Никакой протекции они ей не делали, но зато хорошо скупали продукты. У меня выручка была – ого! Ахмед так хвалил, что даже подарил мне три кило изюма. Воронков чуть не повесился от зависти! Все орал, мол, как твоя смена – полная выручка, а от меня бегут как черти от ладана! Я ему говорю – хочешь, я тебе денег дам, пошли тете Клаве. А он – я тебя самого сейчас как пошлю! Потом, говорит, колись – как это у тебя получается. Ну я с дуру и рассказал ему про Нину, что она помогает, подруга моя. А он – подруга? Проститутка? Я говорю – нет, артистка! А он как заржет! Значит, точно – проститутка. И тебя обслуживает? Почем? Да дружим мы! – орал ему я. А он смеялся – дружим, это когда бесплатно?
Понял я, что скотина он беспросветная. Ничего я ему больше рассказывать не буду!
С того вечера, когда Нина пришла с «шейхом», я стал ходить в ее кафе. И слушать ее песни.
Он ходил туда каждый вечер, когда не работал, смотрел на нее с обожанием. А за соседним столиком часто сидели Ира и Гена. Им тоже нравилось, как поет Нина.
Она закончила петь, встала, прошла через зал и подсела к Грише.
– Нравится?
– Ага. Еще как.
– Я эту песню сама написала.
– Да ну? Ты что, музыку придумываешь?
– Нет, она сама придумывается, я тут ни при чем.
Сидевший за соседним столиком Гена обернулся:
– Нам тоже очень понравилось. Спасибо.
– Вам спасибо! – откликнулась Нина, – Ой, столько приятного в последние дни. Он мне цветы подарил, – кивнула она на Гришу, – вы спасибо сказали. Наверное, на той неделе звездой стану. Я Нина! – протянула она руку.
– Я Геннадий! А это – Ирина!
Рыжая Ира приветливо улыбнулась.
Нина представила Гришу:
– А это Миша…То есть Гриша. В ларьке напротив сидит. Приходите к нему сигареты покупать и пиво. Видишь, тебе рекламу делаю, – шепнула она приятелю. – Слушай, поможешь мне сегодня?
Гриша и Нина мыли полы ползая на коленях.
– Иногда я думаю, что, если б его жена умерла, вот тогда бы мне стало легче. Я бы воспитала всех его детей. Я бы их любила как родных. Но так думать нельзя, – вздохнула Нина, – это грех большой. Лучше я куплю квартиру, а она будет экс-жена, то есть бывшая. Правда ведь?
– Ага, только квартиру обычно покупает мужчина.
– Это раньше так было, теперь все делает женщина. Не волнуйся, я сильная, я все могу. Несу свой крест – и спина не болит. Слушай, я хочу сказать одну вещь… Даже если тебе очень понадобятся деньги, Гриша, никогда, никогда в жизни не проси у меня взаймы. Я очень добрая, но мне самой они нужны. И я, клянусь чем хочешь, никогда никому взаймы денег не дам.
– Да нужны они мне! Кто у тебя что просить станет? Тоже мне, миллионерша! Про какие деньги говорить, когда ты полы моешь?
Нина возмутилась:
– А ты знаешь, что великая Грета Гарбо мыла полы для того, чтобы у нее всегда была тонкая талия. Ты мою талию видел? – Она сбросила кофту, оставшись в тоненькой маечке, едва доходившей до пупка. – Вот моя талия! Сорок восемь сантиметров. С половиной, если после еды.
– Ничего, – оценил Гриша. – А Грета Гарбо кто такая?
– У тебя видак есть? – спросила Нина, все еще не одеваясь.
Гриша смутился:
– Оденься. Есть у меня видак. Завтра приходи!
Никакого видака не было. Ни у него, ни у Терещенки, ни у Воронкова. Но добыть его было просто необходимо. В первый же выходной Гриша отправился в антикварную лавку, крепко зажав в кулаке единственное богатство – старинную монету.
ГОЛОС ГРИШИ:
– Мать просила продать ее в самом крайнем случае. Но, по-моему, этот случай наступил. Достал я тот видак. Подержанный, правда. Но за бутылку водки Терещенко привел его в божеский вид.
И Нина пришла. Смотрели мы с ней старое кино, которое она так любит…
Какая-то девушка отчаянно отплясывает на лестнице.
Изображение на экране «скачет» – пленка затертая, да и видак не новый.
Гриша ударил по нему кулаком. Картинка выправилась.
– Это и есть твоя Грета Гарбо? – спросил он Нину, показывая на пляшущую на экране актрису.
– Какой ты темный. Это Марика Рокк. Я в кинотеатре пела, я все старые фильмы знаю. Этот называется «Девушка моей мечты». А ты вот о какой девушке мечтаешь?
