичных и каменных домов. Это мог бы быть с тем же успехом Нью-Йорк или Бостон в туманный день, но, на ее взгляд, имелось тонкое отличие, делавшее все предметы здесь непохожими на подобные предметы дома, в Америке.
— Уимпол-стрит! — вдруг воскликнула она, заметив вывеску с названием улицы на углу. — В «Мэнсфилд-парке»note 103 это улица, на которой «поселилась и открыла для гостей один из лучших домов» Мария Бертрам, после того как вышла замуж за мистера Рашуэрта. Подумать только — увидеть Уимпол-стрит! Как это забавно!
И она с любопытством выглянула, чтобы увидеть эти «лучшие дома», но все постройки на улице оказались неинтересными и старыми. Кейти подумала, что даже лучший дом, какой здесь можно увидеть, не из тех, что может примирить честолюбивую молодую женщину с присутствием скучного мужа. Кейти пришлось напомнить себе, что мисс Остин писала свои романы почти сто лет назад, что Лондон — «растущий» город и что все, вероятно, очень изменилось с тех давних пор.
Еще большая «забава» ждала их, когда они прибыли в «Баттс» и навстречу им медленно и плавно вышла хозяйка гостиницы, точно такая, с какими они часто встречались в книжках, — старая, улыбающаяся и румяная, с высоким кружевным чепчиком на голове, в шелковом платье в цветочек, с золотой цепочкой и скромно сложенными на черном парчовом переднике толстыми руками в митенках. Уже только ради того, чтобы взглянуть на нее, стоило пересечь океан, — так объявили они в один голос. Их отправленная заранее телеграмма была получена, и в гостинице для них были готовы комнаты с ярким огнем в дымящихся каминах. Стол был накрыт к обеду, и приятный, церемонный старый официант с белым галстуком, вышедший, казалось, из той же книжки, что и хозяйка гостиницы, ждал, когда прикажут подавать блюда. Все было выцветшим и старомодным, но очень чистым и удобным, и Кейти пришла к выводу, что в целом Годфри Перси поступил бы вполне разумно, если бы отправился в «Баттс», и что ему не было лучше в той гостинице, где он остановился.
Первая из «достопримечательностей Лондона», какую увидела Кейти, явилась к ней на следующее утро, еще прежде чем она вышла из своей спальни. До нее донесся звон колокольчика и странный, писклявый голосок, произносивший речь, в которой она не могла разобрать ни единого слова; за этим последовал смех и громкий крик, как будто что-то очень позабавило нескольких мальчиков. Все это возбудило ее любопытство, и, постаравшись как можно скорее кончить одеваться, она подбежала к окну гостиной, откуда видна была улица. Под окном собралась довольно большая толпа, а в центре ее был высоко поднятый на шестах странный ящик с красными занавесочками, раздвинутыми в стороны и перевязанными ленточками так, чтобы образовалась миниатюрная сцена. На этой сцене двигались и горланили марионетки. Кейти в один миг поняла, что видит первое в своей жизни уличное представление «Панч и Джуди»!note 104
Ящик и толпа начали удаляться. Кейти в отчаянии бросилась к Уилкинсу, старому официанту, который в это время накрывал стол к завтраку.
— Пожалуйста, верните этого человека! — сказала она. — Я хочу посмотреть, что он показывает.
— Какого человека, мисс? — удивился Уилкинс.
Когда он подошел к окну и понял, что имеет в виду Кейти, его чувству приличия был, похоже, нанесен тяжкий удар. Он даже решился на увещевания.
— Я не стал бы делать этого, мисс, на вашем месте. Эти Панчи — вульгарный сброд, мисс. Их следовало бы вообще запретить — право же, следовало бы. Благородные люди, как правило, не обращают на них внимания.
Но Кейти не заботило, что делают или чего не делают благородные люди, и она настояла на том, чтобы Панча позвали обратно к гостинице. Уилкинсон был принужден отказаться от своих возражений и, поступившись чувством собственного достоинства, пуститься в погоню за предметом своего отвращения. Эми, с развевающимися волосами и держа в руках Мейбл, тоже выскочила из своей комнаты; и они с Кейти получили истинное наслаждение от представления, со всеми его хорошо известными сценками — а возможно, и с несколькими новыми, так как хозяин вертепа был, кажется, вдохновлен бурными восторгами трех новых зрительниц, смотревших на него из окон первого этажа. Панч поколотил Джуди и украл младенца, а Джуди в отместку стукнула Панча, и пришел констебль, и Панч обманул его, и палач, и дьявол появились в надлежащее время, и все это было замечательно, и, по словам Кейти, «именно так, как она и надеялась, это будет, и вполне возместило обманутые надежды на оладьи».
Затем, когда Панч ушел, встал вопрос о том, какое из множества интересных мест Лондона им следует выбрать для посещения в это первое утро.
Как девяносто девять американцев из ста, они остановили свой выбор на Вестминстерском аббатствеnote 105, и действительно, на свежий взгляд тех, кто приезжает в Европу с континента, все еще именующего себя Новым Светом, нет в Англии, среди всех ее потемневших от времени великолепных древностей, ничего более заслуживающего внимания и более впечатляющего. В аббатство они и направились и бродили там до тех пор, пока миссис Эш не объявила, что падает от усталости.
— Если вы не отведете меня домой и не дадите мне поесть, — сказала она, — я упаду на одну из этих каменных тумб и так на ней и останусь. И потом меня будут демонстрировать посетителям как «хизображение» кого-то, имеющего отношение к древнейшей истории Англии.
Так что Кейти пришлось оторваться от созерцания капеллы Генриха VII и Уголка Поэтовnote 106 и оторвать Эми от созерцания необычного маленького надгробия в виде колыбели с мраморной фигуркой младенца в ней. Это надгробие очень понравилось Эми, и ее удалось утешить, лишь пообещав, что скоро они снова придут к нему и она сможет рассматривать его сколько захочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135