А лесбиянство – это что-то новое в твоем репертуаре, и ты схватилась за него, как за воздушный шарик. Почему бы тебе прямо не признаться, что ты хорошая, полноценная нимфоманка?
Малага закрыла глаза и откинулась на стуле.
– На самом деле я не нимфоманка. В детстве меня изнасиловал… родственник. И с тех пор все для меня смешалось. Я не могу получить удовлетворение от мужчины, если он хоть чем-нибудь не напоминает мне о нем, о насильнике. Я продолжаю искать его, чтобы убить, и еще… Я хочу, чтобы он снова меня изнасиловал.
Чендлер грустно покачал головой.
– Дорогая, тебе следовало бы придумать что-нибудь поинтереснее, а то ведь все это ты вычитала в книжках. Кстати, и о детских борделях тоже.
Малага медленно открыла глаза.
– Эти книжки, как ты изволил выразиться, – голос ее дрожал, – они написаны обо мне. Очень много книг написано обо мне.
Лицо Чендлера искривила улыбка.
– Ах да, Фанни Хилл, я вас как-то сразу не узнал.
Малага вспыхнула.
– Чендлер, ты бессердечный, у тебя нет души. Ты ведь знаешь мою трагедию, прекрасно знаешь. О моем ребенке, моей маленькой доченьке. Она родилась мертвой.
За столом стало тихо, совсем тихо. Затем прокашлялся Джереми.
– Малага, дорогая, ну зачем тебе эти грустные воспоминания?
Малага со злостью раздавила окурок в пепельнице и, отшвырнув стул, встала.
– Вы все мне противны, – рявкнула она. – Я пошла спать. Пьяная и одинокая. До чего паскудно!
Она двинулась через зал, надменно неся голову, а молодой араб в кремовой джеллабе не отрывал от нее восхищенных глаз.
Чендлер усмехнулся.
– Сегодня Малага включила четвертую скорость.
Он посмотрел через стол на Карлотту и Изобель.
– Не надо обращать на нее внимания. Алкоголь воспламеняет ее воображение.
Карлотта встала.
– Она очень забавна, если условиться не принимать ее всерьез. Но я тоже должна идти. Вы идете, Изобель?
Тут поднялся Джереми.
– Я тоже собираюсь идти. Я провожу вас обеих, прослежу, чтобы вас по дороге не изнасиловали.
Изобель хихикнула.
– Ой, Джереми. Я вижу, Малага на вас плохо повлияла. – Она подала руку. – Помогите мне встать. Я так устала.
Они медленно направилась к выходу. На этаже вначале остановились у дверей Карлотты. Она отперла дверь и улыбнулась.
– Спокойной вам ночи. Встретимся утром. С вами, Изобель, все в порядке? Может быть, мне зайти к вам, помочь? Заказать теплого молока, или еще чего?
– Нет, нет! – слишком резко возразила Изобель, но быстро оправилась и любезно улыбнулась. – Вам не следует так нянчиться со мной, милочка. Мне надо приучаться самой следить за собой. Спокойной ночи, дорогая.
Дверь за Карлоттой закрылась, и они двинулись дальше, к номеру Изобель. Она отперла дверь и посмотрела на Джереми.
– Так не хочется входить в пустое помещение. Может быть, вы зайдете, пропустим по рюмочке на ночь?
Джереми замотал головой.
– Мне жаль вас, Изобель, но я никак не могу. Надо еще вывести Бриджит на прогулку. Она, наверное, там уже места себе не находит. Как-нибудь в другой раз. Хорошего вам сна. Спокойной ночи.
Она вошла в номер, а Джереми направился к лифту. Нажимая кнопку, он на секунду задержался. Вот ведь незадача! Совсем забыл напомнить Карлотте, что он назначил Ади завтра на десять утра.
Изобель стояла у двери и прислушивалась к шагам в коридоре. Вот сукин сын! Наверное, решил вернуться к Карлотте. Она чуть-чуть приоткрыла дверь.
У двери Карлотты стоял Джереми и стучал, затем дверь отворилась. Джереми оглянулся. Изобель быстро закрыла дверь и в ярости прошествовала в центр гостиной. Брови сдвинуты, губы сжаты.
– Ах ты стерва, – громко изрекла она, – низкая, хитрая стерва! Ты у меня получишь. Да я…
Почти инстинктивно она потянулась за бутылкой виски и наполнила бокал.
* * *
Чендлер посмотрел на Френки.
– Если вам по душе разгульная жизнь, я бы мог вас пригласить в один из местных ночных клубов послушать заштатный ансамбль из Алжира. Они называют себя «Лос Битлз». Казино, к сожалению, закрыто на переучет.
Френки отрицательно замотала головой.
– Ну, это для меня уже слишком. Пойду лучше спать.
Чендлер встал.
– Хорошо, девочка. Я вас провожу. Какой у вас номер?
– Сто семнадцатый.
– Как раз напротив моего.
Он взял ее за руку, и они пошли вдоль коридора. У дверей своего номера он задержался.
– У меня в чемодане завалялась бутылка скотча. Хотите продегустировать?
