Остальные правоверные вместе с Амми Бозорг также занялись приготовлениями, и уже спустя минуту в соседней комнате монотонно зашуршали четки.
Позже Амми Бозорг призналась, что ей очень понравилась Элен.
– Машаллах! – обратилась она к Муди. – Как вдохновенно она молится, Аллах вознаградит ее.
Во второй половине этого праздничного дня Муди разговорился с Мараши – одним из кузенов Насерин, который тоже был врачом.
– Почему ты не работаешь? – спросил Мараши.
– Вопрос с моими документами еще не выяснен, – ответил Муди.
– Я поговорю в больнице. Нам нужен анестезиолог.
Радость Муди была безгранична. Во всяком случае эта работа казалась реальной. Муди, правда, хоть и ленив, но в то же время достаточно квалифицированный врач. Для него важны были не только деньги, но и авторитет, которым пользуются врачи в Иране.
Когда я задумалась над таким стечением обстоятельств, то пришла к выводу, что мне это выгодно. Уже сейчас у меня было немного свободы, хотя и недостаточно. Со временем Муди понял, что постоянно караулить меня – это довольно трудная задача. Он вынужден был постепенно расширять диапазон моей свободы, чтобы облегчить свою и без того запутанную жизнь.
Если бы сейчас Муди пошел на работу, я бы могла передвигаться значительно свободнее. К тому же, возможно, это укрепило бы его ослабевающее чувство собственного достоинства.
Вторую неделю праздника Навруз мы провели в так называемом «отпуске» у Каспийского моря, простирающегося на север от Тегерана и составляющего часть ирано-российской границы. Брат Эссей работал в министерстве по делам исламизации, которое конфисковало все имущество шаха. Он предложил родственникам воспользоваться отдыхом на одной из прежних вилл монарха. При этом он описывал чудеса и богатства, которые окружали шаха.
Если бы я только сейчас приехала в Иран, на меня это произвело бы впечатление. Вилла шаха! Но я уже знала слишком многое, чтобы верить в россказни о роскоши в республике аятоллы.
Прежде всего мое представление о неделе отпуска начиналось с того, что я буду одной из двадцати шести человек, втиснутых в три автомобиля. И все-таки я радовалась, что появилась возможность познакомиться с окрестностями города. Я знала, что Иран – большая страна, но не имела понятия, какое огромное пространство нам с Махтаб предстоит преодолеть, пока мы когда-нибудь выберемся отсюда. Во время путешествия я на все обращала внимание, запоминала мельчайшие детали, хотя и не знала, могут ли они нам пригодиться.
По дороге, созерцая пейзаж, я испытывала все меньше желания ехать на этот отдых. Виды, правда, открывались восхитительные, но это была красота огромных горных цепей, более высоких и более изрезанных, чем Скалистые горы на западе Соединенных Штатов. Они окружали Тегеран со всех сторон, точно город был в западне. Зажатая в перегруженной машине, я часами следила за подымающимися все выше и круче обрывистыми скалами и наконец погрузилась в меланхолическую беседу сама с собой.
А вдруг за эту неделю представится какая-нибудь счастливая оказия, и мы с Махтаб вырвемся на свободу!.. Мы могли бы пробраться на какой-нибудь корабль, переплыть Каспийское море и оказаться в…
В России!
Неважно где! Лишь бы выбраться отсюда.
Все эти размышления привели меня к ужаснейшему выводу. Я поняла, что с каждым днем впадаю все в более глубокий пессимизм, разочарование, панику. Муди тоже нервничал. Возможно, это была подсознательная реакция на мое угнетенное состояние.
Я боялась, что если в ближайшее время не произойдет ничего хорошего, то может случиться что-нибудь плохое.
Вилла шаха, как я и предполагала, оказалась совершенно разграбленной. Все, что напоминало о западной цивилизации, исчезло, включая мебель. Когда-то дом, наверное, производил большое впечатление, сейчас же от него осталась лишь оболочка. После ужина все улеглись спать на полу. Поскольку с нами были мужчины (возле меня спал сам ага Хаким), мне следовало всю ночь быть одетой в обязательную униформу, и я старалась как-нибудь уснуть в застегнутом пальто и платке.
Через открытые окна с моря дул холодный ветер весенней ночи. Мы с Махтаб дрожали и ворочались с боку на бок, в то время как наши иранские родственники спали сном праведников.
Утром мы узнали, что во всей округе засуха. Большую часть дня в целях экономии не подавали воду, в результате первое утро своего «отпуска» я вместе с другими женщинами провела во дворе за мытьем овощей и салатов в единственной бочке с холодной водой. Мужчины допоздна спали, а потом сновали по двору, присматриваясь к нашей работе.
После завтрака мужчины отправились на конную прогулку. Женщины же прогуливались по пляжу, когда-то, должно быть, прекрасному, а сейчас заваленному мусором и всяческими нечистотами.
Неделя длилась немилосердно долго. Возникали все новые неудобства и множились унижения. Мы с Махтаб каким-то образом выдерживали это, понимая, что выхода нет. Мы уже привыкли.
Приход весны принес одновременно и оптимизм, и депрессию. Скоро с гор сойдет снег. Сможет ли знакомый Рашида переправить нас в Турцию? Мягкая погода создавала возможности действовать. Но наступление новой поры года отчетливо напомнило мне, как давно мы очутились в заключении. Мы с Махтаб находились в иранской западне уже более семи месяцев.
По возвращении в Тегеран Муди узнал, что ему предоставили работу в клинике. Он был настолько возбужден, что целый день бегал по дому, шутил с Махтаб и со мной, что случалось редко, пылал нежностью и любовью, которые когда-то (так давно!) привлекли меня.
– Правда, нет еще некоторых документов, – признался он, – они примут меня на работу. Им нужен анестезиолог. Когда бумаги будут в порядке, они заплатят мне за весь период работы.
Но к концу дня его энтузиазм угас. Он задумался. Я безошибочно читала его мысли. Как он мог пойти на работу и одновременно караулить меня? Я оставила его одного, пусть подумает. Режим работы в клинике не был напряженным. Муди будет занят не каждый день, и даже в случае его отсутствия я все равно остаюсь под контролем. Насерин будет докладывать, когда я ухожу и прихожу. Я должна была возвращаться сразу же после окончания уроков Махтаб, чтобы присматривать за Амиром, потому что Насерин уходила в университет. Исключением в этом расписании были мои занятия по четвергам. В этот день Насерин приходилось заниматься Амиром самой.
Я чувствовала, что у Муди просто раскалывается голова. Можно ли мне верить? Но ничего другого не оставалось. Иначе ему пришлось бы забыть о работе.
– В четверг ты должна возвращаться домой сразу же после лекции по Корану, – сказал он. – Я буду проверять.
– Хорошо, – пообещала я.
И он еще раз порадовался мысли, что будет снова работать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97