— Она даже не спустилась вниз. Она только выглянула в окно и сказала: «До свидания, Эми! Веди себя хорошо и не доставляй хлопот мисс Карр» — и отошла от окна. Раньше я никогда никуда не уходила, не поцеловав маму на прощание.
— Мама не стала целовать тебя, так как боялась, что может заразить тебя скарлатиной, — объяснила Кейти, в свою очередь выступая в роли утешительницы. — Она не поцеловала тебя не потому, что забыла. Я думаю, ей было еще тяжелее, чем тебе. Ее главная забота — чтобы ты не заболела, как заболел твой кузен Уолтер. Она готова на все, лишь бы этого не произошло. А как только Уолтер поправится, она поцелует тебя — десятки раз, вот увидишь! Пока же она говорит вот в этой записке, что ты должна каждый день писать ей маленькое письмо, а она будет спускать из окна на веревочке корзинку, в которую мы с тобой будем бросать наши письма. А потом, стоя у калитки, мы будем смотреть, как она поднимает эту корзинку. Как это будет забавно, правда? Мы будем играть в то, что ты моя маленькая дочка и что у тебя есть настоящая мама и «мама понарошку».
— А спать я буду вместе с вами? — спросила Эми.
— Да, вот в той постели.
— Красивая постель, — объявила Эми после того, как с минуту очень серьезно рассматривала кровать Кловер. — И вы будете каждое утро рассказывать мне сказку?
— Если ты не станешь будить меня слишком рано. До семи часов сказки у меня всегда бывают сонные… Давай-ка посмотрим, что Эллен сложила в этот мешок, а потом я отведу тебе несколько ящиков комода, и мы уберем туда твои вещи.
Мешок был набит хорошенькими платьицами и нижним бельем, в спешке засунутыми кое-как и вперемешку. Кейти вынимала вещи из мешка, пальцами разглаживала складки и расправляла примятые оборки. Когда она приподняла последнюю юбку, Эми с радостным криком налетела на что-то, лежавшее внизу.
— Это Мария-Матильда! — воскликнула она. — Я так рада! Я боялась, что Эллен забудет о ней и бедная крошка не будет знать, что и подумать, когда я и ее маленькая сестра так долго не будем навещать ее. Понимаете, у нее была корь и она лежала на дальней полке в кладовой, так что никто не услышал бы ее, как бы громко она ни кричала.
— Какое у нее красивое личико! — сказала Кейти, взяв куклу из рук Эми.
— Да, но не такое красивое, как у Мейбл. Мисс Апем говорит, что Мейбл — самый красивый ребенок из всех, каких она только видела. Вот посмотрите, мисс Кловер. — И Эми взяла другую куклу со стола, куда положила ее, когда вошла. — У нее прелестные глаза, правда? Она старше Марии-Матильды и поэтому знает гораздо больше. Она уже начала учить французские глаголы!
— Да что ты! Какие же?
— Пока только j'aime, tu aimes, il aime note 64— то же самое, что наш класс учит в школе. За другие она не бралась. Иногда она произносит их совсем неплохо, но иногда так бестолкова, что мне приходится ее бранить. — К этому времени Эми уже успела снова прийти в хорошее настроение.
— У тебя есть только эти две куклы?
— Ах, пожалуйста, не называйте их так! — с настойчивостью в голосе попросила Эми. — Это их ужасно обижает. Я никогда не даю им понять, что они куклы. Они думают, что они настоящие дети. И только иногда, когда они уж очень плохо себя ведут, я в наказание употребляю это слово. У меня есть еще несколько детей. Среди них старая Ragazza note 65. Это имя ей дал мой дядя. Она тряпичнаяnote 66, но у нее такой тяжелый ревматизм, что я больше с ней не играю; я лишь даю лекарство. А еще есть Эффи Динзnote 67, у нее только одна нога, и Мопса-волшебницаnote 68, она совсем маленькая и сделана из фарфора, и Пег Линкин-вадди — но она не в счет, потому что развалилась на части.
— Какие необычные имена у твоих детей! — заметила Элси, вошедшая в комнату во время этого любопытного перечисления.
— Да; имена им дал дядя Нед. Он очень чудной дядя, но милый, и всегда так интересуется моими детьми!
— А вот и папа! — воскликнула Кейти и побежала вниз, чтобы встретить его.
— Правильно ли я поступила? — с тревогой спросила она, после того как рассказала обо всем отцу.
— Да, дорогая, совершенно правильно, — ответил доктор Карр. — Надеюсь только, что Эми забрали вовремя. Я сейчас же пойду повидать миссис Эш и осмотреть мальчика. И еще, Кейти, — держись подальше от меня, когда я вернусь, и не подпускай ко мне других, пока я не переоденусь.
