Из чего сам собой напрашивается вывод, что в джазе она тоже мало что смыслила. Например, она пребывала в полной уверенности, что «Пташка из Алькатраза» – это тюремная кличка Чарли Паркера. В ее пользу, однако, можно сказать, что она ни разу не перепутала Пташку из Алькатраза со святым Франциском Ассизским – несмотря на то, что толпы их последователей имели между собой много общего.
Один из египетских богов имел птичью голову. Роланд Абу Хади ужасно его напоминал своим огромным ярко-красным шнобелем. Когда Абу вышел из кухни (кстати, мойщик посуды пригрозил увольнением, если Абу не перестанет все время заглядывать ему через плечо), чтобы занять место рядом с Эллен Черри за угловым столиком, она обрадовалась, словно нильская жрица, которую удостоило визитом ястребиноголовое божество. Своим появлением Абу отвлек ее от зуда в клиторе (орган, которому не уделялось внимания вот уже около полугода) и от хаоса на тротуаре, где группы и группки мусульман, христиан и евреев скандировали лозунги и потрясали кулаками. Кстати, теперь к ним присоединилась и кроткая делегация пророков в духе «Нью Эйдж».
Пророки и ясновидящие ухватились за открытие ресторана как за возможность привлечь внимание публики к недавним уже порядком поднадоевшим катаклизмам (вроде землетрясений, комет и парада планет), которые либо так и не состоялись, либо не сумели произвести желанных перемен в общественном сознании.
Так что снаружи ресторана было гораздо больше шума, нежели внутри, – хотя бы потому, что протестующих, пророков, полицейских, телеоператоров, репортеров и просто ротозеев было раз в двадцать больше, чем посетителей. На грандиозную церемонию вторичного открытия ресторана были приглашены пообедать – разумеется, за счет заведения, – несколько знаменитостей, но из тех, кто присутствовал на первом открытии, только у Нормана Мейлера хватило духу прийти сюда еще раз. Мейлер и пара десятков других гостей почти ничего не ели, отдавая предпочтение египетским и израильским винам, из чего можно было сделать вывод, что еда в ресторане была так себе, средней паршивости. Хотя, может статься, гости просто решили не перегружать желудок на тот случай, если придется бежать в укрытие.
Как бы то ни было, Эллен Черри и Абу могли беседовать на нормальных тонах.
– Ты не находишь, что обеденный зал выглядит довольно затрапезно?. – признался Абу. И он махнул рукой в сторону обитых золотистым бамбуком стен. – Неужели мы заплатили дизайнеру деньги за это убожество? Да на всем Ближнем Востоке не найдешь ни единого побега бамбука!
– Может, он решил, что Иерусалим – это где-то в Полинезии? – предположила Эллен Черри.
– Иерусалим – он повсюду, – несколько напыщенно возразил Абу. – Его аура распространяется на весь земной шар. Он везде. Просто в этом зале его маловато. – Абу на мгновение задумался. – Моя дорогая, ты ведь художница. Почему бы нам здесь не повесить кое-что из твоих работ?
А когда Эллен Черри не сразу ответила на его предложение, Абу поспешил добавить:
– Разумеется, мы их застрахуем.
Эллен Черри не могла не улыбнуться. Если вдруг случится так, что ее полотна взлетят на воздух вместе с Исааком и Исмаилом, она от этого только выгадает в финансовом отношении.
– Я показывала вам слайды еще в июне, – сказала она.
Абу мысленно передернулся. Он представил деревья, жутко похожие на престарелых актеров-гомосексуалистов, примеряющих кимоно, красные холмы, что подрагивали, словно резиновые геморроидальные узлы. Отважится ли кто вкушать пищу под сенью подобных шедевров? Хватит ли кому душевного спокойствия размышлять о братстве или чудном граде Иерусалиме?
– Да, моя милая, но, если мне память не изменяет, те картины написаны уже давно. Когда ты жила в этом своем Сиэтле. Как насчет чего-то более… свежего?
– У меня нет ничего более свежего. С тех пор, как я переехала в Нью-Йорк, я почти не брала в руки кисть.
Эллен Черри лгала. Нет, конечно, после того как индейкомобиль был продан Музею современного искусства (кстати, чтобы заполучить сей шедевр, музею пришлось выложить на аукционе сумму намного большую, чем первоначально планировалось, лишь бы только увести его из-под носа одной крупной корпорации, которая мечтала использовать чудо-индейку на параде по поводу Дня Благодарения), она выбросила кисти и краски в мусорное ведро. Но в конце лета снова взялась за кисть. Более того, взялась с рвением. У нее накопилось достаточно полотен, чтобы увешать ими все стены ресторана, включая подсобные помещения и мужской туалет. Но она их никому не показывала, даже своему так называемому дилеру, Ультиме Соммервель, которая, как и Абу, попросила Эллен Черри показать ей новые работы. Но у Эллен Черри пропало всякое желание кому-либо демонстрировать свои творения.
