Нина отлетела к стене.
– Ты… ты… А я еще про тебя написала в дневнике в тот день, когда мы познакомилась: «Сегодня один дурак подарил мне цветы». Я ни про кого такого не писала!
Она заплакала и убежала. А он остался сидеть на ступеньках, так и не поняв, как такое могло случиться.
Дома Гриша застал Терещенко. Серега играл на гармони и пел прощальные частушки. Потом они сидели в темной кухне. Терещенко уже был в пальто, на голову нахлобучена шапка. На полу стояла его зачехленная гармоника, рядом – старенький чемоданчик.
– Гриня, дружок, – заговорил Серега, – до мамы еду. Она одна на белом свете. До хаты своей еду. Может, жена простит меня? Дочек повидаю! Ну его, искусство, все чужое тут. Я ж не Нина твоя – таланту нема. А у ней все сложится. И у вас с ней – тоже. Поеду, Гриня. Успею маму повидать. Она хорошая.
Гриша обнял Терещенко и горько заплакал.
– А ты не плачь, Гриня. Москва слезам не верит, – похлопал его по плечу Серега.
Зареванная Нина вошла к себе в каморку, сняла портрет любимого со стены.
– Ты очень хороший. Ты замечательный, – сказала она красавцу-переводчику. – Дай бог здоровья тебе, твоей жене и твоим детям. Но понимаешь… Так получилось… Я даже не знаю, как тебе объяснить… Прости меня – я полюбила другого!
С этими словами она положила портрет в ящик тумбочки и задвинула этот ящик, точно навсегда закрыла свое прошлое…
Посетителей в кафе уже не было. Эля убирала со столов и рассказывала Нине:
– А еще однажды шла я по улице – злая-презлая. Мне навстречу – грузовик. И тормозит на перекрестке. Вижу, у него на лобовом стекле надпись: «Улыбнись мне, незнакомка!» Я так расхохоталась! А шоферу только того и надо. Заулыбался, руками замахал! Понимаю, не одна я такая незнакомка – а мне вдруг так тепло на душе стало! Будто этот шофер меня полюбил, меня одну – и никого больше. Как же мы все любви-то боимся! Как мы этого стесняемся. Гордые все. Или, скорее, глупые… Мой Смирнов, например, никогда просто так не улыбнется и про любовь ни слова не скажет. Он серьезный человек. Он у меня, как в том анекдоте – англичанин идет в гости с чувством собственного достоинства и уходит из гостей с чувством собственного достоинства. И думает при этом: «А не потерял ли я чувства собственного достоинства?» Определенно, он – англичанин. А я – нет. Оттого ничего у нас и не складывается.
Нина, наигрывавшая какую-то мелодию, перестала играть:
– Эля! А вот если бы тебе один человек обручальное кольцо подарил, ты бы что сделала?
– Обручальное кольцо! Мне? Я бы сошла с ума от радости, – честно призналась толстушка Эля.
– А я не сошла, – задумчиво сказала Нина.
– Кто подарил-то? Кольцо дорогое? – заинтересовалась подруга.
– Откуда я знаю! Золотое. Дорогое, наверное. Какая разница, кто подарил!
– И где оно? – навострила уши Эля.
– Оно в одном ресторане упало на пол и укатилось. Вот ты бы что сделала на моем месте?
– Да я бы на карачках проползла весь ресторан, но его нашла.
– Нет, ты понимаешь… Я сама его выбросила. Красиво, да? – печально усмехнулась Нина.
Но Эля уже стояла рядом с ней как живой укор:
– Идиотка! Где тот ресторан?
Нина пожала плечами.
Эля угрожающе склонилась над ней:
– А где тот человек?
В старенькой квартире Гены теперь все по-другому – новые обои, много цветов. А вот попугай Кеша вернулся на место и снова просит еды.
Гена и Ира ели пельмени.
– Может, пельмени ему все-таки можно? – спросила сердобольная Ира.
– Не вздумай его баловать, – покачал головой Гена, – ешь сама.
– Вкусно! Я никогда так не научусь! – искренне призналась Ира, доедая домашние Генины пельмени.
– Ну это мы еще посмотрим. Согласен давать тебе бесплатные уроки по кулинарному мастерству.
– Чур, тогда я убираю посуду!
– Возражений нет.
Ира встала из-за стола, собрала тарелки, понесла на кухню.
Гена тем временем открыл створки шкафа, достал длинный сверток.
– Что это? Очередной сюрприз? – вернувшись, спросила Ира.
– Ты угадала. На. Посмотри.
Ира развернула упаковку. И ахнула. Это была подзорная труба. Настоящая!
– Ты мечтала иметь попугая и подзорную трубу. Мне приятно чувствовать себя волшебником, исполняющим твои желания. Пусть даже давние.
Ира обняла его:
– В конце концов неважно, когда исполняется желание. Важно, что оно исполнилось. Но что мне с ней делать? Я больше не мечтаю стать пиратом!
– Знаешь, я так подумал… Это, наверное, все-таки не тебе. А ему, нашему малышу. Вдруг пиратом захочет быть он?
