Затем
прошел в гостиную, встал у окна, откинул в сторону занавеску и выглянул в
окно на соседний дом Демарджонов.
- Эван? - Кэй звала его из кухни. - Ты где?
Он не ответил, оцепенело думая, что она пытается не выпускать его из
поля зрения, как и Лори. Подъезд к дому Демарджонов был с другой стороны,
и в следующее мгновение он увидел их машину, белую "Хонду", повернувшую в
направлении Круга. В машине был только один человек.
И пока Эван смотрел, ему показалось, что он видит тень, движущуюся в
одном из окон, выходящих в сторону его дома. Передвигающуюся медленно и с
усилием. В кресле-каталке.
- Эван? - позвала Кэй, в ее голосе едва скрывалась нотка
беспокойства.
- Я в гостиной, - сказал он. И она умолкла.
Эван услышал, как Лори что-то спрашивает о том, сколько детей будет в
дневном воспитательном центре. Кэй ответила, что не знает, но уверена, что
они все будут хорошие.
Тень исчезла из окна. Эван отвернулся.
Снаружи в палисаднике среди раскачивающихся веток вяза начала петь
птица. Трель пронеслась по Мак-Клейн-террас и затем провалилась в тишину.
7. ЗАКОН В ВИФАНИИНОМ ГРЕХЕ
В полдень Орен Вайсингер свернул на своей бело-синей патрульной
машине марки "Олдсмобиль" с Фредония-стрит на автостоянку у
"Макдональдса". Из-под краешка своей шляпы он видел, что некоторые люди
перестали есть, чтобы посмотреть на него. Убедившись что стеклянный плафон
на крыше машины не вращается и не вспыхивает синим светом, они вернулись к
своим обедам. Это чувство власти сделало счастливым Орена Вайсингера,
напомнив ему, что он - важная персона. Возможно, самая важная персона в
деревне. Он медленно объехал вокруг ресторана, разглядывая машины,
припаркованные в специальные желтые загончики. Номера в основном были
местные. Здесь стояла также красная спортивная машина, которую он не
узнал; кто-то выехал на прогулку; вероятно, какой-нибудь молодой парень из
Спэнглера или Бэрнсборо пытается подцепить девочек. Он припарковал свою
машину и несколько минут наблюдал за этой красной штучкой. Через некоторое
время мальчишка-подросток и девушка, оба в синих джинсах, она - в блузке с
хомутиком, он - в белой рубашке с коротким рукавом, вышли из ресторана и
сели в машину. Мальчишка заметил Вайсингера и кивнул ему, а Вайсингер
приставил палец к полям своей шляпы. Спортивная машина медленно выехала с
автостоянки, но у Вайсингера было смутное чувство, что мальчишка выберется
на магистраль 219 и покатит словно дьявол, которому воткнули вилы в
задницу.
Орену Вайсингеру было сорок шесть лет. У него было лицо, огрубевшее
от ветра, раскосые линии окружали глаза, такие темно-коричневые, почти
черные. Морщинки, трещины и углубления в коже выглядели словно высохшие
русла рек. Седые коротко остриженные баки, спускавшиеся из-под шляпы,
выглядели так, словно были густо посыпаны солью и перцем. Его скрюченный
нос казался еще более скрюченным из-за большой костяной шишки на
переносице. Три года назад во время драки в "Крике Петуха" ему угодили
туда бутылкой из-под пива. Он казался бдительным, осторожным и опасным,
недоверчивым к незнакомцам и яростно защищающим Вифаниин Грех. Потому что
в этом заключалась его работа, как шерифа. На обеих морщинистых руках
ногти были обкусаны до мяса.