Представьте, однако, себе, что одной совершенно безлунной ночью вам надо облачиться в черную пижаму (что-то наподобие прикида ниндзя или вора-домушника) и при помощи каната и крючьев вскарабкаться вверх по похожему на свадебный торт фасаду отеля «Ансония», что на перекрестке Семьдесят третьей улицы и Бродвея, вскарабкаться на одиннадцатый этаж (эх, жаль мне вашего мягкого места, если вы боитесь высоты!), где при помощи небольшого ломика открыть оконную раму. Допустим, вы сумели подтянуться на закопченный карниз, и ваши ноги в черных тайваньских кроссовках скользнули бы внутрь. Водя лучом крошечного, но мощного карманного фонарика, вы бы наконец обнаружили вышеупомянутые полотна – все как одно поставленные лицом к стенке. Осторожно, чтобы никого не спугнуть, вы бы принялись осматривать их, поворачивая от стенки. К вашему величайшему удивлению, среди них нет ни единого пейзажа! На многих из них не изображено ничего, кроме небольшой серебряной ложечки! На других красуется – опять-таки один-одинешенек – драный фиолетовый носок. А затем, хотя вы уже давно пребываете в полной уверенности, что поп-арт был похоронен вместе с Энди Уорхолом, к вящему своему изумлению обнаруживаете реалистичный портрет банки свиной тушенки с бобами производства компании «Ван Кэмп». И снова, одни за другими, ложки, носки, консервные банки, ложки, носки, консервные банки, и лишь изредка их череду нарушает портрет – во весь рост – обнаженного мужчины, в котором бы вы, будучи любителем и ценителем искусства, моментально узнали бы Рэндольфа «Бумера» Петуэя Третьего. А ваше ухо наверняка уловило бы, как из единственной спальни в квартире доносятся приглушенные всхлипы женщины, которая спит там одна, и тогда вы на цыпочках выйдете из этой галереи Пропавших без Вести, и вам наверняка вспомнятся слова: «Искусство дарит нам то, что не в состоянии дать нам жизнь».
Абу позвали на выход, чтобы они со Спайком дали очередное совместное интервью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Один из египетских богов имел птичью голову. Роланд Абу Хади ужасно его напоминал своим огромным ярко-красным шнобелем. Когда Абу вышел из кухни (кстати, мойщик посуды пригрозил увольнением, если Абу не перестанет все время заглядывать ему через плечо), чтобы занять место рядом с Эллен Черри за угловым столиком, она обрадовалась, словно нильская жрица, которую удостоило визитом ястребиноголовое божество. Своим появлением Абу отвлек ее от зуда в клиторе (орган, которому не уделялось внимания вот уже около полугода) и от хаоса на тротуаре, где группы и группки мусульман, христиан и евреев скандировали лозунги и потрясали кулаками. Кстати, теперь к ним присоединилась и кроткая делегация пророков в духе «Нью Эйдж».
Пророки и ясновидящие ухватились за открытие ресторана как за возможность привлечь внимание публики к недавним уже порядком поднадоевшим катаклизмам (вроде землетрясений, комет и парада планет), которые либо так и не состоялись, либо не сумели произвести желанных перемен в общественном сознании.
Так что снаружи ресторана было гораздо больше шума, нежели внутри, – хотя бы потому, что протестующих, пророков, полицейских, телеоператоров, репортеров и просто ротозеев было раз в двадцать больше, чем посетителей. На грандиозную церемонию вторичного открытия ресторана были приглашены пообедать – разумеется, за счет заведения, – несколько знаменитостей, но из тех, кто присутствовал на первом открытии, только у Нормана Мейлера хватило духу прийти сюда еще раз. Мейлер и пара десятков других гостей почти ничего не ели, отдавая предпочтение египетским и израильским винам, из чего можно было сделать вывод, что еда в ресторане была так себе, средней паршивости. Хотя, может статься, гости просто решили не перегружать желудок на тот случай, если придется бежать в укрытие.
Как бы то ни было, Эллен Черри и Абу могли беседовать на нормальных тонах.
– Ты не находишь, что обеденный зал выглядит довольно затрапезно?. – признался Абу. И он махнул рукой в сторону обитых золотистым бамбуком стен. – Неужели мы заплатили дизайнеру деньги за это убожество? Да на всем Ближнем Востоке не найдешь ни единого побега бамбука!
