Глава 5
На сеновале
— Ну и ну! — сказала мисс Петингил, опустив шитье. — Ох уж эти дети! Ничего подобного не видела! Да что же это такое они затевают?
Мисс Петингил сидела в маленькой комнатке, выходившей окнами на задний двор. Она всегда занимала ее, когда на неделю поселялась в доме Карров, чтобы помочь починить и переделать старую одежду. Это была милейшая и забавнейшая старушка из всех, какие когда-либо зарабатывали на жизнь поденным шитьем. У нее было круглое лицо, наводившее на мысль о хорошо испеченном яблоке, — столько на нем было веселых морщинок и добродушных складочек. Она была маленькой и худенькой, носила чепчик и накладную челку из искусственных волос, цветом напоминавших очень запыленную спину ньюфаундлендаnote 9. Зрение у нее было слабое, и ей приходилось носить очки, но, несмотря на это, она была отличной швеей. Все любили мисс Петингил, хотя тетя Иззи и сказала однажды, что язык у старушки «подвешен посредине». Тетя Иззи выразилась так в минуту раздражения и, разумеется, никак не ожидала, что Фил сразу же пойдет и попросит мисс Петингил «высунуть язык». Старушка любезно откликнулась на его просьбу, а остальные дети столпились вокруг них, чтобы поглядеть. Всем показалось, что язык ничем не отличается от других языков, но Фил упорно искал в нем чего-нибудь необыкновенного; ведь что-то должно быть, раз он подвешен таким странным образом!
Куда бы ни отправлялась мисс Петингил, все ее сокровища были при ней. Дети любили смотреть, как она распаковывает в день приезда свои вещи, — это было почти как сказка или цирк. Мисс Петингил очень боялась грабителей и иногда лежала без сна далеко за полночь, прислушиваясь, не лезут ли они в дом. Ничто на свете не могло заставить ее отправиться куда-либо, не взяв с собой то, что она называла своим «столовым серебром». Это пышное название относилось к шести чайным ложечкам, очень старым, тонким, острым и блестящим, и ножу для масла, надпись на ручке которого разъясняла, что это было «Подношение в знак благодарности за спасение жизни семилетнего Итуриела Джобсона, пораженного флегмонозной ангиной». Мисс Петингил очень гордилась своим ножом. Он и ложечки путешествовали с ней в маленькой корзинке, висевшей у нее на локте. Мисс Петингил никогда не оставляла эту корзинку вне поля зрения, даже когда члены семейства, на которое она работала, были наичестнейшими людьми на свете.
Мисс Петингил никогда не отправлялась в путь не только без корзинки со столовым серебром, но и без Тома, своего пестрого кота. Том был красавцем и знал свою силу; он правил старушкой железной рукой и всегда занимал кресло-качалку, где таковое было. Неважно, говорила хозяевам мисс Петингил, где будет сидеть она, но Том очень нежное создание, и ему непременно должно быть удобно. Большая семейная Библия, красная, из мериносовой шерсти, подушечка для булавок, гравированные портреты старых мистера и миссис Петингил и Питера Петингила, который утонул в море, и фотографии миссис Портер, в девичестве Марши Петингил, ее мужа и всех их детей также всегда сопровождали мисс Петингил. Возила она с собой и множество маленьких коробочек и баночек с лекарствами домашнего изготовления, а также пузырьков и бутылочек, наполненных травяными чаями. Не имея всего этого под рукой, мисс Петингил не смогла бы заснуть, ведь, как объясняла она, кто знает, не заболеет ли она «вдруг» чем-нибудь и не приведет ли отсутствие маленькой дозы имбирного бальзама или мятной настойки к скоропостижной смерти?
Мисс Петингил часто приглашали в дом доктора Карра, и она хорошо знала, какой ужасный шум вечно поднимают дети доктора, поэтому только нечто совершенно из ряда вон выходящее могло заставить ее, как на этот раз, бросить работу и подскочить к окну. Гвалт во дворе действительно был поистине потрясающим: Дорри кричал «ура», слышался топот ног и пронзительные радостные возгласы. Выглянув в окно, мисс Петингил увидела, как все шестеро — нет, семеро, так как Сиси тоже была здесь, — вереницей появились из двери дровяного сарая — впрочем, это была даже не дверь, а просто высокий проем в стене — и помчались с криками через двор. Их возглавляла Кейти, которая несла большую черную бутылку без пробки, а остальные держали в каждой руке что-то похожее на печенье.
— Кэт-рин! Кэт-рин! — пронзительно закричала мисс Петингил, громко застучав в оконное стекло. — Разве ты не видишь, что идет дождь! Как тебе не стыдно тащить во двор всех братишек и сестренок, чтобы они вымокли!
Но никто не слышал ее; пробежав через двор, дети исчезли в другом сарае, где ничего не было видно, кроме мелькающих панталончиков, которые поднимались вверх по тому, что издали казалось лестницей в задней части сарая. С недовольным брюзжанием мисс Петингил втянула голову в плечи, водрузила на нос очки и снова принялась за починку принадлежавшего Кейти платья из шерстяной шотландки, на переднем полотнище которого были две огромные поперечные зигзагообразные прорехи. Как ни странно, но платья Кейти всегда рвались именно в этом месте!
Если бы глаза мисс Петингил были немного позорче, она увидела бы, что дети поднимались вовсе не по лестнице, а по высокому деревянному столбу, в который на расстоянии фута друг от друга были вбиты гвозди. Чтобы шагнуть с одного гвоздя на другой, нужно было высоко задрать ногу, и младшие могли подняться наверх только благодаря тому, что снизу их усердно подталкивали Кловер и Сиси, а сверху, протянув им руку, тащила Кейти. Наконец все благополучно оказались наверху, в восхитительном укромном месте, которое я собираюсь описать.
Представьте себе темный сеновал с низким потолком и без окон; свет проникает лишь через квадратное отверстие в полу, куда ведет утыканный гвоздями столб. Сильно пахнет кукурузными початками, хотя кукурузу уже убрали; по углам множество пыли и паутины, на досках несколько мокрых пятен, так как крыша немного протекает.
Таким было то место, которое по какой-то неизвестной мне причине дети доктора Карра предпочитали любому другому в дождливые субботние дни, когда нельзя было играть на открытом воздухе. Тетя Иззи, вероятно, не меньше меня была озадачена столь странным вкусом. Когда сама она была маленькой (это было в столь далекие времена, что ее племянники и племянницы не очень в это верили), у нее не было подобных странных склонностей — залезать во всевозможные дырки, углы и прочие потайные, укромные местечки. Она охотно запретила бы детям лазить на сеновал, но доктор Карр уже дал свое разрешение, так что все, что ей оставалось, это сочинять истории о детях, которые переломали себе кости разными ужасными способами, когда лазили по столбам и приставным лестницам. Но эти рассказы не производили должного впечатления ни на одного из детей, кроме маленького Фила, и своевольный выводок продолжал в том же духе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135