Вайсингер растянулся на сиденье, полностью заполнив водительское
место своим телом ростом в шесть футов и три дюйма. При этом его витиевато
украшенная поясная пряжка задевала рулевое колесо. В половине шестого утра
в маленьком кирпичном домике на Диэр-Кросс-Лэйн он съел омлет с ветчиной и
во время утренних объездов сжевал "Фиг Ньютонз", "Крекер Джек" и выпил
пару пинт молока. Свертки и коробки лежали сзади на полу. Он вылез из
машины, прошел через автостоянку в ресторан. Он знал девушек за прилавком,
поскольку был человеком твердых привычек. Это были милые маленькие ученицы
высшей школы, две из Барнсборо и третья, самая миленькая, по имени Ким, из
Эльморы. Ким уже подготовила для него второй завтрак: три гамбургера,
жареная картошка стружкой и большая порция кока-колы. Она улыбнулась и
спросила, как он поживает. Он солгал, сказав ей, что всего час назад
приехал на полной скорости c Каулингтон. Он взял свой заказ, кивнул в знак
благодарности, сказал несколько слов людям за столиками, а затем пошел
обратно к машине. Он включил радио и, слушая переговоры дорожной полиции,
стал поглощать свой завтрак. Один из полицейских спрашивал о регистрации
на грузовичок-пикап. Коды передавались туда и обратно: статичные различные
голоса при одной передаче, вой сирены, который ни с чем не спутаешь. Он
обнаружил, что бесцельно щупает слой жира в средней части своей руки
толщиной не более чем велосипедная шина. Тем не менее это его беспокоило,
хотя сквозь жир он еще мог прощупать крепкий мускул. Когда-то мускулы и
сухожилия выступали по всему его телу словно струны пианино, и когда он
двигался, мог поклясться, что они вибрировали. Сейчас он не получал
достаточной физической нагрузки. Раньше он мог делать свои обходы пешком,
но в последние несколько лет деревня начала расширятся, и он посчитал
более практичным брать патрульную машину. Выехав на шоссе, он думал о
дорожной полиции, об этих мужчинах с крепкими мускулами в своих машинах
обтекаемой формы из метала и стекла. Они носили зеленые или окрашенные
серым солнцезащитные очки, чтобы солнечные блики от асфальта не слепили
глаза, и эти фуражки а-ля Смоки Бир, которые придавали им впечатляющие
профили. Он бы хотел быть патрульным, и много лет назад зарегистрировался
в списках, но ничего не вышло. Это из-за его склада ума, сказали ему, его
рефлексы также были слишком замедленными. Миленькая вещь для бюрократа,
чтобы сказать ее человеку, который был штатным полузащитником футбольной
команды сборной штата в Слэттери-Хай в Коунмау, его родном городе, что
примерно в семи милях к северо-востоку от Джонстауна. Замедленные
рефлексы. Вердикт. И этот вердикт насчет склада ума тоже... Когда склад
ума вообще принимался в расчет? Они поставили его в такое глупое
положение, потому что он был из провинции и не жил в Джонстауне, как
остальные. Он не понравился им, потому что его фотография и рассказ о
бывшей звезде футбола, собирающейся присоединиться к государственной
транспортной программе, был опубликован в "Коунмау Крайер". За это его и
высмеяли. Ублюдки. Вся чертова программа не стоила выеденного яйца. У него
никого не было в Коунмау, все его друзья либо умерли, либо переехали, все
отметины его отрочества сметены прогрессом и бетоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
прошел в гостиную, встал у окна, откинул в сторону занавеску и выглянул в
окно на соседний дом Демарджонов.
- Эван? - Кэй звала его из кухни. - Ты где?
Он не ответил, оцепенело думая, что она пытается не выпускать его из
поля зрения, как и Лори. Подъезд к дому Демарджонов был с другой стороны,
и в следующее мгновение он увидел их машину, белую "Хонду", повернувшую в
направлении Круга. В машине был только один человек.
И пока Эван смотрел, ему показалось, что он видит тень, движущуюся в
одном из окон, выходящих в сторону его дома. Передвигающуюся медленно и с
усилием. В кресле-каталке.
- Эван? - позвала Кэй, в ее голосе едва скрывалась нотка
беспокойства.
- Я в гостиной, - сказал он. И она умолкла.
Эван услышал, как Лори что-то спрашивает о том, сколько детей будет в
дневном воспитательном центре. Кэй ответила, что не знает, но уверена, что
они все будут хорошие.
Тень исчезла из окна. Эван отвернулся.
Снаружи в палисаднике среди раскачивающихся веток вяза начала петь
птица. Трель пронеслась по Мак-Клейн-террас и затем провалилась в тишину.
7. ЗАКОН В ВИФАНИИНОМ ГРЕХЕ
В полдень Орен Вайсингер свернул на своей бело-синей патрульной
машине марки "Олдсмобиль" с Фредония-стрит на автостоянку у
"Макдональдса". Из-под краешка своей шляпы он видел, что некоторые люди
перестали есть, чтобы посмотреть на него. Убедившись что стеклянный плафон
на крыше машины не вращается и не вспыхивает синим светом, они вернулись к
своим обедам. Это чувство власти сделало счастливым Орена Вайсингера,
напомнив ему, что он - важная персона. Возможно, самая важная персона в
деревне. Он медленно объехал вокруг ресторана, разглядывая машины,
припаркованные в специальные желтые загончики. Номера в основном были
местные. Здесь стояла также красная спортивная машина, которую он не
узнал; кто-то выехал на прогулку; вероятно, какой-нибудь молодой парень из
Спэнглера или Бэрнсборо пытается подцепить девочек. Он припарковал свою
машину и несколько минут наблюдал за этой красной штучкой. Через некоторое
время мальчишка-подросток и девушка, оба в синих джинсах, она - в блузке с
хомутиком, он - в белой рубашке с коротким рукавом, вышли из ресторана и
сели в машину. Мальчишка заметил Вайсингера и кивнул ему, а Вайсингер
приставил палец к полям своей шляпы. Спортивная машина медленно выехала с
автостоянки, но у Вайсингера было смутное чувство, что мальчишка выберется
на магистраль 219 и покатит словно дьявол, которому воткнули вилы в
задницу.