Она вопросительно посмотрела на него своими огромными карими глазами.
– А я думала вы пригласите меня посмотреть вашу коллекцию гравюр?
Он приподнял ее подбородок.
– Я бы с огромным удовольствием показал вам мои гравюры, но сейчас, я думаю, скотч более уместен.
Она продолжала смотреть на него, не мигая, а затем, как будто приняв какое-то решение, улыбнулась.
– Ну что ж. Почему бы и нет? Тем более, что ужасно хочется пить.
Он открыл дверь и включил свет. Она сразу же прошла на балкон и, положив локти на деревянные перила, застыла.
Серебристый апельсин луны был уже почти не виден, и мириады звезд мерцали в черной бесконечности. С внешней стороны высокой садовой стены доносилось всхлипывание и бубнение медины.
– Арабский город, Френки, никогда не спит. Это придает ему еще большее очарование и таинственность. Хотите заглянуть за стену и посмотреть, что там творится? Давайте посмотрим.
Он включил приемник на столе. Тревожные звуки неизвестного, по-видимому, струнного инструмента, ворвались в комнату, создавая атмосферу какой-то напряженности, предчувствия чего-то неожиданного. Женский голос захлебываясь тянул заунывную нескончаемую ноту, то понижая, то повышая ее на полтона.
Он нежно обнял ее за плечи.
– Если достаточно долго вслушиваться в эту музыку, – его голос звучал мягко, задумчиво, – то начинаешь слышать мелодию. Но мелодию слишком тонкую для нашего европейского уха. Песни эти очень печальные, о несчастной любви, о разбитом сердце. А как вы, Френки? Начинаете чувствовать что-нибудь?
Она глубоко вздохнула. Как-то странно вздохнула. Тело ее внезапно напряглось.
– Нет, для меня это только бессмысленный скулеж.
Чендлер в задумчивости разглядывал ее профиль.
– А как насчет того, чтобы выпить? В термосе у меня вода со льдом, но я не думаю, что она достаточно холодна. Пожалуй, я сейчас позвоню и закажу еще льда.
Она рывком сбросила его руки со своих плеч, продолжая всматриваться в глубину сада. Он ждал ответа. Было слышно только бухтение медины и треск цикад. Внезапно она резко повернулась к нему.
– Не нужна мне твоя паршивая выпивка. Я хочу, – тут она сделала глубокий вздох, – я хочу, чтобы ты взял меня, поимел меня, трахнул меня. Понял? Но не так, как ты занимался этим до сих пор. Не так!
Он глядел на нее, не веря своим глазам и ушам. Она нащупала сзади молнию на платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Малага закрыла глаза и откинулась на стуле.
– На самом деле я не нимфоманка. В детстве меня изнасиловал… родственник. И с тех пор все для меня смешалось. Я не могу получить удовлетворение от мужчины, если он хоть чем-нибудь не напоминает мне о нем, о насильнике. Я продолжаю искать его, чтобы убить, и еще… Я хочу, чтобы он снова меня изнасиловал.
Чендлер грустно покачал головой.
– Дорогая, тебе следовало бы придумать что-нибудь поинтереснее, а то ведь все это ты вычитала в книжках. Кстати, и о детских борделях тоже.
Малага медленно открыла глаза.
– Эти книжки, как ты изволил выразиться, – голос ее дрожал, – они написаны обо мне. Очень много книг написано обо мне.
Лицо Чендлера искривила улыбка.
– Ах да, Фанни Хилл, я вас как-то сразу не узнал.
Малага вспыхнула.
– Чендлер, ты бессердечный, у тебя нет души. Ты ведь знаешь мою трагедию, прекрасно знаешь. О моем ребенке, моей маленькой доченьке. Она родилась мертвой.
За столом стало тихо, совсем тихо. Затем прокашлялся Джереми.
– Малага, дорогая, ну зачем тебе эти грустные воспоминания?
Малага со злостью раздавила окурок в пепельнице и, отшвырнув стул, встала.
– Вы все мне противны, – рявкнула она. – Я пошла спать. Пьяная и одинокая. До чего паскудно!
Она двинулась через зал, надменно неся голову, а молодой араб в кремовой джеллабе не отрывал от нее восхищенных глаз.
Чендлер усмехнулся.
– Сегодня Малага включила четвертую скорость.
Он посмотрел через стол на Карлотту и Изобель.
– Не надо обращать на нее внимания. Алкоголь воспламеняет ее воображение.
Карлотта встала.
– Она очень забавна, если условиться не принимать ее всерьез. Но я тоже должна идти. Вы идете, Изобель?
Тут поднялся Джереми.
– Я тоже собираюсь идти. Я провожу вас обеих, прослежу, чтобы вас по дороге не изнасиловали.
Изобель хихикнула.
– Ой, Джереми. Я вижу, Малага на вас плохо повлияла. – Она подала руку. – Помогите мне встать. Я так устала.
Они медленно направилась к выходу. На этаже вначале остановились у дверей Карлотты. Она отперла дверь и улыбнулась.
