В душе она надеялась, что Бадди уйдет и у нее останется время понаслаждаться тихим экстазом тщательно регулируемой страсти уличного артиста, но, несмотря на пробирающий до костей холодок осеннего вечера, Бадди как стоял, так и продолжал стоять, разглядывая Перевертыша Нормана, словно деревенский мальчишка раздавленную на дороге змею.
– Одного не могу взять в толк – недоумевал он, – как может взрослый, здоровый мужчина вместо того, чтобы работать, угробить свою жизнь, стоя на тротуаре и поворачиваясь вокруг своей оси – и, главное, так медленно, чтобы никто не заметил, как он это делает. Ха! И в довершение ко всему еще надеется, чтобы ему за это платили. Спрашивается, за что, если непонятно, чем вообще он тут занимается.
– Что тем более, как мне кажется, делает его похожим на церковь. Я до сих пор как-то об этом не задумывалась.
Невидимый саксофон Бадди издал бархатистую насыщенно-синюю ноту:
– Девочка моя, вынужден тебя предупредить, что Господь сурово покарает тебя, о чем я многие годы предупреждал твою маму. Лишь благодаря Его бесконечному милосердию Он до сих пор воздерживается от того, чтобы обрушить свой праведный гнев на головы грешников.
– Вряд ли бы ты обрадовался, попадись Пэтси ему под горячую руку. Не ты один, еще добрая половина мужчин в Колониал-Пайнз.
Теперь Бадди положил ей на плечи обе руки и приблизился к ее лицу насколько, насколько позволяли ее пышные локоны.
– Значит, тебе известно о романах собственной матери? – прошептал он.
– Я знала о них еще тогда, когда мне в тарелке мерещились эльфы. Но, надеюсь, это уже в прошлом, и мне не хотелось бы это прошлое ворошить.
– Согласен. Давай лучше поговорим о настоящем.
– Дядя Бадди, у меня нет времени на разговоры. – И Эллен Черри посмотрела на сгущающиеся сумерки. Еще минут пять, и Перевертыш Норман станет частью истории. Или, точнее, геологии. – Когда в следующий раз мы с тобой случайно встретимся, так и быть, можешь подробно объяснить мне, что ты имеешь против мира на Ближнем Востоке.
– Я могу объяснить и сейчас.
– Не надо, прошу тебя.
– Нет уж, я это сделаю прямо сейчас. Если бы ты, как и полагается, читала Писание, ты сама бы знала ответ. Мир на Ближнем Востоке не является частью плана Всевышнего. По крайней мере пока. Во-первых, мы станем свидетелями впечатляющего зрелища. Да-да, истинно говорю я тебе…
Ну все, начинается, подумала Эллен Черри. Саксофон был извлечен из чехла на свет Божий.
– …грядет Страшный Суд, какого еще не видел этот мир, и все содрогнутся от ужаса! В Писании сказано, что Святая Земля, твой так называемый Ближний Восток, должен стать ареной заключительной битвы! Сражающихся завлекут туда демоны, посланными самим Сатаной, чтобы собрать воинство земное, которое будет противостоять воинству небесному. Повсюду на Святой Земле разыграется кровавое побоище. А в тот день, когда в этот мир вернется Христос, бои, уличные бои, развернутся прямо в самом Иерусалиме – дома будут преданы разграблению, обесчещены будут жены, половина города пойдет в плен. Захария, глава четырнадцатая, второй стих.
– Дядя Бад, прошу тебя…
– Это будет последнее, окончательное сражение. С грешниками будет покончено раз и навсегда, в то время как праведники поселятся вместе с Христом в Новом Иерусалиме на…
– Бад!
– Погоди, дай мне ответить на твой вопрос. Дело вовсе не в том, что мы, христиане, якобы не желаем мира. Дело в ином – просто для мира еще не настало время. Во-первых, должен вернуться Мессия. Во-вторых, битва на Святой Земле должна начаться, и по-настоящему. Эти наивные души, что громко требуют мира на Ближнем Востоке, не ведают, что творят. Они невежды, сеющие смятение и смуту, вмешивающиеся – замедляя его – в естественный ход событий, призванных содействовать осуществлению воли Господней, а именно – очистить этот мир, подготовить его к вечности.
Кажется, Перевертыш Норман приготовился выйти из своего ступора. Эллен Черри уловила признаки – то, как начали подрагивать его девичьи ресницы, как разгладились – так разглаживается сложенный бумажный лист – складки на лбу. И все равно она не удержалась и выпалила:
– Так вот почему вы устраиваете пикеты и бросаете бомбы в наш ресторан? Только потому, что, по-вашему, стремление к миру и братству нарушает некий спущенный сверху график смерти и разрушения?