Орену Вайсингеру было сорок шесть лет. У него было лицо, огрубевшее
от ветра, раскосые линии окружали глаза, такие темно-коричневые, почти
черные. Морщинки, трещины и углубления в коже выглядели словно высохшие
русла рек. Седые коротко остриженные баки, спускавшиеся из-под шляпы,
выглядели так, словно были густо посыпаны солью и перцем. Его скрюченный
нос казался еще более скрюченным из-за большой костяной шишки на
переносице. Три года назад во время драки в "Крике Петуха" ему угодили
туда бутылкой из-под пива. Он казался бдительным, осторожным и опасным,
недоверчивым к незнакомцам и яростно защищающим Вифаниин Грех. Потому что
в этом заключалась его работа, как шерифа. На обеих морщинистых руках
ногти были обкусаны до мяса.
Вайсингер растянулся на сиденье, полностью заполнив водительское
место своим телом ростом в шесть футов и три дюйма. При этом его витиевато
украшенная поясная пряжка задевала рулевое колесо. В половине шестого утра
в маленьком кирпичном домике на Диэр-Кросс-Лэйн он съел омлет с ветчиной и
во время утренних объездов сжевал "Фиг Ньютонз", "Крекер Джек" и выпил
пару пинт молока. Свертки и коробки лежали сзади на полу. Он вылез из
машины, прошел через автостоянку в ресторан. Он знал девушек за прилавком,
поскольку был человеком твердых привычек. Это были милые маленькие ученицы
высшей школы, две из Барнсборо и третья, самая миленькая, по имени Ким, из
Эльморы. Ким уже подготовила для него второй завтрак: три гамбургера,
жареная картошка стружкой и большая порция кока-колы. Она улыбнулась и
спросила, как он поживает. Он солгал, сказав ей, что всего час назад
приехал на полной скорости c Каулингтон. Он взял свой заказ, кивнул в знак
благодарности, сказал несколько слов людям за столиками, а затем пошел
обратно к машине. Он включил радио и, слушая переговоры дорожной полиции,
стал поглощать свой завтрак. Один из полицейских спрашивал о регистрации
на грузовичок-пикап. Коды передавались туда и обратно: статичные различные
голоса при одной передаче, вой сирены, который ни с чем не спутаешь. Он
обнаружил, что бесцельно щупает слой жира в средней части своей руки
толщиной не более чем велосипедная шина. Тем не менее это его беспокоило,
хотя сквозь жир он еще мог прощупать крепкий мускул. Когда-то мускулы и
сухожилия выступали по всему его телу словно струны пианино, и когда он
двигался, мог поклясться, что они вибрировали. Сейчас он не получал
достаточной физической нагрузки. Раньше он мог делать свои обходы пешком,
но в последние несколько лет деревня начала расширятся, и он посчитал
более практичным брать патрульную машину. Выехав на шоссе, он думал о
дорожной полиции, об этих мужчинах с крепкими мускулами в своих машинах
обтекаемой формы из метала и стекла. Они носили зеленые или окрашенные
серым солнцезащитные очки, чтобы солнечные блики от асфальта не слепили
глаза, и эти фуражки а-ля Смоки Бир, которые придавали им впечатляющие
профили. Он бы хотел быть патрульным, и много лет назад зарегистрировался
в списках, но ничего не вышло. Это из-за его склада ума, сказали ему, его
рефлексы также были слишком замедленными. Миленькая вещь для бюрократа,
чтобы сказать ее человеку, который был штатным полузащитником футбольной
команды сборной штата в Слэттери-Хай в Коунмау, его родном городе, что
примерно в семи милях к северо-востоку от Джонстауна. Замедленные
рефлексы. Вердикт. И этот вердикт насчет склада ума тоже... Когда склад
ума вообще принимался в расчет? Они поставили его в такое глупое
положение, потому что он был из провинции и не жил в Джонстауне, как
остальные. Он не понравился им, потому что его фотография и рассказ о
бывшей звезде футбола, собирающейся присоединиться к государственной
транспортной программе, был опубликован в "Коунмау Крайер". За это его и
высмеяли. Ублюдки. Вся чертова программа не стоила выеденного яйца. У него
никого не было в Коунмау, все его друзья либо умерли, либо переехали, все
отметины его отрочества сметены прогрессом и бетоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103