– Я-то? Не знаю. Чтоб добрая. Чтоб готовить умела. А Лешка – о богатой. Но вообще-то, если на Лешку позарится какая богатая, так ей будет хорошо за семьдесят. И та будет дурой.
Нина оборвала его:
– Смотри лучше кино. Мама говорила, что оно трофейное. Его после войны привезли. Все видели эту картину по сто раз. У нас весь двор смотрел – мама рассказывала. А один мальчик всех тянул на дерево залезть. Говорит, если на дерево залезть, будет видно голую Марику, когда она сидит в бочке и купается. Бывают же дураки!
Нина вдруг вскочила, начала бить чечетку.
– Я так тоже могу. Даже лучше!
Она плясала без устали, а потом вдруг заплакала.
– Ты чего? – обомлел Гриша.
– Я никогда не плачу. Это так! Она про любовь поет, дура. Вот мне и стало грустно. Ты не думай, я сильная!
Фильм кончился, а они еще долго сидели на диване и просто молчали.
И не надо было никаких слов, им достаточно было молчать вдвоем.
ГОЛОС ГРИШИ:
– Поначалу я не понял, что со мной происходит. А когда понял, было уже поздно. Накрыло меня волной, из-под которой в одиночку не выбраться. Со мной такое было только однажды, в пятом классе. Но та девочка была моя одноклассница, и потом, рядом была мать. А теперь… Чужое место, чужой город, и Нина, которая старше меня на целых семь лет и к тому же любит какую-то женатую сволочь.
* * *
Ночью он пробрался на кухню, где на раскладушке спал Терещенко.
– Серега, Серега! – позвал он его.
Терещенко продрал глаза:
– А? Шо тебе, Гриня? Починить чего еще?
– Серега, у меня такое горе…
– Помер, что ли, кто? Поминки нужны?
– Да нет, я не к тому. Чего делать, когда ты влюбился?
– Я? Типун тебе на язык, Гриня!
– Да я влюбился, не ты. Что делать?
Терещенко обрадовано вздохнул:
– Тьфу ты! Шо делать, шо делать. Выпить треба.
И он полез за бутылкой.
Нина не спала. Она сидела с поварихой Элей на кухне кафе.
– Вчера у меня электропроводка перегорела от старости, – рассказывала Эля. – Названивала я в диспетчерскую так упорно, что обломала все ногти о диск телефонный. Сижу в темноте с поломанными ногтями, без сигарет. Жду электрика. Приходит наконец дядька лет сорока. Одно слово – слесарь. Я всех слесарями зову – электромонтеров, сантехников и даже которые с телефонной станции. Приходит тот слесарь, перегаром пахнет, весь помятый. Поковырял тупо проводку, посмотрел на меня, на свечку и вдруг говорит: «Ты что, одна живешь?» «Да, одна». «Так выходи за меня замуж. Одной жить не годится». Я говорю: «Я вечно котлеты пережариваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Понял я, что скотина он беспросветная. Ничего я ему больше рассказывать не буду!
С того вечера, когда Нина пришла с «шейхом», я стал ходить в ее кафе. И слушать ее песни.
Он ходил туда каждый вечер, когда не работал, смотрел на нее с обожанием. А за соседним столиком часто сидели Ира и Гена. Им тоже нравилось, как поет Нина.
Она закончила петь, встала, прошла через зал и подсела к Грише.
– Нравится?
– Ага. Еще как.
– Я эту песню сама написала.
– Да ну? Ты что, музыку придумываешь?
– Нет, она сама придумывается, я тут ни при чем.
Сидевший за соседним столиком Гена обернулся:
– Нам тоже очень понравилось. Спасибо.
– Вам спасибо! – откликнулась Нина, – Ой, столько приятного в последние дни. Он мне цветы подарил, – кивнула она на Гришу, – вы спасибо сказали. Наверное, на той неделе звездой стану. Я Нина! – протянула она руку.
– Я Геннадий! А это – Ирина!
Рыжая Ира приветливо улыбнулась.
Нина представила Гришу:
– А это Миша…То есть Гриша. В ларьке напротив сидит. Приходите к нему сигареты покупать и пиво. Видишь, тебе рекламу делаю, – шепнула она приятелю. – Слушай, поможешь мне сегодня?
Гриша и Нина мыли полы ползая на коленях.
– Иногда я думаю, что, если б его жена умерла, вот тогда бы мне стало легче. Я бы воспитала всех его детей. Я бы их любила как родных. Но так думать нельзя, – вздохнула Нина, – это грех большой. Лучше я куплю квартиру, а она будет экс-жена, то есть бывшая. Правда ведь?
– Ага, только квартиру обычно покупает мужчина.
– Это раньше так было, теперь все делает женщина. Не волнуйся, я сильная, я все могу. Несу свой крест – и спина не болит. Слушай, я хочу сказать одну вещь… Даже если тебе очень понадобятся деньги, Гриша, никогда, никогда в жизни не проси у меня взаймы. Я очень добрая, но мне самой они нужны. И я, клянусь чем хочешь, никогда никому взаймы денег не дам.