Удивительно, как быстро и как легко человеческие существа привыкают ко всякому новому положению вещей. Когда в дом нежданно приходит болезнь или горе, или случается пожар, или дом разрушает торнадо, за этим следует несколько часов или дней беспорядка и растерянности, но потом люди собираются с духом, с мыслями и берутся за дело. И если их жилище разрушено, они разбирают развалины, перестраивают, чинят — подобно тому как муравьи, чей муравейник растоптан, немного побегав, точно безумные, вокруг руин, начинают все вместе восстанавливать свое маленькое конусообразное сооружение, столь важное в их глазах. Проходит совсем немного времени, и перемены, которые поначалу казались такими печальными и странными, становятся чем-то привычным и обыкновенным и больше не вызывают у нас удивления.
Через несколько дней Каррам уже казалось, что Эми всегда жила у них. Необходимость избегать встречи с папой, пока он не переоденется после своего ежедневного визита к больному, уроки Эми и игры с ней, ее утренний и вечерний туалет, прогулки с «мамой понарошку», записочки, бросаемые в корзинку, — все это представлялось частью порядка вещей, который имел место долго-долго и которого, если бы все вдруг стало по-прежнему, каждому из них стало бы не хватать.
Но все отнюдь не сделалось вдруг по-прежнему. Болезнь маленького Уолтера оказалась тяжелой, а уже начав поправляться, он случайно простудился, и ему снова стало хуже. Были даже некоторые очень серьезные симптомы, и в течение нескольких дней доктор Карр не был уверен, что все обойдется благополучно. Дома он ничего не говорил о своих опасениях, но сохранял молчание и веселое лицо, как это умеют доктора. И только Кейти, которая была более близка с отцом, чем все остальные, догадывалась, что в соседнем доме события принимают угрожающий характер, но она была слишком хорошо приучена к подобным ситуациям, чтобы задавать вопросы. Пугающие симптомы, однако, исчезли, и маленький Уолтер стал медленно поправляться, но это было долгое выздоровление, и, прежде чем на щеках племянника появился румянец, миссис Эш сделалась худой и бледной. Не было никого, кому бы она могла перепоручить заботу о ребенке. Мать Уолтера давно умерла, а отцу, перегруженному работой коммерсанту, едва удавалось найти время, чтобы раз в неделю навестить сына; дома у мальчика не было никого, кроме экономки, которой миссис Эш не вполне доверяла. Так что добрая тетушка отказывала себе в удовольствии видеть собственного ребенка и отдавала все свои силы и время Уолтеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Мама не стала целовать тебя, так как боялась, что может заразить тебя скарлатиной, — объяснила Кейти, в свою очередь выступая в роли утешительницы. — Она не поцеловала тебя не потому, что забыла. Я думаю, ей было еще тяжелее, чем тебе. Ее главная забота — чтобы ты не заболела, как заболел твой кузен Уолтер. Она готова на все, лишь бы этого не произошло. А как только Уолтер поправится, она поцелует тебя — десятки раз, вот увидишь! Пока же она говорит вот в этой записке, что ты должна каждый день писать ей маленькое письмо, а она будет спускать из окна на веревочке корзинку, в которую мы с тобой будем бросать наши письма. А потом, стоя у калитки, мы будем смотреть, как она поднимает эту корзинку. Как это будет забавно, правда? Мы будем играть в то, что ты моя маленькая дочка и что у тебя есть настоящая мама и «мама понарошку».
— А спать я буду вместе с вами? — спросила Эми.
— Да, вот в той постели.
— Красивая постель, — объявила Эми после того, как с минуту очень серьезно рассматривала кровать Кловер. — И вы будете каждое утро рассказывать мне сказку?
— Если ты не станешь будить меня слишком рано. До семи часов сказки у меня всегда бывают сонные… Давай-ка посмотрим, что Эллен сложила в этот мешок, а потом я отведу тебе несколько ящиков комода, и мы уберем туда твои вещи.
Мешок был набит хорошенькими платьицами и нижним бельем, в спешке засунутыми кое-как и вперемешку. Кейти вынимала вещи из мешка, пальцами разглаживала складки и расправляла примятые оборки. Когда она приподняла последнюю юбку, Эми с радостным криком налетела на что-то, лежавшее внизу.
— Это Мария-Матильда! — воскликнула она. — Я так рада! Я боялась, что Эллен забудет о ней и бедная крошка не будет знать, что и подумать, когда я и ее маленькая сестра так долго не будем навещать ее. Понимаете, у нее была корь и она лежала на дальней полке в кладовой, так что никто не услышал бы ее, как бы громко она ни кричала.
— Какое у нее красивое личико! — сказала Кейти, взяв куклу из рук Эми.