– Тише, успокойся. Да, мы можем устраивать пикеты, и мы можем – но мы этого не делаем – подкладывать бомбы. Ты и твой Бумер, эти ваши чертовы янки с их жополицией просто делаете скоропалительные выводы. – И Бадди Винклер сверкнул золотыми зубами, готовыми жадно впиться в сладкий пирог вечной жизни. – Ваша кафешка – это так, мелочь. Никому не нужная мелочь. Когда Батальон Третьего Храма бросит свой динамит, он выберет себе цель гораздо более значимую, чем какая-то там зачуханная забегаловка. Это я тебе обещаю.
– И что же это будет?
– Тс-с. Я и так уже много чего наговорил. Но так и быть, раскрою еще одну тайну. Эти твои араб с евреем с их миротворческой кафешкой – не мы на них в первую очередь точим зуб, а свои же. Арабы и евреи.
Эллен Черри была вынуждена признать, что, по-видимому, так оно и есть.
– Но почему? – недоумевала она.
– Потому что эти двое на самом деле не араб и не еврей. Они неверующие! Араб, этот ваш Хади, о нем уже давно известно, что он неверный, а вся его жизнь – надругательство над заповедями ислама. Да свои его к Мекке и на пушечный выстрел не подпустят. А эта еврейская морда, Коэн, когда, позвольте поинтересоваться, он последний раз был в синагоге? И пусть он говорит с жидовским акцентом, от которого за милю несет тухлым шмальцем, меня не проведешь – небось дома говорит на чистейшем английском, как и мы с тобой. И как у них только совести хватает выдавать себя за представителей своих народов, когда ни один из них не придерживается верований предков?
– Они добрые, порядочные, сострадательные…
– Доброта и порядочность здесь ни при чем! В Последние Времена расплодится немало лжепророков и лжерелигий. А твоя лжерелигия, скажу я тебе, – это твое искусство. А у Верлина, я подозреваю, – футбол. Правда, в этом он не одинок, это уж точно. О религии Пэтси мне даже говорить не хочется. Но самая страшная, самая коварная лжерелигия – это так называемый светский гуманизм. Он такой скользкий, такой изворотливый, со своей так называемой добротой и порядочностью – нет, такое мог выдумать разве что Сатана! Вот-вот, именно его исповедуют эти твои два фальшивых миролюбца. Неудивительно, что они так противны истинно верующим, в том числе мусульманам и евреям. Я сказал Бумеру, а теперь скажу и тебе: я приложу все усилия, чтобы вытащить тебя из этой богопротивной забегаловки, вернуть тебя в законное супружество, где и есть твое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– Одного не могу взять в толк – недоумевал он, – как может взрослый, здоровый мужчина вместо того, чтобы работать, угробить свою жизнь, стоя на тротуаре и поворачиваясь вокруг своей оси – и, главное, так медленно, чтобы никто не заметил, как он это делает. Ха! И в довершение ко всему еще надеется, чтобы ему за это платили. Спрашивается, за что, если непонятно, чем вообще он тут занимается.
– Что тем более, как мне кажется, делает его похожим на церковь. Я до сих пор как-то об этом не задумывалась.
Невидимый саксофон Бадди издал бархатистую насыщенно-синюю ноту:
– Девочка моя, вынужден тебя предупредить, что Господь сурово покарает тебя, о чем я многие годы предупреждал твою маму. Лишь благодаря Его бесконечному милосердию Он до сих пор воздерживается от того, чтобы обрушить свой праведный гнев на головы грешников.
– Вряд ли бы ты обрадовался, попадись Пэтси ему под горячую руку. Не ты один, еще добрая половина мужчин в Колониал-Пайнз.
Теперь Бадди положил ей на плечи обе руки и приблизился к ее лицу насколько, насколько позволяли ее пышные локоны.
– Значит, тебе известно о романах собственной матери? – прошептал он.
– Я знала о них еще тогда, когда мне в тарелке мерещились эльфы. Но, надеюсь, это уже в прошлом, и мне не хотелось бы это прошлое ворошить.
– Согласен. Давай лучше поговорим о настоящем.
– Дядя Бадди, у меня нет времени на разговоры. – И Эллен Черри посмотрела на сгущающиеся сумерки. Еще минут пять, и Перевертыш Норман станет частью истории. Или, точнее, геологии. – Когда в следующий раз мы с тобой случайно встретимся, так и быть, можешь подробно объяснить мне, что ты имеешь против мира на Ближнем Востоке.
– Я могу объяснить и сейчас.
– Не надо, прошу тебя.
– Нет уж, я это сделаю прямо сейчас. Если бы ты, как и полагается, читала Писание, ты сама бы знала ответ. Мир на Ближнем Востоке не является частью плана Всевышнего. По крайней мере пока. Во-первых, мы станем свидетелями впечатляющего зрелища. Да-да, истинно говорю я тебе…
Ну все, начинается, подумала Эллен Черри. Саксофон был извлечен из чехла на свет Божий.