– Да нужны они мне! Кто у тебя что просить станет? Тоже мне, миллионерша! Про какие деньги говорить, когда ты полы моешь?
Нина возмутилась:
– А ты знаешь, что великая Грета Гарбо мыла полы для того, чтобы у нее всегда была тонкая талия. Ты мою талию видел? – Она сбросила кофту, оставшись в тоненькой маечке, едва доходившей до пупка. – Вот моя талия! Сорок восемь сантиметров. С половиной, если после еды.
– Ничего, – оценил Гриша. – А Грета Гарбо кто такая?
– У тебя видак есть? – спросила Нина, все еще не одеваясь.
Гриша смутился:
– Оденься. Есть у меня видак. Завтра приходи!
Никакого видака не было. Ни у него, ни у Терещенки, ни у Воронкова. Но добыть его было просто необходимо. В первый же выходной Гриша отправился в антикварную лавку, крепко зажав в кулаке единственное богатство – старинную монету.
ГОЛОС ГРИШИ:
– Мать просила продать ее в самом крайнем случае. Но, по-моему, этот случай наступил. Достал я тот видак. Подержанный, правда. Но за бутылку водки Терещенко привел его в божеский вид.
И Нина пришла. Смотрели мы с ней старое кино, которое она так любит…
Какая-то девушка отчаянно отплясывает на лестнице.
Изображение на экране «скачет» – пленка затертая, да и видак не новый.
Гриша ударил по нему кулаком. Картинка выправилась.
– Это и есть твоя Грета Гарбо? – спросил он Нину, показывая на пляшущую на экране актрису.
– Какой ты темный. Это Марика Рокк. Я в кинотеатре пела, я все старые фильмы знаю. Этот называется «Девушка моей мечты». А ты вот о какой девушке мечтаешь?
– Я-то? Не знаю. Чтоб добрая. Чтоб готовить умела. А Лешка – о богатой. Но вообще-то, если на Лешку позарится какая богатая, так ей будет хорошо за семьдесят. И та будет дурой.
Нина оборвала его:
– Смотри лучше кино. Мама говорила, что оно трофейное. Его после войны привезли. Все видели эту картину по сто раз. У нас весь двор смотрел – мама рассказывала. А один мальчик всех тянул на дерево залезть. Говорит, если на дерево залезть, будет видно голую Марику, когда она сидит в бочке и купается. Бывают же дураки!
Нина вдруг вскочила, начала бить чечетку.
– Я так тоже могу. Даже лучше!
Она плясала без устали, а потом вдруг заплакала.
– Ты чего? – обомлел Гриша.
– Я никогда не плачу. Это так! Она про любовь поет, дура. Вот мне и стало грустно. Ты не думай, я сильная!
Фильм кончился, а они еще долго сидели на диване и просто молчали.
И не надо было никаких слов, им достаточно было молчать вдвоем.
ГОЛОС ГРИШИ:
– Поначалу я не понял, что со мной происходит. А когда понял, было уже поздно. Накрыло меня волной, из-под которой в одиночку не выбраться. Со мной такое было только однажды, в пятом классе. Но та девочка была моя одноклассница, и потом, рядом была мать. А теперь… Чужое место, чужой город, и Нина, которая старше меня на целых семь лет и к тому же любит какую-то женатую сволочь.
* * *
Ночью он пробрался на кухню, где на раскладушке спал Терещенко.
– Серега, Серега! – позвал он его.
Терещенко продрал глаза:
– А? Шо тебе, Гриня? Починить чего еще?
– Серега, у меня такое горе…
– Помер, что ли, кто? Поминки нужны?
– Да нет, я не к тому. Чего делать, когда ты влюбился?
– Я? Типун тебе на язык, Гриня!
– Да я влюбился, не ты. Что делать?
Терещенко обрадовано вздохнул:
– Тьфу ты! Шо делать, шо делать. Выпить треба.
И он полез за бутылкой.
Нина не спала. Она сидела с поварихой Элей на кухне кафе.
– Вчера у меня электропроводка перегорела от старости, – рассказывала Эля. – Названивала я в диспетчерскую так упорно, что обломала все ногти о диск телефонный. Сижу в темноте с поломанными ногтями, без сигарет. Жду электрика. Приходит наконец дядька лет сорока. Одно слово – слесарь. Я всех слесарями зову – электромонтеров, сантехников и даже которые с телефонной станции. Приходит тот слесарь, перегаром пахнет, весь помятый. Поковырял тупо проводку, посмотрел на меня, на свечку и вдруг говорит: «Ты что, одна живешь?» «Да, одна». «Так выходи за меня замуж. Одной жить не годится». Я говорю: «Я вечно котлеты пережариваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63