– Спокойной вам ночи. Встретимся утром. С вами, Изобель, все в порядке? Может быть, мне зайти к вам, помочь? Заказать теплого молока, или еще чего?
– Нет, нет! – слишком резко возразила Изобель, но быстро оправилась и любезно улыбнулась. – Вам не следует так нянчиться со мной, милочка. Мне надо приучаться самой следить за собой. Спокойной ночи, дорогая.
Дверь за Карлоттой закрылась, и они двинулись дальше, к номеру Изобель. Она отперла дверь и посмотрела на Джереми.
– Так не хочется входить в пустое помещение. Может быть, вы зайдете, пропустим по рюмочке на ночь?
Джереми замотал головой.
– Мне жаль вас, Изобель, но я никак не могу. Надо еще вывести Бриджит на прогулку. Она, наверное, там уже места себе не находит. Как-нибудь в другой раз. Хорошего вам сна. Спокойной ночи.
Она вошла в номер, а Джереми направился к лифту. Нажимая кнопку, он на секунду задержался. Вот ведь незадача! Совсем забыл напомнить Карлотте, что он назначил Ади завтра на десять утра.
Изобель стояла у двери и прислушивалась к шагам в коридоре. Вот сукин сын! Наверное, решил вернуться к Карлотте. Она чуть-чуть приоткрыла дверь.
У двери Карлотты стоял Джереми и стучал, затем дверь отворилась. Джереми оглянулся. Изобель быстро закрыла дверь и в ярости прошествовала в центр гостиной. Брови сдвинуты, губы сжаты.
– Ах ты стерва, – громко изрекла она, – низкая, хитрая стерва! Ты у меня получишь. Да я…
Почти инстинктивно она потянулась за бутылкой виски и наполнила бокал.
* * *
Чендлер посмотрел на Френки.
– Если вам по душе разгульная жизнь, я бы мог вас пригласить в один из местных ночных клубов послушать заштатный ансамбль из Алжира. Они называют себя «Лос Битлз». Казино, к сожалению, закрыто на переучет.
Френки отрицательно замотала головой.
– Ну, это для меня уже слишком. Пойду лучше спать.
Чендлер встал.
– Хорошо, девочка. Я вас провожу. Какой у вас номер?
– Сто семнадцатый.
– Как раз напротив моего.
Он взял ее за руку, и они пошли вдоль коридора. У дверей своего номера он задержался.
– У меня в чемодане завалялась бутылка скотча. Хотите продегустировать?
Она вопросительно посмотрела на него своими огромными карими глазами.
– А я думала вы пригласите меня посмотреть вашу коллекцию гравюр?
Он приподнял ее подбородок.
– Я бы с огромным удовольствием показал вам мои гравюры, но сейчас, я думаю, скотч более уместен.
Она продолжала смотреть на него, не мигая, а затем, как будто приняв какое-то решение, улыбнулась.
– Ну что ж. Почему бы и нет? Тем более, что ужасно хочется пить.
Он открыл дверь и включил свет. Она сразу же прошла на балкон и, положив локти на деревянные перила, застыла.
Серебристый апельсин луны был уже почти не виден, и мириады звезд мерцали в черной бесконечности. С внешней стороны высокой садовой стены доносилось всхлипывание и бубнение медины.
– Арабский город, Френки, никогда не спит. Это придает ему еще большее очарование и таинственность. Хотите заглянуть за стену и посмотреть, что там творится? Давайте посмотрим.
Он включил приемник на столе. Тревожные звуки неизвестного, по-видимому, струнного инструмента, ворвались в комнату, создавая атмосферу какой-то напряженности, предчувствия чего-то неожиданного. Женский голос захлебываясь тянул заунывную нескончаемую ноту, то понижая, то повышая ее на полтона.
Он нежно обнял ее за плечи.
– Если достаточно долго вслушиваться в эту музыку, – его голос звучал мягко, задумчиво, – то начинаешь слышать мелодию. Но мелодию слишком тонкую для нашего европейского уха. Песни эти очень печальные, о несчастной любви, о разбитом сердце. А как вы, Френки? Начинаете чувствовать что-нибудь?
Она глубоко вздохнула. Как-то странно вздохнула. Тело ее внезапно напряглось.
– Нет, для меня это только бессмысленный скулеж.
Чендлер в задумчивости разглядывал ее профиль.
– А как насчет того, чтобы выпить? В термосе у меня вода со льдом, но я не думаю, что она достаточно холодна. Пожалуй, я сейчас позвоню и закажу еще льда.
Она рывком сбросила его руки со своих плеч, продолжая всматриваться в глубину сада. Он ждал ответа. Было слышно только бухтение медины и треск цикад. Внезапно она резко повернулась к нему.
– Не нужна мне твоя паршивая выпивка. Я хочу, – тут она сделала глубокий вздох, – я хочу, чтобы ты взял меня, поимел меня, трахнул меня. Понял? Но не так, как ты занимался этим до сих пор. Не так!
Он глядел на нее, не веря своим глазам и ушам. Она нащупала сзади молнию на платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79