– …грядет Страшный Суд, какого еще не видел этот мир, и все содрогнутся от ужаса! В Писании сказано, что Святая Земля, твой так называемый Ближний Восток, должен стать ареной заключительной битвы! Сражающихся завлекут туда демоны, посланными самим Сатаной, чтобы собрать воинство земное, которое будет противостоять воинству небесному. Повсюду на Святой Земле разыграется кровавое побоище. А в тот день, когда в этот мир вернется Христос, бои, уличные бои, развернутся прямо в самом Иерусалиме – дома будут преданы разграблению, обесчещены будут жены, половина города пойдет в плен. Захария, глава четырнадцатая, второй стих.
– Дядя Бад, прошу тебя…
– Это будет последнее, окончательное сражение. С грешниками будет покончено раз и навсегда, в то время как праведники поселятся вместе с Христом в Новом Иерусалиме на…
– Бад!
– Погоди, дай мне ответить на твой вопрос. Дело вовсе не в том, что мы, христиане, якобы не желаем мира. Дело в ином – просто для мира еще не настало время. Во-первых, должен вернуться Мессия. Во-вторых, битва на Святой Земле должна начаться, и по-настоящему. Эти наивные души, что громко требуют мира на Ближнем Востоке, не ведают, что творят. Они невежды, сеющие смятение и смуту, вмешивающиеся – замедляя его – в естественный ход событий, призванных содействовать осуществлению воли Господней, а именно – очистить этот мир, подготовить его к вечности.
Кажется, Перевертыш Норман приготовился выйти из своего ступора. Эллен Черри уловила признаки – то, как начали подрагивать его девичьи ресницы, как разгладились – так разглаживается сложенный бумажный лист – складки на лбу. И все равно она не удержалась и выпалила:
– Так вот почему вы устраиваете пикеты и бросаете бомбы в наш ресторан? Только потому, что, по-вашему, стремление к миру и братству нарушает некий спущенный сверху график смерти и разрушения?
– Тише, успокойся. Да, мы можем устраивать пикеты, и мы можем – но мы этого не делаем – подкладывать бомбы. Ты и твой Бумер, эти ваши чертовы янки с их жополицией просто делаете скоропалительные выводы. – И Бадди Винклер сверкнул золотыми зубами, готовыми жадно впиться в сладкий пирог вечной жизни. – Ваша кафешка – это так, мелочь. Никому не нужная мелочь. Когда Батальон Третьего Храма бросит свой динамит, он выберет себе цель гораздо более значимую, чем какая-то там зачуханная забегаловка. Это я тебе обещаю.
– И что же это будет?
– Тс-с. Я и так уже много чего наговорил. Но так и быть, раскрою еще одну тайну. Эти твои араб с евреем с их миротворческой кафешкой – не мы на них в первую очередь точим зуб, а свои же. Арабы и евреи.
Эллен Черри была вынуждена признать, что, по-видимому, так оно и есть.
– Но почему? – недоумевала она.
– Потому что эти двое на самом деле не араб и не еврей. Они неверующие! Араб, этот ваш Хади, о нем уже давно известно, что он неверный, а вся его жизнь – надругательство над заповедями ислама. Да свои его к Мекке и на пушечный выстрел не подпустят. А эта еврейская морда, Коэн, когда, позвольте поинтересоваться, он последний раз был в синагоге? И пусть он говорит с жидовским акцентом, от которого за милю несет тухлым шмальцем, меня не проведешь – небось дома говорит на чистейшем английском, как и мы с тобой. И как у них только совести хватает выдавать себя за представителей своих народов, когда ни один из них не придерживается верований предков?
– Они добрые, порядочные, сострадательные…
– Доброта и порядочность здесь ни при чем! В Последние Времена расплодится немало лжепророков и лжерелигий. А твоя лжерелигия, скажу я тебе, – это твое искусство. А у Верлина, я подозреваю, – футбол. Правда, в этом он не одинок, это уж точно. О религии Пэтси мне даже говорить не хочется. Но самая страшная, самая коварная лжерелигия – это так называемый светский гуманизм. Он такой скользкий, такой изворотливый, со своей так называемой добротой и порядочностью – нет, такое мог выдумать разве что Сатана! Вот-вот, именно его исповедуют эти твои два фальшивых миролюбца. Неудивительно, что они так противны истинно верующим, в том числе мусульманам и евреям. Я сказал Бумеру, а теперь скажу и тебе: я приложу все усилия, чтобы вытащить тебя из этой богопротивной забегаловки, вернуть тебя в законное супружество, где и есть твое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155