— Да, но не такое красивое, как у Мейбл. Мисс Апем говорит, что Мейбл — самый красивый ребенок из всех, каких она только видела. Вот посмотрите, мисс Кловер. — И Эми взяла другую куклу со стола, куда положила ее, когда вошла. — У нее прелестные глаза, правда? Она старше Марии-Матильды и поэтому знает гораздо больше. Она уже начала учить французские глаголы!
— Да что ты! Какие же?
— Пока только j'aime, tu aimes, il aime note 64— то же самое, что наш класс учит в школе. За другие она не бралась. Иногда она произносит их совсем неплохо, но иногда так бестолкова, что мне приходится ее бранить. — К этому времени Эми уже успела снова прийти в хорошее настроение.
— У тебя есть только эти две куклы?
— Ах, пожалуйста, не называйте их так! — с настойчивостью в голосе попросила Эми. — Это их ужасно обижает. Я никогда не даю им понять, что они куклы. Они думают, что они настоящие дети. И только иногда, когда они уж очень плохо себя ведут, я в наказание употребляю это слово. У меня есть еще несколько детей. Среди них старая Ragazza note 65. Это имя ей дал мой дядя. Она тряпичнаяnote 66, но у нее такой тяжелый ревматизм, что я больше с ней не играю; я лишь даю лекарство. А еще есть Эффи Динзnote 67, у нее только одна нога, и Мопса-волшебницаnote 68, она совсем маленькая и сделана из фарфора, и Пег Линкин-вадди — но она не в счет, потому что развалилась на части.
— Какие необычные имена у твоих детей! — заметила Элси, вошедшая в комнату во время этого любопытного перечисления.
— Да; имена им дал дядя Нед. Он очень чудной дядя, но милый, и всегда так интересуется моими детьми!
— А вот и папа! — воскликнула Кейти и побежала вниз, чтобы встретить его.
— Правильно ли я поступила? — с тревогой спросила она, после того как рассказала обо всем отцу.
— Да, дорогая, совершенно правильно, — ответил доктор Карр. — Надеюсь только, что Эми забрали вовремя. Я сейчас же пойду повидать миссис Эш и осмотреть мальчика. И еще, Кейти, — держись подальше от меня, когда я вернусь, и не подпускай ко мне других, пока я не переоденусь.
Удивительно, как быстро и как легко человеческие существа привыкают ко всякому новому положению вещей. Когда в дом нежданно приходит болезнь или горе, или случается пожар, или дом разрушает торнадо, за этим следует несколько часов или дней беспорядка и растерянности, но потом люди собираются с духом, с мыслями и берутся за дело. И если их жилище разрушено, они разбирают развалины, перестраивают, чинят — подобно тому как муравьи, чей муравейник растоптан, немного побегав, точно безумные, вокруг руин, начинают все вместе восстанавливать свое маленькое конусообразное сооружение, столь важное в их глазах. Проходит совсем немного времени, и перемены, которые поначалу казались такими печальными и странными, становятся чем-то привычным и обыкновенным и больше не вызывают у нас удивления.
Через несколько дней Каррам уже казалось, что Эми всегда жила у них. Необходимость избегать встречи с папой, пока он не переоденется после своего ежедневного визита к больному, уроки Эми и игры с ней, ее утренний и вечерний туалет, прогулки с «мамой понарошку», записочки, бросаемые в корзинку, — все это представлялось частью порядка вещей, который имел место долго-долго и которого, если бы все вдруг стало по-прежнему, каждому из них стало бы не хватать.
Но все отнюдь не сделалось вдруг по-прежнему. Болезнь маленького Уолтера оказалась тяжелой, а уже начав поправляться, он случайно простудился, и ему снова стало хуже. Были даже некоторые очень серьезные симптомы, и в течение нескольких дней доктор Карр не был уверен, что все обойдется благополучно. Дома он ничего не говорил о своих опасениях, но сохранял молчание и веселое лицо, как это умеют доктора. И только Кейти, которая была более близка с отцом, чем все остальные, догадывалась, что в соседнем доме события принимают угрожающий характер, но она была слишком хорошо приучена к подобным ситуациям, чтобы задавать вопросы. Пугающие симптомы, однако, исчезли, и маленький Уолтер стал медленно поправляться, но это было долгое выздоровление, и, прежде чем на щеках племянника появился румянец, миссис Эш сделалась худой и бледной. Не было никого, кому бы она могла перепоручить заботу о ребенке. Мать Уолтера давно умерла, а отцу, перегруженному работой коммерсанту, едва удавалось найти время, чтобы раз в неделю навестить сына; дома у мальчика не было никого, кроме экономки, которой миссис Эш не вполне доверяла. Так что добрая тетушка отказывала себе в удовольствии видеть собственного ребенка и отдавала все свои силы и время Уолтеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135