– Вы разошлись?
– Нет… Летом я снимал дипломную картину в Ялте. Она писала мне и звонила каждый день, но приезжать отказывалась: шутила, что кино – это иллюзия, а ей дорог подлинный мир.
– И что же?
– Однажды я не дождался ее звонка и позвонил сам. Никто не отвечал. А утром пришла телеграмма… Ее сбила машина. Я не помню, как очутился в Москве, в больнице, но было уже поздно. Я с ней даже не простился. Не успел… Лет пять или шесть жизнь казалась мне бессмысленной, спасала, правда, работа – то самое кино, которое просто иллюзия. А потом я вдруг начал рисовать – начал только потому, что ни одна ее фотография не была похожа на нее подлинную. Мне хотелось нарисовать ее такой, какой она была тогда, в десятом… Может быть, только это меня и спасло.
– Прости, что я напомнила… – тихо сказала Ира.
– Ну что ты…
– Наверное она была удивительная девушка?
Он помолчал.
– Удивительная. Да. Ужасно серьезная, не по годам. И в то же время ужасно смешливая. Как это в ней уживалось? Она говорила мне – счастье не в том чтобы быть любимым, а в том чтобы любить… Честно? Долгие годы я думал, что уже никогда не встречу такую удивительную девушку. Такого человека. Но в последнее время мне кажется, что на жизнь надо перестать смотреть как на цепь разочарований. У тебя… У тебя ее улыбка, – вдруг добавил он.
Ира смутилась:
– Твой попугай у меня толстеет. Это не страшно? Все время просит его покормить.
– А ты его меньше слушай! И не переусердствуй, а то будет такой цветной говорящий шарик, – засмеялся Гена.
Ира тоже засмеялась, но вдруг ее смех оборвался.
– Жаль, что мы так поздно встретились. Теперь уже многого не поправишь. Понимаешь, шанс все начать с нуля дается не каждый раз. Мы уже не дети… Ты сказал, в тот первый вечер, что расположение Бога можно заслужить любовью. Но на это нужны огромные силы. И мужество. А я…
– Что ты?
– Мне кажется, что я слишком слабая. Я устала. Мне не хватит сил.
– Тебя отвезти домой? – тихо спросил он.
– Спасибо, что ты все понимаешь. Да! Завтра у меня очень тяжелый день. Может быть, самый тяжелый.
Гриша неподвижно лежал на кровати. Он словно не видел и не слышал никого и ничего. Кто теперь ему поможет? Кто? Он даже не заметил, как бесшумно вошла Нина, села рядом.
Она достала деньги и протянула их Грише:
– На!
Увидев деньги, он покачал головой:
– Нет, я не возьму.
– Возьмешь, – тихо сказала она.
Он снова покачал головой.
– Это твои, квартирные! Ты сама говорила – никогда и ни за что не одолжишь их никому.
Нина невесело засмеялась:
– Мало ли какую фигню я говорю! Нет у меня никаких квартирных денег. И еще долго-долго не будет. Да это и не важно.
– Не надо мне врать. Уходи! Сам влез во все это, сам выпутаюсь!
Нина склонилась в нему и прошептала:
– Нет, я никуда не уйду. Понимаешь? Никуда от тебя не уйду!
Она нежно провела рукой по его лицу. А потом поцеловала. Сама. Первая.
Про деньги он напрочь забыл. Он просто целовал Нину и думал – есть же на земле счастье! Вот такое – огромное, свалившееся внезапно, в тот самый момент, когда ты уже ничего-ничего не ждешь от жизни… Он забыл про Ахмеда, про Воронкова, про ларек, про бандитов, про вечные унижения. И даже про испанского переводчика, который отравлял ему жизнь незримым своим присутствием.
Нет никакого переводчика.
Никого на свете нет. Только он. И она.
Он целовал губы Нины, ее тело.
И она отвечала ему ласками.
И было все это так долго и прекрасно, что Грише ночь с Ниной показалась вечностью. Все, что было до этой вечности, было забыто.
Над их кроватью висела картина с маками. Грише казалось, что лежат они на земле, посреди прекрасного макового поля. И солнце ярко сияет над ними. И птицы поют. И этот мир – только для них двоих. Для него. И для нее… И весь он в этом дне растворен – в этом небе, в ослепительно зеленой траве, в алых маках, в бездонных глазах Нины.
Когда он проснулся утром, Нины рядом не было… Простыня пахла ее духами и только это говорило ему, что то был не сон. А правда.
Под подушкой он обнаружил деньги. Гриша вскочил с кровати, точно деньги обожгли ему руки…
ГОЛОС ГРИШИ:
– Я их взял, эти деньги. И меня не убили. Я взял их, но Нина исчезла, просто пропала… Она очень любила другого. А я ее. В ту ночь и она, и весь мир пахли духами «Турбуленс». Она сама была, как духи. Вот она есть. И вот ее нет. Испарилась.
Ира шла пешком по утренним улицам города. Она шла и знала, куда и для чего идет. И это было ужасно. Но она для себя уже все решила. Все обдумала. И этот поход был единственно возможным выходом из ситуации. Так ей казалось.
Ира шла и не видела, как за ней бесшумно следует машина Гены. Ни на секунду он не упустил ее из виду. Он следовал за ней по пятам. Наконец она останавливается у дверей больницы. Медленно поднимается по ступеням, точно несет тяжелейший груз.
Гена видел дверь, куда вошла Ира. Он постоял несколько минут в нерешительности и выскочил из машины.
…Ира покорно следовала по больничному коридору за строгой медсестрой. Каждый шаг давался ей с трудом.
«Что я делаю! Боже мой, что же я делаю! Ведь этот ребенок ни в чем не виноват! Как мне остановиться? Как заставить себя повернуть назад?»
Девушка чуть замедлила шаг, но медсестра поторопила ее:
– Пожалуйста, скорее! Врач сегодня только до часу дня! Вы же хотите успеть? Она ждет вас в операционной!
Ира прибавила шаг.
И вдруг на другом конце коридора появился Гена. Сначала она это почувствовала. А потом…
Потом он окликнул ее:
– Ира! Вернись! Ира, не делай этого! Ира, слышишь?
Она повернулась к нему… Она так ждала этих слов!
ГОЛОС ГРИШИ:
– Нина появилась через неделю. И когда я… Когда я опять хотел быть с ней, она сказала, что это получилось случайно, что она этого не хотела. И что вся эта ночь была только для того, чтобы меня спасти…
Лучше бы Ахмед убил меня! Да, так было бы лучше!
По телевизору идет фильм «В джазе только девушки», Мерилин Монро поет песню «I wanna be loved by you». Гриша обнял Нину, пытаясь уложить на кровать. Она резко оттолкнула его:
– Понимаешь, мне противно!
– Только со мной?
– С друзьями это делать противно! Невозможно! Как ты не понимаешь! Кто у меня ближе тебя? Кто? Ты мне как родной!
– Что, я противнее всех на свете? – закричал он.
– Да! То есть что я говорю! Нет, конечно нет! Но прошу, никогда про это не говори! И забудь то, что было однажды!
– Нет! Не забуду1 И не собираюсь забывать!
– Давай кино смотреть! – Нина села на диван.
На экране все еще пела Монро.
– Я лучше пою, правда? – хотела пошутить Нина.
– Нет, поешь ты хуже! Но спать я хочу с тобой. Всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63