Ира снова улыбнулась:
– А если это будет девочка?
– Какая разница? Девчонки ведь тоже мечтают быть пиратами – ты это по себе знаешь!
Гена подвел Иру к окну. И они вместе стали смотреть в подзорную трубу – дети играли в мяч, молодые мамы везли своих чад в колясках…
Ира положила голову на плечо Гены. Как все-таки хорошо, что не Кирилл, а он, Гена, будет отцом ее ребенка!
Попугай Кеша в клетке кричал: «Улыбнись скорей! Покорми Кешу!»
Но они его не слышали…
– Ты обещала! Ты слово дала! – наступал на Нину Эрик.
– Обязательно ехать завтра? – спросила она.
– У человека юбилей. Хочет отметить в кругу друзей на даче. Ты им понравилась. Как певица. Что тут такого? Я не понимаю! Споешь для них, и все. Сделаешь людям приятно. Им приятно – тебе деньги. Мне долг отдашь… – Он хитро прищурился. – Ты ведь должна отдать мне долг? А?
– Да, конечно, – спохватилась Нина, – я поеду…
– Солнце мое, ты просто умница! – просиял Эрик.
А Нина стала угрюмей тучи. Она-то знала публику, которая водится с Эриком. И то, как они любят «отдыхать», тоже знала.
Но надо было выплатить долг…
Гриша подметал улицу. Увидав проезжающую машину, остановился. Ему показалось, что в машине Воронков!
Это и впрямь было так. Везла Лешу дама, которую Нина с Гришей видели в ресторане. Не первой, честно сказать, молодости.
– Не волнуйся, – говорила она, – все я для тебя сделаю. И регистрацию. И поживешь пока у меня. Я одна. Квартира большая. Дочка замужем за границей, она тебе ровесница. Все что пожелаешь! Очень мне одиноко, Алексей.
– Все, чего пожелаю? – посмотрел на нее Воронков так, как посмотрел бы недоверчиво на померещившуюся золотую рыбку. – А ты мне не кажешься? Ты есть?
– Я есть, – взволнованно прошептала дама, хватая его за руку, и сжала ее жадными пальцами. – Только ты не уходи, не исчезай.
– Никуда я не уйду, – обречено сказал Воронков и, отвернувшись к окну, неслышно для нее прошептал: – До самой твоей смерти.
– Вот и славно. – Она надавила на газ, и машина помчалась быстро-быстро и вскоре потерялась из виду…
…Гриша не выдержал и пришел в кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Ты… ты… А я еще про тебя написала в дневнике в тот день, когда мы познакомилась: «Сегодня один дурак подарил мне цветы». Я ни про кого такого не писала!
Она заплакала и убежала. А он остался сидеть на ступеньках, так и не поняв, как такое могло случиться.
Дома Гриша застал Терещенко. Серега играл на гармони и пел прощальные частушки. Потом они сидели в темной кухне. Терещенко уже был в пальто, на голову нахлобучена шапка. На полу стояла его зачехленная гармоника, рядом – старенький чемоданчик.
– Гриня, дружок, – заговорил Серега, – до мамы еду. Она одна на белом свете. До хаты своей еду. Может, жена простит меня? Дочек повидаю! Ну его, искусство, все чужое тут. Я ж не Нина твоя – таланту нема. А у ней все сложится. И у вас с ней – тоже. Поеду, Гриня. Успею маму повидать. Она хорошая.
Гриша обнял Терещенко и горько заплакал.
– А ты не плачь, Гриня. Москва слезам не верит, – похлопал его по плечу Серега.
Зареванная Нина вошла к себе в каморку, сняла портрет любимого со стены.
– Ты очень хороший. Ты замечательный, – сказала она красавцу-переводчику. – Дай бог здоровья тебе, твоей жене и твоим детям. Но понимаешь… Так получилось… Я даже не знаю, как тебе объяснить… Прости меня – я полюбила другого!
С этими словами она положила портрет в ящик тумбочки и задвинула этот ящик, точно навсегда закрыла свое прошлое…
Посетителей в кафе уже не было. Эля убирала со столов и рассказывала Нине:
– А еще однажды шла я по улице – злая-презлая. Мне навстречу – грузовик. И тормозит на перекрестке. Вижу, у него на лобовом стекле надпись: «Улыбнись мне, незнакомка!» Я так расхохоталась! А шоферу только того и надо. Заулыбался, руками замахал! Понимаю, не одна я такая незнакомка – а мне вдруг так тепло на душе стало! Будто этот шофер меня полюбил, меня одну – и никого больше. Как же мы все любви-то боимся! Как мы этого стесняемся. Гордые все. Или, скорее, глупые… Мой Смирнов, например, никогда просто так не улыбнется и про любовь ни слова не скажет. Он серьезный человек. Он у меня, как в том анекдоте – англичанин идет в гости с чувством собственного достоинства и уходит из гостей с чувством собственного достоинства. И думает при этом: «А не потерял ли я чувства собственного достоинства?» Определенно, он – англичанин. А я – нет. Оттого ничего у нас и не складывается.
