Я отдала Юди письма, которые написала своим. Она согласилась выслать их из Франкфурта. И пока я помогала ей в приятном и в то же время таком горьком для меня занятии – упаковывании вещей, – мы все время разговаривали об Америке. Ни она, ни я не знали, что ей удастся сделать для меня. Не знали мы также, сможет ли приятель Рашида перевезти меня и Махтаб в Турцию, но Юди была полна решимости сделать для нас все, что будет в ее силах.
– У меня есть еще знакомые, с которыми я свяжусь, – пообещала она.
Муди был в восторге от вечера.
– Рашид предложил мне работу в клинике, – радостно сообщил он.
Было уже поздно, когда мы стали прощаться. С Юди мы расставались со слезами на глазах, не зная, встретимся ли когда-нибудь еще.
Амми Бозорг привыкла, что все родственники собираются в ее доме в пятницу, в праздничный день, но Муди, все более охладевая к своей сестре, объявил ей однажды, что у нас на пятницу другие планы.
Услышав это, Амми Бозорг в четверг вечером тяжело расхворалась.
– Мама умирает, – сообщила Зухра Муди по телефону, – ты должен приехать и провести с ней эти последние минуты жизни.
Муди прекрасно знал коварный характер своей сестры, но тем не менее забеспокоился. Он поймал такси, и мы поехали. Зухра и Ферест торжественно проводили нас в спальню матери, где Амми Бозорг возлежала на полу. Голова ее была закручена разными тряпками, а сама она была укрыта двадцатисантиметровым слоем одеял и то и дело вытирала выступавший на лбу пот. Она извивалась, как в агонии, и беспрерывно стонала: – Умираю, умираю!
Возле нее сидели Маджид и Реза; другие родственники были уже в пути.
Муди тщательно обследовал сестру, но никаких признаков заболевания не нашел. Он шепнул мне, что она вспотела не от температуры, а от одеял. Однако она по-прежнему стонала, говорила, что у нее болит все тело, что она умирает.
Зухра и Ферест приготовили куриный бульон. Они принесли его в комнату умирающей, и все семейство умоляло Амми Бозорг хоть немного поесть. Младший сын, Маджид, сумел донести до ее рта ложку бульона, но Амми Бозорг сжала губы и не желала разомкнуть их.
В конце концов Маджид упросил ее проглотить хотя бы одну ложку. Когда она совершила это, в комнате раздался триумфальный возглас облегчения.
Всю ночь и весь день продолжалось дежурство возле умирающей. Баба Наджи не очень часто заглядывал в комнату, потому что большую часть времени у него занимали молитвы и чтение Корана.
Муди, Махтаб и меня все сильнее раздражала эта очевидная симуляция. Мы с Махтаб хотели уйти, но Муди снова разрывался между нами и родственниками, почитание которых в конце концов взяло верх над здравым рассудком. Амми Бозорг оставалась на ложе весь вечер в пятницу.
Наконец, доверившись воле Аллаха, она встала со своего матраса и заявила, что немедленно отправится в паломничество к святому городу Мешхеду, на северо-востоке страны, где находится мечеть, известная своей оздоровительной силой. В субботу весь клан проводил вполне бодрую Амми Бозорг в аэропорт и посадил ее в самолет. Растроганные женщины плакали, мужчины перебирали четки и молились, чтобы свершилось чудо.
Муди играл свою роль до конца, исполняя свои обязанности, но, когда мы остались одни, он проворчал:
– Она все это придумала.
Наступил ноябрь. Утренние заморозки в непрогретом помещении предупреждали, что зима в Тегеране может быть столь же докучливой, как и знойное лето. Мы приехали сюда совершенно не подготовленными к зиме. Для Махтаб необходимо было купить теплое пальто. К моему возмущению, Муди усомнился в необходимости этой покупки. Я поняла, что у него произошел новый сдвиг на почве денег.
План с моим братом Джимом не удался. Он позвонил недели через две после отъезда Юди и выполнил все мои инструкции, сказав Муди, что отец очень болен и что близкие собрали деньги нам на билеты.
– Высылать их вам? – спросил он Муди. – Какую дату поставить?
– Это хитрость! – рявкнул Муди по телефону. – Она никуда не поедет, потому что я не пущу ее.
Он бросил трубку и выместил свою злобу на мне.
Мы яростно ссорились из-за денег. Обещание работы в клинике Рашида так и не реализовалось. Я подозревала, что это было лишь ничего не значащее предложение, та'ароф.
Диплом Муди продолжал почивать в ящике стола, а сам Муди твердил, что не может устроиться на работу по моей вине.
– Я должен сидеть дома, чтобы стеречь тебя, – говорил он, и его придирки становились все более бессмысленными. – Для тебя нужна опекунша. Из-за тебя я не могу сделать ни шага. CIA следит за мной, потому что ты сделала что-то и твои родственники начали искать тебя и Махтаб.
– Почему ты думаешь, что меня ищут родственники?
Его взгляд был красноречивее ответа. Когда он поверит и вообще поверит ли, что я не буду пытаться бежать? Разве что, избивая, поймет, что я окончательно смирилась.
Муди обманом затащил меня в Иран, но сейчас он не знал, что со мною делать.
– Я хочу, чтобы ты написала в Америку своим родителям, – потребовал он, – и попросила их выслать сюда все наши вещи.
Как трудно мне было писать такое письмо! Мучительно еще и потому, что Муди заглядывал через плечо и читал каждое слово. Мне оставалось только надеяться, что мои родители этих желаний не выполнят.
Когда я закончила, Муди наконец согласился купить пальто для Махтаб. Насерин с Амиром должны были сопровождать нас в магазины.
Зная, что Насерин была настоящим агентом и стражем, Муди решил остаться дома. Он потащился в спальню, чтобы погрузиться в полуденную дрему. Мы уже собирались выйти, как вдруг зазвонил телефон.
– Это тебя, – сказала подозрительно Насерин, – какая-то женщина говорит по-английски.
Она передала мне трубку и осталась дежурить возле меня.
– Это Хелен, – услышала я.
Меня поразило, что кто-то из посольства звонит мне сюда, и я сделала над собой усилие, пытаясь скрыть от Насерин, что узнала звонившего.
– Я должна с вами поговорить, – сообщила Хелен.
– Вы ошиблись, – ответила я.
Хелен пропустила мимо ушей это замечание, зная мою сложную ситуацию.
– Мне не хотелось звонить вам домой, – объясняла она, – но кто-то связался с нами по вашему делу и мне необходимо с вами поговорить. Позвоните мне, пожалуйста, или приезжайте как можно быстрее.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – твердила я, – это ошибка. – И положила трубку.
Насерин повернулась, стремглав побежала в нашу спальню и разбудила Муди.
– Кто звонил?! – заревел Муди.
– Не знаю, – выдавила я из себя, – какая-то женщина. Я не знаю, кто это был.
Муди вышел из себя.
– Ты знаешь! – орал он. – И я тоже хочу знать!
– Я действительно не знаю, – ответила я, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие и маневрируя так, чтобы своим телом защитить Махтаб на случай, если бы он снова начал драться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97