– Может, он решил, что Иерусалим – это где-то в Полинезии? – предположила Эллен Черри.
– Иерусалим – он повсюду, – несколько напыщенно возразил Абу. – Его аура распространяется на весь земной шар. Он везде. Просто в этом зале его маловато. – Абу на мгновение задумался. – Моя дорогая, ты ведь художница. Почему бы нам здесь не повесить кое-что из твоих работ?
А когда Эллен Черри не сразу ответила на его предложение, Абу поспешил добавить:
– Разумеется, мы их застрахуем.
Эллен Черри не могла не улыбнуться. Если вдруг случится так, что ее полотна взлетят на воздух вместе с Исааком и Исмаилом, она от этого только выгадает в финансовом отношении.
– Я показывала вам слайды еще в июне, – сказала она.
Абу мысленно передернулся. Он представил деревья, жутко похожие на престарелых актеров-гомосексуалистов, примеряющих кимоно, красные холмы, что подрагивали, словно резиновые геморроидальные узлы. Отважится ли кто вкушать пищу под сенью подобных шедевров? Хватит ли кому душевного спокойствия размышлять о братстве или чудном граде Иерусалиме?
– Да, моя милая, но, если мне память не изменяет, те картины написаны уже давно. Когда ты жила в этом своем Сиэтле. Как насчет чего-то более… свежего?
– У меня нет ничего более свежего. С тех пор, как я переехала в Нью-Йорк, я почти не брала в руки кисть.
Эллен Черри лгала. Нет, конечно, после того как индейкомобиль был продан Музею современного искусства (кстати, чтобы заполучить сей шедевр, музею пришлось выложить на аукционе сумму намного большую, чем первоначально планировалось, лишь бы только увести его из-под носа одной крупной корпорации, которая мечтала использовать чудо-индейку на параде по поводу Дня Благодарения), она выбросила кисти и краски в мусорное ведро. Но в конце лета снова взялась за кисть. Более того, взялась с рвением. У нее накопилось достаточно полотен, чтобы увешать ими все стены ресторана, включая подсобные помещения и мужской туалет. Но она их никому не показывала, даже своему так называемому дилеру, Ультиме Соммервель, которая, как и Абу, попросила Эллен Черри показать ей новые работы. Но у Эллен Черри пропало всякое желание кому-либо демонстрировать свои творения.
Представьте, однако, себе, что одной совершенно безлунной ночью вам надо облачиться в черную пижаму (что-то наподобие прикида ниндзя или вора-домушника) и при помощи каната и крючьев вскарабкаться вверх по похожему на свадебный торт фасаду отеля «Ансония», что на перекрестке Семьдесят третьей улицы и Бродвея, вскарабкаться на одиннадцатый этаж (эх, жаль мне вашего мягкого места, если вы боитесь высоты!), где при помощи небольшого ломика открыть оконную раму. Допустим, вы сумели подтянуться на закопченный карниз, и ваши ноги в черных тайваньских кроссовках скользнули бы внутрь. Водя лучом крошечного, но мощного карманного фонарика, вы бы наконец обнаружили вышеупомянутые полотна – все как одно поставленные лицом к стенке. Осторожно, чтобы никого не спугнуть, вы бы принялись осматривать их, поворачивая от стенки. К вашему величайшему удивлению, среди них нет ни единого пейзажа! На многих из них не изображено ничего, кроме небольшой серебряной ложечки! На других красуется – опять-таки один-одинешенек – драный фиолетовый носок. А затем, хотя вы уже давно пребываете в полной уверенности, что поп-арт был похоронен вместе с Энди Уорхолом, к вящему своему изумлению обнаруживаете реалистичный портрет банки свиной тушенки с бобами производства компании «Ван Кэмп». И снова, одни за другими, ложки, носки, консервные банки, ложки, носки, консервные банки, и лишь изредка их череду нарушает портрет – во весь рост – обнаженного мужчины, в котором бы вы, будучи любителем и ценителем искусства, моментально узнали бы Рэндольфа «Бумера» Петуэя Третьего. А ваше ухо наверняка уловило бы, как из единственной спальни в квартире доносятся приглушенные всхлипы женщины, которая спит там одна, и тогда вы на цыпочках выйдете из этой галереи Пропавших без Вести, и вам наверняка вспомнятся слова: «Искусство дарит нам то, что не в состоянии дать нам жизнь».
Абу позвали на выход, чтобы они со Спайком дали очередное совместное интервью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155