Нина, наигрывавшая какую-то мелодию, перестала играть:
– Эля! А вот если бы тебе один человек обручальное кольцо подарил, ты бы что сделала?
– Обручальное кольцо! Мне? Я бы сошла с ума от радости, – честно призналась толстушка Эля.
– А я не сошла, – задумчиво сказала Нина.
– Кто подарил-то? Кольцо дорогое? – заинтересовалась подруга.
– Откуда я знаю! Золотое. Дорогое, наверное. Какая разница, кто подарил!
– И где оно? – навострила уши Эля.
– Оно в одном ресторане упало на пол и укатилось. Вот ты бы что сделала на моем месте?
– Да я бы на карачках проползла весь ресторан, но его нашла.
– Нет, ты понимаешь… Я сама его выбросила. Красиво, да? – печально усмехнулась Нина.
Но Эля уже стояла рядом с ней как живой укор:
– Идиотка! Где тот ресторан?
Нина пожала плечами.
Эля угрожающе склонилась над ней:
– А где тот человек?
В старенькой квартире Гены теперь все по-другому – новые обои, много цветов. А вот попугай Кеша вернулся на место и снова просит еды.
Гена и Ира ели пельмени.
– Может, пельмени ему все-таки можно? – спросила сердобольная Ира.
– Не вздумай его баловать, – покачал головой Гена, – ешь сама.
– Вкусно! Я никогда так не научусь! – искренне призналась Ира, доедая домашние Генины пельмени.
– Ну это мы еще посмотрим. Согласен давать тебе бесплатные уроки по кулинарному мастерству.
– Чур, тогда я убираю посуду!
– Возражений нет.
Ира встала из-за стола, собрала тарелки, понесла на кухню.
Гена тем временем открыл створки шкафа, достал длинный сверток.
– Что это? Очередной сюрприз? – вернувшись, спросила Ира.
– Ты угадала. На. Посмотри.
Ира развернула упаковку. И ахнула. Это была подзорная труба. Настоящая!
– Ты мечтала иметь попугая и подзорную трубу. Мне приятно чувствовать себя волшебником, исполняющим твои желания. Пусть даже давние.
Ира обняла его:
– В конце концов неважно, когда исполняется желание. Важно, что оно исполнилось. Но что мне с ней делать? Я больше не мечтаю стать пиратом!
– Знаешь, я так подумал… Это, наверное, все-таки не тебе. А ему, нашему малышу. Вдруг пиратом захочет быть он?
Ира снова улыбнулась:
– А если это будет девочка?
– Какая разница? Девчонки ведь тоже мечтают быть пиратами – ты это по себе знаешь!
Гена подвел Иру к окну. И они вместе стали смотреть в подзорную трубу – дети играли в мяч, молодые мамы везли своих чад в колясках…
Ира положила голову на плечо Гены. Как все-таки хорошо, что не Кирилл, а он, Гена, будет отцом ее ребенка!
Попугай Кеша в клетке кричал: «Улыбнись скорей! Покорми Кешу!»
Но они его не слышали…
– Ты обещала! Ты слово дала! – наступал на Нину Эрик.
– Обязательно ехать завтра? – спросила она.
– У человека юбилей. Хочет отметить в кругу друзей на даче. Ты им понравилась. Как певица. Что тут такого? Я не понимаю! Споешь для них, и все. Сделаешь людям приятно. Им приятно – тебе деньги. Мне долг отдашь… – Он хитро прищурился. – Ты ведь должна отдать мне долг? А?
– Да, конечно, – спохватилась Нина, – я поеду…
– Солнце мое, ты просто умница! – просиял Эрик.
А Нина стала угрюмей тучи. Она-то знала публику, которая водится с Эриком. И то, как они любят «отдыхать», тоже знала.
Но надо было выплатить долг…
Гриша подметал улицу. Увидав проезжающую машину, остановился. Ему показалось, что в машине Воронков!
Это и впрямь было так. Везла Лешу дама, которую Нина с Гришей видели в ресторане. Не первой, честно сказать, молодости.
– Не волнуйся, – говорила она, – все я для тебя сделаю. И регистрацию. И поживешь пока у меня. Я одна. Квартира большая. Дочка замужем за границей, она тебе ровесница. Все что пожелаешь! Очень мне одиноко, Алексей.
– Все, чего пожелаю? – посмотрел на нее Воронков так, как посмотрел бы недоверчиво на померещившуюся золотую рыбку. – А ты мне не кажешься? Ты есть?
– Я есть, – взволнованно прошептала дама, хватая его за руку, и сжала ее жадными пальцами. – Только ты не уходи, не исчезай.
– Никуда я не уйду, – обречено сказал Воронков и, отвернувшись к окну, неслышно для нее прошептал: – До самой твоей смерти.
– Вот и славно. – Она надавила на газ, и машина помчалась быстро-быстро и вскоре потерялась из виду…
…Гриша не выдержал и пришел в кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63